Вместо 200 тысяч долларов

Тетелев Саид
В саду всегда было темно. И потому всегда нескучно.

Владу особенно нравилась эта веселость, это маленькое безумие, когда он, напуганный выдуманными им самим страшилками, мчался от одного входа сада до противоположного.

Влад, как он признается сейчас, сильно постарев, не хотел быть, да и не был каким-то особенным мальчиком. У него все было, как у других ребят, копошащихся на пыльном дворе с кусками железа и резиновыми полусдутыми мячами. У него не было стеклянного глаза, деревянной ноги или злой сварливой мачехи с носом-крючком. У него все было как у всех - в кармане грязный носовой платок, дома, где еще были родители, склад банковских резинок. В дальнем зубе у него была дырка, которая болела, если есть много сгущенки. А одна костяшка - среднего пальца на правой руке - у него была сбита. Естественно, он этим очень гордился, но друзья не воспринимали эту сбитую костяшку как какое-то особое достоинство.

Много раз в детстве он получал от отца по носу. Чаще - за дело, но бывало и просто так. И он принимал это просто. И, что очень важно, нос от этого никак не изменился. Когда из их квартиры выехала сестра, он получил в распоряжение целую комнату. И владел ею как полноправный хозяин. В одном углу он поставил клетку с большой и злой крысой. Крысу он дразнил и недокармливал специально. Интересно, но чем меньше он ее кормил, тем больше она становилась.

В другом углу, под своей кроватью он хранил пакет с бусинками. Он и забыл уже, зачем начал собирать их, ему тогда уже казалось, что занятие это - больше девчачье, да еще и довольно скучное. Выбросить пакет с бусинками или щедрой рукой подарить кому-то Влад долгое время не решался.

В третьем углу стояла лампа, рядом с ней - ненавистная парта. За партой Влад изредка читал. Книги он не любил, даже чурался их. В его руках книга сама расклеивалась, листы в ней сминались, а на обложке обязательно появлялись жирные пятна. Четвертый же угол был пустой. Кода в нем не стоял, понурив голову, сам Влад. В этом положении он обычно тихонько насвистывал, потому что никто из родителей и помыслить не мог зайти к нему в комнату, проверить, стоит ли он на месте. Влад стоял только из чувства справедливости, не зря же на его маленькую особу потратили столько сил. Когда он приходил к выводу, что искупил свой проступок, Влад просто отворачивался от угла и шел в центр комнаты. Долго, будто невидящими глазами он осматривал свои владения, а потом принимал решение чем-то заняться. И шел гулять или садился за уроки. Или, иногда, неспешно выходил из своей комнаты, чтобы успеть на ужин. При этом ел он с совершенно отсутствующим лицом, как в забытьи. А родители встречали его за столом, не вспоминая ни его шалости, ни его наказания.

- Влад, подай салфетку.

- Не тяни локтем скатерть.

- Я твоего учителя встретил. Шел, шатался, пьяный как свинья. Отчего он так пьет?

- Куда тебе столько сахару?

- Отбивная вкусная.

Влад выходил с кухни весь пропахший подгоревшим маслом. В левой ладони у него было два кубика сахара. Никто не спросит про эти два кубика.

После ужина он шел на улицу. Почти в любую погоду. Из-за того, что он очень сильно нуждался в свежем воздухе. Если он вечером оставался в квартире, у него ужасно начинала болеть голова. Ну, не так уж и ужасно, но болела. Он даже несколько раз рискнул пожаловаться матери, она его выслушивала и прикладывала запястье ко лбу.

- Все хорошо.

Для себя он решил больше гулять. Летом, зимою, в вечернем сумраке боль уходила. Детей во дворе не было, все делали уроки. А он их делал быстро, хоть и неохотно. Не нравились ему эти задания, запятые, параграфы в учебнике по истории, контурные карты. После получасового кропотливого сидения за партой с вытянувшимся от скуки лицом получалось сносно, но не идеально расправиться с домашним заданием, и за это в школе он считался крепким середнячком. А на улице его побаивались. Те самые друзья, которые не видели в нем ничего особенного, все же не соглашались погулять с ним вечером, до поздней ночи, до полнолуния. Родители не разрешают.

И он гулял все чаще один. Днём, даже в выходной день, он старался сидеть дома. А когда стал чуть старше, буквально на полгодика, вообще перестал выходить раньше заката. Под глазами его образовались тени, а сами глаза начали слезиться, но не сильно. Небольшая странность его не вызывала ни у кого опасений.

Поздним вечером он начинал свою прогулку с того, что несколько раз обходил здание заброшенного склада с покатой крышей. В этом складе-ангаре уже годы гнило кем-то забытое что-то. Поэтому вокруг склада постоянно шуршали крысы. Огромные. Влад мечтал, что когда-нибудь и его крыса вырастет такой же злобной как ее дикие собратья. И он выпустит ее здесь, возле склада. И будет наблюдать за битвой не на жизнь, а на смерть.

После посещения крысиного княжества Влад шел гулять по саду. Садом назывался маленький кусочек леса, оставленный посреди города как украшение. Хотя после десяти-пятнадцати минут быстрым шагом можно было дойти до настоящего леса, стеной стоявшего вокруг города. Леса глухого, но при этом не менее грязного. Грязь между его деревьев размножалась с помощью грубых мозолистых рук, под широкими, криво постриженными ногтями которых тоже была она - грязь.

А в саду было чисто. И не скучно. До сада даже иногда добирались белки, все в дорожной пыли. Они сразу же вскарабкивались на одно из садовых деревьев. Увы, чтобы только упасть оттуда через неделю или две. Охота мальчишек на белок никем не запрещалась. Как и на птиц. Поэтому в саду всегда было тихо, необычно тихо.

Влад лежал на скамье, ловко устроившись на двух из шести уцелевших деревянных перекладинах, спасавших каркас лавки от разрушения. Он лежал и смотрел на небо. Небо всегда ему, причем до самой старости, если не до самой смерти, казалось необычным. Когда небо было прозрачным, как вода в холодном быстром ручье, он разглядывал звезды. Городское освещение выключали в одиннадцать ночи. И небо приближалось к городу своим черным пузом, словно нарочно стараясь его показать во всей красе. Там были звезды и волшебное сияние. И черная пустота. И тишина. И полное молчание.

Когда вечер выдавался пасмурным, небо превращалось в море из пушистых серых волн. И хотелось в нем утонуть. Или хотя бы окунуть руку. Влад, лежа на скамье, протягивал руку к небу, к его гладкости и его туманной дали. А потом начинался дождь. Если было достаточно холодно - снег. Влад доставал из кармана маленький фонарик, который ему купили на день рождения. Самый лучший подарок в его жизни. Жизнь вообще не баловала его подарками. Он включал фонарик и направлял слабый луч вертикально вверх, любуясь, как сквозь столбик света пролетали снежинки или капли дождя.

В момент его возвращения родители спали. Весь дом словно впустил в свои коридоры мрак, вынырнувший из потоков влажного ночного воздуха. Иногда только мать ворчала сквозь сон из-за боли в желудке. Обходя расставленные в коридоре ловушки-стулья, Влад пробирался в свою комнату и, упав на кровать в одежде, быстро засыпал. Чтобы проснуться через три или четыре часа. В привычку у него постепенно вошел послеобеденный сон. Вернувшись из школы, он валился в постель и даже немного похрапывал от удовольствия.

Однажды, очнувшись от дневного сна, Влад почувствовал какую-то перемену. Новый запах. Новая тишина в его комнате. Догадался. Это потому, что больше не попискивает крыса. Он посмотрел на клетку. Влад надеялся увидеть довольную крысу, в полном расцвете сил, жующую попавшегося ей жирного таракана. Но нет. Крыса умерла. Влад подскочил к клетке. Она лежала пластом серой шерсти, упершись своим нежным носом в обрывки газет. Должно быть, её убил свинец, газетный свинец. Или тоска. Смертельная тоска. Или голод. Или то, что он так ее и не отнес к складам. Жалел, наверное.

Влад вытащил труп крысы, вложил его в большой конверт. В этом конверте бабушка ему прислала открытку с секретом. Как кстати он тогда сообразил открывать конверт с предельной осторожностью, чтобы не порвать. Крыса в конверте, конверт - в кармане. И Влад пошел к складу. Он должен был это сделать. Отнести ее туда, к сородичам, к братьям по крови. Жаль, жаль, это была ужасно злая крыса, она бы им обязательно показала.

Еще было довольно светло. Влад, держась в тени домов, направился к саду. Он думал по заведенному порядку пройти сад насквозь и немножко потянуть время. Крыса как будто немного потяжелела и стала оттягивать карман. Но бросить ее на улице при свете дня казалось ему кощунством.

Влад вошел в сад. Почти сразу сошел с садовой дорожки и начал плутать между деревьев. В саду было замечательно тихо.

Листья уже начали опадать, большие, плотные. Опадать неохотно.

- Что ты здесь ищешь?

Влад поднял свой задумчивый взгляд на девочку, стоявшую под низким молодым дубом. Он специально медлил с ответом. Неизвестно ведь, что она задумала.

- Чего ты молчишь? Язык проглотил?

Влад медленно расправил свои худые мальчишечьи плечи.

- А тебе какое дело-то? А?

Девочка улыбнулась. Она была немного старше его. Может быть, на полгода. Или просто выглядела старше. Кажется, она была чуть выше его. Её короткие темные волосы, неровно и некрасиво остриженные, только намеревались, через месяц или через два, коснуться ее плеч. Темные глаза ее смотрели насмешливо.

- А чего ты дерзишь? Захотела - спросила. Ну?

- Ну, ладно. Гуляю я тут. И всё.

Влад поправил свои волосы, цветом чуть светлее, чем у нее. Немного длинные волосы для мальчика. Они почти закрывали Владу уши.

- А что же у тебя в кармане? Пистолет?

Влад с невозмутимым видом потряс карманом своей жилетки, в котором лежал конверт.

- А ты что? Узнать хочешь?

- Угу.

- Ну, подходи.

Влад вытащил из кармана конверт. Конверт уже изрядно помялся в пути до сада. Девочка оттолкнулась от ствола дуба и медленно пошла к Владу. Влад даже немного затрясся от нетерпения. "Вот это я ловко". А сам спросил:

- Как тебя зовут?

- Я - Оксана. А тебя как?

- Влад. Ты подходи уже быстрее. Устал я ждать.

Оксана снова улыбнулась.

- Какой ты нетерпеливый!

Она оказалась совсем рядом с Владом. По ее блестящим глазам понятно было, что ей жутко интересно таинственное содержание пухлого конверта.

- Держи.

Влад протянул ей конверт и приготовился услышать колючий девчачий визг или неразборчивые причитания от страха.

Оксана нежно взяла конверт и поднесла к своему носу. Сквозь разрез она стала заглядывать внутрь.

- Ой, кажется, это мертвая крыса.

- Так и есть. - ответил удивленный Влад. "А визги? А маленький притворный обморок?" Он посмотрел на Оксану с великим подозрением. А девочка ли это вообще?

- Совсем целая. - продолжала Оксана. - Я таких целых и вблизи не видела. Чистенькая.

Она засунула палец в конверт и, наверное, погладила крысиный нос.

- Мне кажется, что она еще даже теплая.

Влад сложил руки на груди и важно произнес.

- Ее солнце нагрело. Я так думаю. Умерла она час назад. Или около того. А еще может быть, что она теплая от моего теплого кармана.

- А у тебя карман теплый? - Она звонко засмеялась. Влад замялся. Он хотел уже получить свою крысу обратно и уйти от навязчивой девочки. - Что ты собираешься с ней сделать? Не съесть же?

Теперь его новая знакомая казалась очень серьезной. Она важно протянула ему конверт.

- Нет. Я хочу, чтобы ее съели другие крысы. - Влад, не моргая, смотрел ей в лицо.

- Но ты же никого еще в жизни не хоронил?

И снова лукавая улыбка. Такая, будто эта девочка похоронила уже тысячу крыс и двух большеухих слона.

- Нет.

- Нам нельзя упускать такой шанс. Единственный шанс за все детство. - Оксана загорелась желанием устроить настоящие пышные похороны.

Примерно через двадцать минут двое, высказав все, что было уместно на крысиных похоронах, смотрели на небольшую ямку. В ямке лежал сверток из кленовых листьев, перемотанный одуванчиковыми стеблями.

- Пора. - Сказала Оксана.

- Оксана! Пора домой! Ты где?! Оксана! - низкий мужской голос надрывался метрах в двадцати от них.

- Это - меня. Я побежала. - Она вскочила, и как будто вместе с ней вскочил и побежал куда-то весь свободный воздух. По крайней мере, в груди у Влада что-то защемило, маленькая тоска.

Он остался сидеть один перед крошечной ямой. И он не знал, что делать. Пока не встал, пока не толкнул комья земли в ямку и не утрамбовал их там ботинком.



Влад стал выходить все раньше и раньше в парк, забросив учебу в дальний угол, туда, где теперь стояла пустая клетка. В которой не было крысы, отчего она стала невыносимо чистой.

Он встретил Оксану второй раз. В саду. Милая девочка. Сначала она изобразила, что совсем его не помнит. А потом все-таки поинтересовалась, как и недолго ли успокаивалась крысиная душа. В вечер их второй встречи они играли, как играют все дети. Как они играют в том возрасте, когда уже перестали быть маленькими, но ещё окончательно не повзрослели. Тонкая грань.

За минуту до того, как отец нетерпеливо позвал её домой, Оксана задала Владу вопрос:

- А кода ты уходишь домой? У тебя вообще есть дом?

- Конечно, у меня есть дом. - обидчиво проворчал Влад. Ему показалось, что она считает его бездомным сиротой. На самом деле так считает. Но потом он спохватился и нагнал лоску: Только я прихожу туда, когда сам захочу. И никто меня не зовет. Никто не ждет. Иногда даже всю ночь здесь гуляю. Когда захочу.

И это была самая настоящая правда. Весь фокус был в том, как ее подать. Естественно, без упоминания головной боли.

- И что же ты тут делаешь? По ночам? - Она улыбалась. Она улыбалась, и сердце его падало куда-то вниз с большой-пребольшой высоты.

- Я занимаюсь магией. Творю настоящие чудеса. Я... Я... Это тебе не крысу хоронить. - Оборвал грубо Влад. Он не был до конца уверен, что слова его прозвучали достаточно таинственно.

Кажется, она заинтересовалась. Она ничем себя не выдавала, лишь часто заморгала. Возможно, когда на доли секунды она закрывала глаза, она представляла уже себе всякие ужасные и прекрасные магические таинства. А потом ее позвали, и она умчалась. Как осенний лист, подгоняемый ветром.

На следующий же день она первым делом спросила Влада:

- И ты здесь каждый поздний вечер?

- Даже каждую ночь. - кивнул он многозначительно. Словно где-то здесь же, в кустах спрятан его личный маленький домик. Домик со стенами из светящегося кирпича и с дверью из вороной стали.

- А можно я тоже приду сюда вечером, поздним вечером? Я тоже хочу участвовать в настоящем волшебстве.

- Почему ты у меня спрашиваешь? Ты спроси у своих родителей. Отпустят они тебя? Я очень сильно сомневаюсь. - Оксана прикусила верхнюю губу.

- Посмотрим.

Вечером они расстались. Влад ходил кругами по саду и думал. "Что, если она придет сегодня же?". Как он ни старался, ни одной стоящей задумки, как поразить Оксану проявлениями истинной магии, в голову не приходило. Влад серьезно жалел, что крыса скончалась так рано. Ведь с помощью нее и длинной шелковой нитки разных фокусов можно было придумать две сотни. Он даже думал сходить к складу и поймать там крысу, похожую на ту, что они закопали. И изобразить воскрешение мертвых. Но передумал. Слишком опасно. Да и крысу, точь-в-точь похожую, за день не найдешь.

Влад лег на скамью. И уставился в небо. А планета вращалась у него за спиной. Она вращалась и с каждым оборотом вокруг своей оси постепенно приближалась к бездне. Стоп.

Это она появилась у него за спиной. Оксана. С горящими как звезды глазами. С пылающими как розы щеками. И все великолепие её маленького лица с легким наветом себялюбия видно было даже в сумраке надвигающейся ночи. Она обожгла его своим горячим дыханием. Она бежала и теперь захлебывалась сладким ночным воздухом. Нектар из этого воздуха оказался возле его сердца. И вся вселенная возликовала, подняв руки, оторвавшись от земли. Вселенная теперь отдельно от земли. И они вдвоем - в ней, одни.

- Что же ты делаешь? Неужели уже колдуешь? Влад, это нечестно. Я сказала, что приду.

Влад от неожиданности обомлел. "Что он колдует? С чего она взяла?"

- Или это просто у тебя всегда вид такой по ночам? Ты похож на сумасшедшего. А я на самом деле знаю, как выглядят сумасшедшие.

Влад постарался собраться с мыслями и, чтобы выиграть время, спросил:

- Откуда ты можешь знать, как выглядят сумасшедшие?

- Мой дедушка сошел с ума. - гордо заявила Оксана и тихо добавила: Он больше с нами не живет.

- Он, наверное, не сошел с ума. А просто умер.

- Не говори ерунды! Только сумасшедшие разговаривают с телевизором. И где же твоя магия, которую ты обещал?

Влад уверенно и тихо произнес, как в подобных случаях произносят герои кинофильмов:

- Сядь рядом.

Он встал со скамьи и подвинулся к краю, уступив второй край ей. Оксана хотела сказать что-то язвительное. Но он вовремя указал пальцем в небо. И на долгие минуты они погрузились в тишину.

На темно-синем небе только начали появляться первые звезды. Как обидно, что городское освещение еще не выключили. В такую важную ночь! А тут еще туча. Слабенькая тонкотелая туча стала наползать на звезды. И вот она уже накрыла собой всё. Не видно звезд, не видно синевы, которую после себя оставляет закат. И начался дождь. Сначала мелкий, потом - крупнее. И они, двое, начали по-настоящему мокнуть. Влад удивлялся, как долго в полном молчании продолжала сидеть Оксана. Она улыбалась.

- Я никогда не мокла под дождем. Родители мне никогда не давали промокнуть. Они просто всегда знали, когда пойдет дождь. И всегда у меня был зонтик. Особенно хорошо знает про дожди, и про то, когда они начинаются, мой папа. Он был моряком. А у тебя нет с собой зонтика?

- Конечно, нет. Я обычно так и сижу. Мокну. - Это была почти правда. Часто он возвращался домой промокшим до нитки. К счастью, мать его безропотно соглашалась все выстирать. А иногда она просто считала, что вещи только что ею выстираны, и сразу вешала их на сушилку.

- Знаешь. Я боюсь так заболеть. Мне холодно. У тебя нет ничего, чтобы можно было накрыться?

- Конечно, нет. - Ничего не было. Кроме поднятых со скамьи газетных листов. Но они уже превратились в серую мокрую тряпку.

- Тогда давай, покажи хотя бы одно чудо, и я пойду.

- Я уже показал. - уверенно ответил Влад.

- Какое? - спросила она.

- Ты в первый раз за всю жизнь промокла.

- Это правда. - сказала она и вскочила со скамьи. - А еще? Настоящее чудо?

Влад хмыкнул, пожал плечами. Затем он достал из внутренностей прорезиненного кармана своей куртки коробок со спичками. Совершенно сухой коробок. С совершенно сухими спичками.

Оксана смотрела на него с удивлением.

- Вот оно.

Он выхватил спичку из коробка, ловко щелкнул по его боку головкой и в его подрагивающей от холода руке загорелся огонек.

- Смотри, дождь не попадает.

Она смотрела. И огонь не гас. Одна за одной капли пролетали рядом, но не тушили спичку. Оксана приблизилась к Владу. Она протянула ладонь, прикрывая спичку от дождя. Но с кончиков её пальцев коварно соскочила одна единственная капля. Раздалось легкое шипение. Влад смотрел на прогоревшую до половины спичку. А Оксана смеялась.

- Этому еще надо научиться. - сердито буркнул он и бросил спичку в маленькую лужу.

- Конечно! - сквозь смех произнесла она и помчалась прочь, вытирая слезы с щек, которые пролились от непрекращающегося смеха. Или это был дождь на её щеках.



Следующим вечером дождя не было. Она пришла в синем платье. В нем было холодно. Почему она не надела брюки и куртку как накануне?

- Тебе холодно. - сказал Влад.

- Вовсе нет. - ответила она, стуча зубами.

- Ты опять пришла.

- Для меня было слишком мало волшебства. - Она казалась немного утомленной. Когда Оксана достала носовой платок, Влад с облегчением достал свой. Да, они оба немного простудились. - Что ты мне покажешь на этот раз?

- А ты могла бы и сама что-нибудь придумать.

- Я думала. Я хочу, чтобы сегодня ночью не было дождя. Совсем не было облаков. Были одни только звезды.

Влад поспешил ответить:

- А я не хочу сегодня звезд, мне этих звезд уже хватит. Я хочу облака. Много облаков. И тучи. И гром, и молнии.

Они оба задрали головы вверх. Небо словно металось от одного состояния к другому, разрываемое пожеланиями двух великих магов. Туча медленно покрывала звезды, но потом расползалась на лоскутки и исчезала. За ней следовала еще одна туча. И еще. И еще.

- В каком ты классе? Я не видел тебя в школе. - спросил он.

- Какая тебе разница? - она встревожилась.

- Мне интересно знать, в каком ты классе, чтобы знать, насколько ты можешь быть сильна как маг и чародей.

- Я была в шестом. Но сейчас я не учусь.

- Но сейчас же нет каникул. - Влад задумался.

- Я знаю. Просто я не хожу.

- Понятно. А я в пятом. Но я и в четвертом учился.

- Понятно... Ну, а долго нам ждать других чудес? С небом ничего у нас не получается. Мы ведь хотим совершенно противоположного.

- Согласен. Но каких конкретно чудес ты ждешь?

- Я, если честно, хочу, чтобы у меня над головой всегда, даже после смерти были листья и ветки деревьев. Потому что я очень люблю стоять под деревом. Хотя мне говорили, что в грозу под деревом стоять нельзя.

- Кто тебе это говорил?

- И родители, и учительница.

- Значит это правда.

- Так будет волшебство или нет? Я могу пойти домой, к родителям. Меня вчера сильно отругали, за то, что я так поздно гуляла. Я не говорила, что была с тобой.

- Почему?

- Они спросили бы, кто такой этот Влад и сколько ему лет. И где он живет. И кто его родители. И где он учится. И где мы познакомились. А они сейчас уже не хотят, чтобы я с кем-то знакомилась.

Влад некоторое время помолчал. Они сидели на скамье и одновременно болтали то правой, то левой ногами. И им не было скучно.

- Хочешь, мы с тобой вместе сотворим простое чудо. - загадочно произнес он.

- Конечно! А оно серьезное?

- Большое, серьёзное чудо. Настоящее волшебство. Но мы его сделаем вместе.

- Как?

- Возьмемся за руки. Вот так. И подумаем одновременно, как где-то посреди моря появляется новый остров.

- Какого моря?

- Китайского, какого же еще? Довольно теплое море.

- А зачем нам этот остров?

- Просто, чтобы он у нас был. Наш, твой и мой остров. На который мы в любой момент можем поехать. И поплыть. Или полететь.

- Но я, наверное, не успею.

- Не обязательно лететь этой ночью.

- Да.

Оксана показалась ему немного грустной. Влад спрыгнул со скамьи и повлек ее за собой.

- Тогда давай про деревья. Если ты хочешь, чтобы они всегда над тобой были, ты должна совершить магическое действие. Ты должна обежать вокруг каждого дерева в этом саду. И как можно скорее.

Сначала она с неохотой последовала за ним. Но потом, развеселившись, она его обогнала. И вот это он уже был догоняющим. Они кружились вокруг стволов, и у них от этого кружились головы. Он немного сошел с ума и хватал ее за платье, даже несколько раз тянул за волосы. А она, крича и отбиваясь, бежала дальше.

По правде сказать, они не обежали и трети садовых деревьев, когда она в изнеможении опустилась на влажную от вечерней росы траву. Владу стало жаль её красивое платье. Оксана легла на траву, раскинув руки. И теперь все платье сзади было грязное.

Он сел рядом.

- Тебе разве не холодно?

- Нет, мне теперь очень тепло. И насморка нет.

- А как же платье? ...

- Ну и что? Зачем мне оно. Я же не буду его носить всегда? У меня уже есть новое платье.

Оба помолчали. Темное ночное небо над ними снова хмурилось.

- Это поточу что я устала. - прошептала она, указывая своим тоненьким пальцем вверх.

- Ты так быстро устаешь.

Она повернула к нему голову. И теперь он знал, что ухо её тоже мокрое, а не только затылок.

- Лучше сотвори еще какое-нибудь чудо.

- Я хочу сделать так, чтобы больше не хотелось есть сладкое. И тогда мы с тобой сможем бегать под деревьями целый час. И не уставать.

- По поводу сладкого. Мне всё равно. Я же не толстая, я теперь быстро устаю. Пусть не хочется.

- Никогда?

- Никогда.

- А хочешь кусочек сахара прямо сейчас? - Влад достал два кусочка из кармана, грязные, они крошились прямо у него на ладони.

- Нет. Я больше хочу, чтобы мои ноги стали очень-очень маленькими. И чтобы они влезали в любые ботинки. И ботинки никогда не терли. И туфли тоже.

- Это же так просто. - Влад проглотил сахарные крошки и отряхнул руки.

- Как просто?

- Если ты этого сильно хочешь. Если хочешь этого больше всего на свете.

- Нет, не так сильно.

- Вот, смотри, что получилось.

Она приподнялась и взглянула на свои ботинки. И пошевелила пальцами ног внутри.

- Замечательно.

- Спасибо.

Оксана встала и немного отряхнула платье. В темноте показалось, что рядом пролетела гигантская летучая мышь.

- Мне нужно уходить.

- Да, но последнее чудо.

- Какое?

- Я хочу, чтобы мы забыли про отказ от сладостей.

Она улыбнулась, едва заметно.

- Но только чтобы никогда больше не прикусывать за едой язык.

- Это важно. - кивнул Влад. И провел языком по нёбу.

На следующий день, перед тем как выбежать гулять, Влад сел за стол с родителями. Мать купила кремовый торт, который сильно горчил почему-то. Мальчик все равно с удовольствием уплетал один кусок за другим. А родители отчего-то молча смотрели на него. К своим кускам торта они не притронулись.

- Вкусно? - спросила его мать.

- Очень. - отозвался Влад.

- Это хорошо, что ты решил с нами перекусить. - неожиданно произнес отец.

Влад взглянул на него, потом на мать. Разволновался и прикусил язык. Подавившись кремом, он долго, до пота на лбу кашлял. После третьего бокала воды кашель оставил его. Глаза его слезились. И мать отпустила его в ванную. Умывшись, он не вернулся на кухню, а сразу выскочил за дверь и отправился гулять.

Было еще светло. И он провел целый вечер, бродя по городу. Он даже прошел маленький пригород, состоящий сплошь из огородов за хлипкими деревянными заборами и темных низких домиков, в которых сидели наедине со своими кошками старые, дряхлые женщины. Он добрел до лесополосы, но, окунувшись в смрад отбросов, поспешил возвратиться обратно. В городе зажгли фонари. В городе появилась она. Оксана.

Она осторожно приближалась ко входу в сад, словно пробиралась сквозь ветви кустов. И вид у нее был потрепанный. Она разглядела в сумеречном свете Влада и вся вспыхнула. Жизнь в этом маленьком существе вдруг полилась через край. Она даже подняла руки, чтобы обнять Влада, но потом скромно опустила их. Чтобы поправить платье. Серое строгое платье из плотной ткани.

- Это - твое новое платье?

- Да, это оно. - робко ответила она и подняла к нему лицо. Правая скула у ее была припухшей, на ней виднелся фиолетовое пятно. - Ничего, ничего страшного. Просто упала сегодня вечером.

- Правда? Упала? - с подозрением спросил Влад. Он не мог себе представить, как можно было так сильно ушибиться. На коньках - понятно. Но просто так - нет.

Она приметила его задумчивость.

- Влад, зачем думать о таких мелочах? Я сюда (к тебе) не для этого пришла. Мне нужно еще одно чудо. Еще несколько маленьких чудес.

- Я знаю. - уверено ответил Влад, хотя ее слегка надрывающийся голос растревожил что-то глубоко внутри него. Что-то яркое как пожар и жесткое как сталь. - Я хочу, чтобы это - он показал пальцем на синяк - исчезло. И я могу это сделать. Потому что очень сильно хочу.

- Ничего ты не сделаешь. - Оксана вдруг почти заплакала.

- Я уже сделал. - У Влада к горлу подкатил ком, тяжелый ком не распутанных, непонятных эмоций. Он не знал, что, оказывается, с удовольствием готов заплакать одновременно с девчонкой.

- Правда? - она смотрела ему прямо в глаза.

- Правда. - ответил он.

- А я хочу... - запнулась она.

- Оксана! Ты здесь?! Оксана! Выходи! - два голоса, мужской, знакомый, и женский, незнакомый.

- Это мои родители! Прячься.

Схватив Влада за руку, она маленькими неслышными шажками поспешила к кустам, разросшимся на месте двух срубленных деревьев. Окунувшись в сплетение маленьких колючих веток, она и Влад терпеливо молчали, ничем себя не выдавая. Только оказавшись в самом центре кустового облака, они осознали, что их хорошо видно. Несмотря на наступающую темноту, они были как на ладони из-за того, что кусты решили раньше времени сбросить свои листья.

Оксана держала его руку, держала холодной дрожащей рукой.

- Мне плохо. - Она тяжело дышала, рот у неё был открыт, плечи так и ходили вверх-вниз. - Я хочу еще одно чудо. Маленькое. Я хочу пропасть.

Влад смотрел на неё, смотрел и не видел. Темно, прямо в лицо ему уткнулась сухая ветка, а еще, кажется, в глазах были слезы.

- Я не могу этого. Я не хочу, чтобы ты пропала.

- Я знаю. Тогда, чтобы не было так обидно, я попрошу тебя вот о чём. Я хочу, чтобы мальчик по имени Влад стал взрослым. Взрослым и очень умным.  Настолько умным, что никого не будет умнее его на свете. И тогда, кода он встанет взрослым, хочу, чтобы он придумал как полететь на Марс. А когда он придумает, хочу, чтобы он полетел, прилетел за мной на Марс. И спас меня оттуда. Ведь я туда обязательно отправлюсь одна. Мне будет там скучно одной. И ты меня здесь не найдешь.

- Хорошо. - Он сжал своею горячею ладонью её ладонь. И он был уверен, что она улыбалась. И что он сделал ей очень приятно, сказав такое простое слово "Хорошо".

- Оксана, пожалуйста, выходи оттуда. Оксана, дорогая, прости нас.

Самый центр куста проткнул свет фонарика.

- Мы больше не можем тебя отпускать. Мы хотим быть рядом с тобой. Всегда рядом.

- Не выходи. - строго сказала она Владу и стала продираться сквозь ветви. Не успела она вылезти до конца, как её подхватила на руки мать. Полная низенькая женщина со старым пухлым лицом. Женщина с трудом удерживала на руках Оксану. Но всё же она не отпускала её. Вдвоём они начали удаляться. Влад одним рывком выпрыгнул из кустов и хотел уже побежать следом. Но отец Оксаны, широкоплечий, с короткой густой бородой, выставил свою ладонь. И мальчик уперся грудью в эту большую твердую ладонь. Он понял, что пытаться идти за ними не было никакого смысла.

Достав свой маленький карманный фонарик, он только посветил им на прощание, раскачивая из стороны в сторону на вытянутой руке. Надеялся, что она увидит.

Пройдя несколько часов кругами по показавшимся бесконечными тропинкам сада, в глубоком отчаянии Влад решил вернуться домой. В груди у него жгло больнее любого огня, жгло холодным льдом, глухою пустотой. Вместо сердца, горячего, молодого и сильного, появилась черная дыра. И её ненасытность уже заставила Влада сгорбиться, опустив руки.

Дома было темно и тихо. Осторожно сняв ботинки, Влад пошел в свою комнату. И совершенно неожиданно встретил свою мать. Она стояла у стены, в темном углу коридора, как ненастоящая, как призрак.

- Мы завтра уезжаем. Рано утром. К бабушке. Я тебя разбужу, будем собирать вещи.

Голос её прозвучал как тихий стон больного. Словно горло её разорвалось от этих слов.

Влад взглянул на неё, но не увидел ничего, кроме тени. Потом он оказался в своей комнате. Разделся, лёг на кровать. Некоторое время он плакал, втирая щеками слезы в подушку. А потом он заснул.

Когда Влад проснулся, перед ним стояла Оксана. Она была в грязном, покрытом мелкими листочками и травинками платье. Влад спросил:

- Как же я могу позвать тебя?

Она улыбнулась. Но в её улыбке было что-то непроницаемо холодное, что-то чужое. Возможно, её улыбка не предназначалась для утреннего света, а только для сумерек. - Ты просто позвони в маленький колокольчик. В игрушечный колокольчик. И я спущусь с Марса к тебе. И отведу тебя...

Влад захотел подняться с кровати, захотел обнять Оксану, надышаться свежим и холодным воздухом, который она с собою принесла. Но она только покачала головой. Влад остался лежать.

Звонок будильника. Очень рано.

Мать произносит:

- Прости.

Она его одевает, обувает. Выталкивает на улицу. Они на желтой машине объезжают сад. И только тогда Влад окончательно просыпается. Он смотрит на сад, на эти кривые деревья и разбитые лавки. Сад ему больше не нравится. Пустой, тихий, холодный, прошитый насквозь первыми солнечными лучами.



Еще старик хочет поделиться тем, чем всё закончилось. Это не обязательно.

Он сидит на камне, одетый в теплый шерстяной свитер. И мелкий песок хлещет его по лицу. Старик улыбается. И песок почти моментально забивает ему рот. Этот же песок кружится в его бороде.

- Когда, наконец, они приняли мою работу, я был безумно рад. Семьдесят пять лет, не такой уж и старый. Конечно, я понимал, что не успею. Мы собрали установку. Она получилась до смешного похожей на змею, пожирающую собственный хвост. Очень обрадовались военные, когда она заработала. Один из них даже приобнял меня и похлопал по плечу, хотя я ни разу и не разговаривал с ним. Когда он обнимал меня, скрипела ткань, из которой была сделана его форма. А потом они меня отпустили. И я вылез из того ужасного подземелья, из него сам ни за что не вылезешь. Со мной вышли двое. И они ходили за мной всюду. И я знал, что они не собирались меня защищать. Они должны были выключить свет, когда он станет слишком ярким.

Я оказался на берегу, в тепле. Их стараниями. И каждый день я покидал землю, чтобы вернуться вновь. А один из них плыл рядом, неутомимый, у него даже не сбивалось дыхание. На берегу я провел долгий год, омытый спокойными волнами китайского моря. И я каждое утро смотрел на свои руки. Я понимал, что мои руки слишком старые. И я в отчаянии поднимал их к небу. Но солнце в ответ только еще больше старило их. Кожа превращалась в тонкий пергамент, в растертый табачный лист. Я был так несчастен. Но в одно утро, тихое, словно еще нетронутое никем, я проснулся и услышал звон маленького колокольчика. Я поспешил встать, отчего сильно забилось моё пожилое сердце. Которое целую жизнь никого к себе не подпускало. Я вышел из своей скромной хижины и увидел мальчика на велосипеде. А потом я вдруг вспомнил, что так и не выбросил мешочек с бисером, который хранил в углу своей комнаты детства. Я хотел рассыпать бисер на землю моего любимого сада. И втоптать его ногами в землю там, где она лежала. А потом я понял, что больше не хочу. И упал.

Я помню лишь как они, двое, стояли надо мной, скрестив на груди руки. Они ждали. Но они не дождались, потому что я уже оказался здесь. На Марсе. Может быть, через двадцать лет привезут сюда мой прах в маленькой вазе, как я просил. Но мне уже все равно. Я уже здесь. С моей Оксаной рядом. Я молодею здесь, потому что она - такая милая маленькая девочка. А, вот и она, мне пора идти.

Старик встал и пружинящей походкой пошел навстречу ветру. Он рассыпался на маленькие песчинки. И эти песчинки вихрем взлетели ввысь, чтобы соединиться с другим вихрем. И улететь. А потом посреди моря песка сотворить маленький песчаный островок. Для них двоих.