Начало: http://www.proza.ru/2014/07/15/80
За часом час слагает дни, вертаясь ночи сном к рассветному началу, летаем мы во времени, чтоб воротиться к ждущему причалу. Пошлю привет с проснувшимся лучом, я сохранил воспоминаний благость и часто уходил в реальный сон, когда вдвоём мы жили в унисон, и каждая минута несла радость. Пошла вторая неделя вынужденной разлуки: он на Хвоинке, она где-то в Каменске. Шатров изнемог одиночеством, рабочей усталостью, стал нездоров накопившимся недосыпом. Засиживался за полночь, а в восемь утра обязательно ехал на буровые. Свободными теперь вечерами начал резать по дереву, и неосторожно поранил стамеской мякоть ладони. Разлука, увы, ни к чему хорошему не ведёт. Хотел дописать начатый рассказ, но без «Эрики», оставленной в Каменске, не работалось. Хандра влюблённого, состояние разлуки неплодотворно. Бродить одному сырым лесом в поисках снедных грибов и ягод занятие тошное, и так наберёшь, идя с работы. Привыкшего к степным просторам Шатрова глухая непроглядная тайга на первых порах пугала, взамен изумляя щедрыми дарами. Как-то они с Ладой выявили поразительно грибное место. Велась мелкометражная разбурка буровых профилей, и охват местности был широкий. Между дел Шатров занимался резьбой по дереву, изредка сочинял поэзы, а ещё они увлеклись заготовкой подножного корма. Профиль вывел на лесную, давно неезженую дорогу, вблизи которой наросло неимоверное количество грибов. Разостлали на опушке геологическую плащ-палатку и шустро накидали гору красноголовиков и белых грибов. Злачная поляна! Едва унесли добычу, выходя с буровой к вахтовке ещё два километра. Это лето на Хвоинке было урожайным на всё!
Принялся с тоски перечитывать «Тёмные аллеи» Ивана Бунина, а там в каждом рассказе измышлённая писателем любовь. Многим бы сейчас поступился Шатров за явь своей. На миг в лицо взглянуть, прочесть ответа тень, услышать слова три, поприобнять за плечи, одну минуту рядом посидеть, чтоб ожиданий тяжких клеть сменилась на веселье встречи. Самым гнетущим было полное отсутствие вестей. Шатров надеялся, что в лучшем случае Лада вернётся через полмесяца, а сам каждый раз приезжал из леса проникнутый упованием, а вдруг она уже здесь?.. Пришла! – вздохнули нежно двери, пришла! – пропели сладко лёгкие шаги, пришла! – и вскачь рванулось время, она пришла! – хозяйкой в ночь любви!.. Он заходит во двор и видит, что висячего замка в дверной петле нет. Его от макушки до пят пронимает нахлынувшая радость. Торопливо прихорашивается, оглаживает ладонями усы и шевелюру, тщетно пытаясь согнать с лица неудержимую улыбку идиота! Уже вовсю грохочет барабанная дробь, как всегда бывает в цирке перед исполнением особо опасных трюков. Шатров без стука стремительно входит в дом и… «За-люб-лю!..» Малая дистанция – ещё не близость, большое расстояние – ещё не даль. Как-то они мирно чаёвничали вдвоём, и Лада углядела впившегося ему в локоть мелкого паразита. Неделей раньше он сам долго извлекал цепкого клеща из её тела. Когда Лада жила здесь, ему нравилось на подходе к дому приостановиться и различить характерный голос её. Мелодику, не смысл, иначе будет подслушивание. В чарующий тембр уже можно было влюбиться. Обыкновенно самые мягкие, эротичные голоса принадлежат дурнушкам, но природа и здесь не поскупилась. Бархатный голос его избранницы отличался среди прочих. Разговаривать с ней было приятно.
Вечерами Шатров подолгу замирал над раскрытой тетрадью. Когда бегло писал идущие на ум строки, возникала утешительная иллюзия близкого присутствия Лады. Руками не тронешь, но зрительной памятью видишь её боговдохновенное лицо. Уверенность, что ты любим, вкупе с въевшейся привычкой писательства ощутимо смягчали страдания долгой разлуки. Мысленное письмо ей затевал с утра, потом писал бумажное урывками на буровой. Днём часто отвлекали, и он сглаживал лоскутность изложения, начисто переписывая его вечером перед сном. Весь нынешний заезд Шатров проживал в избе один, и никто не мешал его нескончаемой думе о ней; не зря говорят, что душа влюблённого живёт в другом теле. Неподвижно сидел, вспоминал, и прилежно писал трогательное письмо отборными словами живого великорусского языка. Острота разлучных переживаний всего нестерпимее вначале и под конец, в середине довлеет тупая животная смиренность. Минуты ожидания будто нехотя сочатся, а не истекают неуловимо как при ней. Ждёшь встречи с безропотной покорностью транзитного пассажира. Гложет подспудная опаска, что застрявший на железнодорожном перегоне поезд никогда сюда не дойдёт. Может, и не своя вернётся, а отрезвевшая на расстоянии, чужая. Боязнь потери свойственна чувству любви; всякий влюблённый страшится, что его могут неожиданно разлюбить. Идеальную любовь выискивай в частной переписке.
Столько уже было написано и наговорено этого любовного бреда, что сегодня письмо не слагалось. Выведя в правом верхнем углу дату, Шатров после часового выжидания написал одно значимое слово – «Лада». Жирно обвёл эти четыре буквы несколько раз и многократным тыканьем увеличил точку. Много заборов, дворовых стен и придорожных скал исписали влюблённые именами своих избранниц: «Чита плюс Виталик равняется секс». Неужели была возможность изгладить и зацеловать её всю? Почему не зарядился поцелуями впрок, про запас? Отчего тело так забывчиво, обидно не хранит следы прикосновений? Когда он снова дотронется жарких потайных мест, изгладит её поразительно гладкую кожу, по которой кисть скользит не уставая?.. Самое скверное, что при встрече они не могли сходу кинуться в объятия друг друга. Всегда мешали свидетели, как из местных, так и приехавшие вместе с ней. Особенно бесили и выводили его из себя настырные ухажёры. Ведь для окружающих он был всего лишь её сослуживец, как и все. Шатров не имел законного права отшить волочившихся за ней любезников.
Размышляя, он пришёл к неутешительному заключению, что брачная соединённость дастся им гораздо жертвенней, чем они полагают. Тебе нужна эта бедовая женщина? Бери!.. Но будь любезен уплатить за неё положенную цену. Не осудит их лишь тот, кто сам познал страсть похожую на гибель, а таковых единицы. Люди в массе своей презирают безрассудную любовь, поскольку не верят ни в какую; не поймут их высокие чувства ни чужие, ни родимые. Наиболее ярым станет неприятие близких, дальние повернутся к ним первыми. В африканском племени ибо в Нигерии существует необычная традиция сурового испытания. На пути к избраннице жениху надо пройти сквозь строй её родственников, и каждый норовит побольнее ударить палкой будущего зятя. Реакция родни, особенно с её стороны, представлялась Шатрову убийственной, об этом не хотелось и думать. Когда люди жили малыми общинами в окружении враждебных племён, самым тяжким наказанием считалось изгнание из племени, в тех условиях равное смерти. Очевидно, их ждёт длительная изоляция, а Лада, как наивная школьница, убыстряет ход событий, чувственность в ней глупо подавляет разум. Совсем не обучена терпению, недопонимает всей пагубности связи. Вместе они летят в пропасть, надеясь выжить. В слепоте взаимного чувства она кажется им неглубокой, но это самообман. Избранный путь ведёт через позор к гибели. Люди сатанеют от гнева, особенно праведного.
Лет десять назад, безумно влюбившись, Шатров ненароком расстроил готовящуюся свадьбу в одном казахстанском посёлке, населённом преимущественно немцами, а не казахами. По счастью, та несостоявшаяся невеста не стала его женой. Но он понимал, затеяв амурную историю, что за влюбившейся в него Татьяной обязательно приедут. Прежде чем улечься спать, заряжал на ночь двустволку картечью и жаканом. Однако они увезли её в дневное рабочее время. Когда, узнав о приезде незваных гостей, смятенный Шатров выбежал из конторы геологоразведки на улицу, его Татьяну уже силком впихнули в салон легковушки. Шатров преградил им выезд, упершись руками в капот автомашины! Приезжие кричали, грозились выйти и проломить ему череп монтировкой, потом поступили проще – тронулись с места да поехали. Скорость нарастала, геолог Шатров, упираясь, пятился. В машине сидели три свирепых мужика, один из которых приходился родным отцом увозимой. Не откинь его толчком на обочину, задавили бы при случайных свидетелях. Лица похитителей кривило не ветровое стекло, а обуявшая лютая злоба. Приземлённые люди цинично не приемлют эту самую воспетую поэтами любовь. Заходясь в истерике, Татьяна бесполезно рвалась наружу из мужицких уз. Надежды на стороннюю помощь не было, эту любовь у Шатрова увезли силком среди бела дня. Потом она имела недолгое продолжение: Татьяна возвратилась, и они снова стали встречаться. Но что-то в отношениях непоправимо нарушилось. Позднее он узнал, что уезжая на выходные к родителям, она изменяла ему. Шатров был так неистово влюблён, что не мог без неё провести дня, собственноручно мыл ей в тазике ноги. Она же, выходит, беззастенчиво лгала ему. Хлёсткую пощёчину Шатров сопроводил затверженной фразой: «Впредь не говори никому, что тебя никогда не били!» Но и после, как сильным магнитом, его неудержимо влекло к ней. Стоило великих усилий сдерживать себя. Безответная любовь долго помыкает людьми безвольными. Шатров вскоре оформил отпуск и отбыл диким туристом на озеро Байкал. Там познакомился с бездетной сибирячкой в разводе и, как писал Шекспир, оскорблял любовь любовью новой! Но это уже иная повесть двух лет: третья Татьяна в его судьбе и пятнадцать тяжёлых чемоданов её личных вещей, снова вносимых им на пятый этаж и опять отвозимых на вокзал; и так – до пяти раз!.. Никто ничего значительного не напишет, не накопив прежде известного запаса горечи.
Надо остановиться! Вновь охватили неотвязные сомнения, терзавшие его. Выждать время! Оно верно вправляет мозги, ото всего вылечивает с астрономической неизбежностью. Любая всепоглощающая страсть со временем выдыхается и слабнет. Любовь имеет ограниченный срок годности, время её только портит. Влюблённые обретаются в аномальной зоне, где можно пребывать лишь непродолжительно. Дни счастья, как и ночи горя преходящи, ничто не навеки. Мы не вправе жертвовать на алтарь любви две семьи, оплачивать её ценою невосполнимых потерь. Мучимый угрызениями совести, Шатров не находил однозначного ответа. Разум подсказывал безотлагательно прекратить отношения, но рациональной любви не бывает. Шатров и под угрозой скорой расправы не мог добровольно отказаться от своей Лады, но следовал влечению нерадостно, с глубокой скорбью. С неба крупою снег, нахмуренным лесом бредёт человек, тяжёлый рюкзак тянет плечи. Ветер пронзает, не видно ни зги, лают щенками взвизги пурги, зябнет остывшее тело: как он любил неумело! На склон оступился, мячом покатился, окоём замелькал и замер. Эхом ударилось: «Лада!..» Не состоялась баллада. Ах! Как не терпится жить, только с тобою быть! Я не хочу рубить нашей любови нить. Хрипло кричу в бреду: «Отвороти беду!..» Душевные терзания всенепременно отражаются в творчестве текстуально. Всё глубочают, мокреют снега, по рваному следу крадётся беда, тают надежда и силы. Стонут деревья, тешится Бог, очужели стопы обмороженных ног. Вздрогнул – не дрогнул, а вздохом взлетело: как он любил неумело! На склон оступился, мячом покатился, окоём замелькал и замер. Эхом ударилось: «Лада!..» Не состоялась баллада. Хрипло кричу в бреду: «Отвороти беду!..» Ах! Как не терпится жить, только с тобою быть! Я не хочу рубить нашей любови нить. Хрипло кричу в бреду: «Отвороти беду! Отвороти беду! Отвороти беду-ду-ду!..»
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/10/17/963