Июль. Суббота. Полдень. Город пуст.
В витрине расположенного рядом с домом свадебного салона, красуется полуголая растрепанная брюнетка. Замерший в наклоненной позе манекен тщательно изучает слетевшую с тощей ножки красную туфельку. Хозяйка манекена уже давно махнула на него рукой и ушла на пляж. Собственно, почти все витрины пустынного старого центра можно оклеть объявлениями - «Все ушли на пляж!» В Одессе плюс 35, листва платанов не шелохнется. Тротуары почти безлюдны. Лишь изредка раздается стук чемоданных колес , бредущих с вокзала деловитых потных туристов. Это, пока что, они - туристы. А, как только новоприбывшие гости пристроят свои вещи в затхлых, заранее арендованых квартирках первых этажей. Как только они плюнут на несоответствие предлагаемого в интернете и действительного, напялят шорты и купальники, и ринутся на пляжи Ланжерона , они тотчас превратятся из безликих туристов в родных одесских отдыхающих.
На июльском Ланжероне - «адъ и Пакистан»!
Призывно дрожат паруса наполненных ветром тентов и зонтов кафе и ресторанов. Официанты торопливо докуривают свои сигареты и несутся из тенистых задворок заведений к заполненным гостями столам.
Дымятся и разносят по ветру запах шашлыков и печеных овощей мангалы. Истекает соком шаурма арабских павильонов, Тает в лучах вездесущего солнца сахарная глазурь выносной выпечки. Шкварчат на сковородках чебуреки с мясом и сыром. Недовольно гудят уставшие, полные мороженого холодильники. Снуют по берегу торговцы пивом, вяленой рыбой и кальмарами.
-Кукурузка! Кукуруза! Кукурозонька! – Высоким бабьим голосом верещит увешанный коробками с початками плотный мужик.
- Самса! Самса! – Соблазняют черноволосые татары и киргизы.
- Пирожки! Духовые пирожки! – С абрикосой, вишенкой, картошкой!- Утром пеку-днем продаю!- завлекает покупателей тучная тетя Софа.
- Семачкы! Жараные семачкы!- едва переставляет загорелые до черноты, изувеченные подагрой ноги, злобная старушка.
Уносятся в море и тут же возвращаются обратно полные детей и взрослых надувные бананы, плоты и джецки.
Верещат на детских площадках малыши. Захлебываются шансоном и джазом колонки прибрежных баров. Не умолкают мегафоны зазывал аттракционов.
Отели встречают гостей табличками - «Мест нет! «
Все шезлонги в первых линиях пляжа заняты еще «со вчера». Между рядами, выстроенных лицом к морю платных лежаков, сиротливо брошены полотенца бюджетных курортников. На песчаных «гетто» бесплатных пляжей, негде окурок воткнуть.
Платные дорогостоящие шезлонги заняты вальяжными мужчинами, гламурными девицами, колониями черноголовых рыночных вьетнамцев , компаниями удравших из столицы менеджеров, влюбленными парочками и познавшими жизнь, Турцию и Батамбанг презрительными толстосумами.
Льется, гудит, визжит, окает, акает, гэкает, шипит! Радуется и злится - русская, украинская, молдавская, польская, болгарская, грузинская речь.
На июльском Ланжероне - Адъ и Вавилон.
Временами, к плещущимся в море белым шезлонгам «подгребает» бедрастый, заплывший первым жирком , глава семейства. Он решительно пинает ногами, сдвигает в море белые шезлонги и с воплем: -Понаехали ! Расстилает на освободившемся пятачке пляжа линялую гобеленовую подстилку. Худощавая, скромного вида супруга дебошира, оперной примадонной кивает направо и налево, пристраивает костлявую попку на краешек семейной реликвии и, тут же забывает о пялящихся на нее приезжих. Женщина сосредотенно раскладывает на подстилке принесенную с собой еду.
С другой стороны китайского покрывала тяжело плюхается на песок, облаченный в кепку с квадратным козырьком, упитанный наследник семейства. Не отрывая взгляда от замершего перед глазами планшета, он выхватывает т из укутанной кастрюльки початок еще теплой сахарной кукурузы.
- Толик, Толик! А дывысь, а дывысь, як папа купаеться! А дывысь! А водичка тепленькая Толик, як молочко! споласкивает в морской воде, испачканную маринованными баклажанчиками руку, пляжница.
- Толик, Толик! А можэ и ты, як папа, га? Можэ и ты скупаешься? Толик?! – ласково тянет сына за шорты, мамаша.
- Мама, не лезь. Я только вошел во вкус! - дрыгает ногой, и тычет в песок обгрызенный кочан пшенки, толстозадый хипстер.
Понаехавший народ с интересом наблюдает за аутенчичным семейством. Подставив заалевшие от солнца попы, беспощадному июльскому солнцу, отложив на пластиковые столики книжки и журналы, приехавшие в Одессу отдыхающие, искренне верят, что зрят на коренных одесситов. В их разморенные, утомленные солнцем головы, даже не приходит мысль, что этого просто не может быть! Что никакие они не коренные!
Что, если они действительно хотят увидеть и услышать настоящих одесситов, то надо просто встать с дорогостоящего шезлонга. Пристроить свою любопытную обгоревшую задницу на, не очень хорошо просеянный песочек бесплатного пляжа и слушать. Внимать, смотреть и слушать!
К моему безграничному сожалению, приехавшие в Одессу гости, даже не догадываются. Что именно там, сразу за бетонным, разрисованным граффити пирсом Ланжерона. На раскаленном солнцем, умытом морем и замусоренном людьми песке и загорают, играют в шахматы, сражаются в волейбол. Беседуют, читают, сплетничают. Слушают музыку и наслаждаются сулугуни с кофечком (да-да! именно так, любовно и трогательно, они называют кофе!) настоящие, самые что ни на есть всамделишные, коренные одесситы.