Ты сидел, небрежно развалясь,
Вздёрнув бровь, с усмешкой говорил:
«Прадед мой навоевался всласть.
Что я в этой армии забыл?»
Ты был потрясающе хорош,
Грацией кошачьей изумлял,
Слово злое мог метнуть как нож…
«Армия, мерси, не для меня!»
Смаковал ты сигаретный дым,
Аристократично пил вино…
Ты – в пилотке надо лбом крутым?
Даже и представить-то смешно!
«Где хвалёный твой патриотизм?
Кто у нас рыдает по нему?
Что случись – все за границу – брысь!
О-ой! Не надо только про войну!
Что мой дед себе навоевал?
В ранах боль, да старость в нищете?»
Как кипел в тебе страстей накал,
Как горел румянец на щеке!
Я почти поверила тебе…
Только вскоре, яростью горя,
Рвался ты обидчика поддеть:
Он сказал про русских что-то зря.
Все тебя пытались удержать,
Ты же рвался и хрипел: «Не смей!
Я тебе за русских… Я тебя!»
Вот оно! Оно сильней, чем смерть!
Это то, что звало предков в бой,
Не велело голову склонять,
Что растило крылья за спиной,
И давало силы побеждать!
А потом… Лишь страсти улеглись,
Ты, упрямо хмурясь, говорил:
«Ну, какой ещё патриотизм?
Кто его, скажи мне, сочинил?!»