(Названия организаций, а также имена и фамилии участников изменены)
В Колхозстройбанк я попала практически по знакомству: меня сюда позвал Боря, мой бывший коллега по банку СеверЮг. Надо сказать, что моё резюме с сентября 2013 года было заброшено в этот банк, как и в ряд других немногочисленных банков нашего города, но отклика на него не последовало. Только теперь, зная специфику кадровой работы этого банка, я понимаю, что иначе и быть не могло.
Девица Разводилова из отдела кадров не придала значения моему резюме, т.к. подбор профессиональных кадров не входил в её задачи. Её задачи строились на других предпосылках: весёлая жизнь, угождение начальству, получение зарплаты и бегство от проблем. Резюме всяких там стрелкиных было проблемой, и она успешно засунула его в самый долгий ящик, откуда впоследствии Боря извлёк его.
Боря пришёл в этот банк за 2 месяца до меня. К этому времени ситуация в службе залогов была катастрофической: работали два человека без образования и опыта залоговой службы - бывший продажник Толя и бывшая операционистка Лида. И если Толя был вполне умненьким, хотя немного медлительным мальчиком, то Лида была адский звездец.
Когда я впервые увидела Лиду, она произвела на меня благоприятное впечатление: в её глазах светился интеллект (как мне показалось), и она довольно шустро ориентировалась в вопросах залога, в отличие от своей подружайки – вечно тормозящей Оксаны.
Но то, что я приняла за ум и интеллект, оказалось всего лишь хитростью, прыткостью и житейской смекалкой, которую приобретают обыватели, пытаясь выбраться из трудных условий и занять своё место на празднике жизни.
Лида не брезговала ничем. Она питалась крохами с барского стола, например, заглядывая в кабинет директора банка в день его рождения и зная, что трезвых там уже мало. Её расчет срабатывал, и добродушный поддатый директор звал её за стол: «А, Лида, иди к нам!» – угощал из открытых бутылок, о чем Лида самозабвенно рассказывала в кабинете, интересуясь у Бори, званного к столу в отличие от неё, какое из вин ему больше понравилось – красное или розовое? Таким же макаром вечно голодная Лида проносилась по кабинетам банка, не преминув заглянуть в кабинеты, где в тот день праздновали чей-нибудь день рождения, или уход в отпуск, или возвращение, и непременно была отоварена куском торта или пирога. Лида никогда не отказывалась от угощения, о чём часто любила рассказывать в кабинете на горе Оксане, обнесённой вкусняшками. Но это было самое безобидное увлечение Лиды.
Гораздо хуже было то, что Лида была интриганка и стукачка. Докладывать руководству то, что происходило в отделе, придавая рассказам нужную окраску, было самым большим увлечением Лиды (а может быть жестокой необходимостью, сформировавшейся в трудных условиях, в которых приходилось ей выживать, и где действовал закон: съешь коллегу сегодня, иначе завтра он съест тебя). Лида любила действовать на опережение и стучала на любого, кто ей не нравился. А не нравиться можно по разным причинам: достаточно было не смеяться её шуткам, не поддерживать её дурашливый тон общения, не участвовать в её розыгрышах. Но самое главное, что могло смертельно обидеть Лиду – если кто-либо усомнился в её умственных способностях. Как, например, я.
Мне хватило совсем немного времени, чтобы понять, куда я попала, и что за фрукт эта Лида. Я видела её легкомысленный подход в освоении нормативки, её грубые ошибки в работе с залогами, её кавалерийские наскоки на коллег по работе, и в том числе на меня. В отношении коллег по отделу Лида держала покровительственный тон. Мудрый Толя с ней не спорил, Оксана заискивала перед Лидой и терпела её издевательства, тычки и шлепки, Боря пытался сохранить ровные отношения, но вынужден был считаться с её б0льшим опытом работы в этом отделе и в этом банке. Хотя говорить про «б0льший опыт работы Лиды» было бы преувеличением. На самом деле её опыт заключался в способности уходить от решения проблем, сбрасывать с себя работу, устраивать вбросы, сталкивать людей, запутывать ситуацию, замыкая все вопросы на себя, и при этом изображать жуткую загруженность. Кстати, из-за так называемой «загруженности» Лида выбивала себе возможность выходить на работу в выходные – разумеется, за двойную оплату. С некоторого времени стала работать в выходные и её подружайка Оксана. Чем они занимались на самом деле, якобы работая в выходные, неизвестно, потому что Лидина загруженность нисколько не уменьшалась. Один раз я была вынуждена тоже выйти в выходные работать – это был приказ директора, нужно было сканировать документы и загружать их в электронную базу залогов. Лида всё утро рабочей субботы занималась своими делами, затем отвлекала нас бестолковыми разговорами, а Оксана, поработав час, вообще ушла из банка на урок пения, а вернулась под конец рабочего дня. Разумеется, этот день ей оплатили в двойном размере, как и всем работавшим.
Для чего я это всё пишу? Не для того, чтобы себя пожалеть или тиснуть статью в журнал для ЭйчЭров. Я пишу это всё, чтобы не забыть, какая тут была обстановочка. Обычно со временем плохие воспоминания уходят из памяти, а хорошие остаются. Не сомневаюсь, что также будет и со мной. И впоследствии мне покажется: а фигли я возмущалась, надо было бы вести себя тише, спокойнее, глядишь – и сгладилось бы всё, поутихло. Но нет, не сгладилось бы: ситуация была в принципе неразрешима: Лида делала заказуху для начальства, закрывала глаза на откровенные косяки и просчёты, а я бы, разумеется, этого делать не стала.
Началось всё с того, что мне дали оформлять залог по откровенно провальному кредиту ООО «Золотая Орда». В залог предлагалась гостиница, которую в перспективе хотели перестроить под жилой дом с квартирами-малосемейками. Были какие-то чертежи, договоры подряда, другая строительная документация. Но меня, как специалиста по залогу, волновало – что мы берём в залог? Гостиницу, которой больше не будет, или жилой дом, которого ещё нет. Обычно такие сделки подпадают под проектное финансирование, когда анализируется проектно-сметная, разрешительная и договорная документация. И для подстраховки на время строительства берётся в залог другое имущество. Потому что брать в залог стройку – это всегда риск.
Более того – отчет оценщика был скуп на описательную часть, и оценщик исходил из того, что это действующая гостиница, а не планируемое здание. Впрочем, к оценщику было много вопросов. Уже то, что он присвоил износ 10% зданию 1979 года постройки, не лезло ни в какие рамки. Но впоследствии стало ясно, что оценщику была поставлена задача обосновать конкретную стоимость гостиницы, и оценщик весьма коряво пытался справиться с этой задачей. Исчерпав все способы разумного подхода, оценщик ООО «Ливер и компания» позвонил директору банка Снеткову и нажаловался на меня, что я придираюсь к отчёту. Снетков немедленно вызвал меня в кабинет и стал наезжать: зачем я лезу к оценщику, он же независимый, что меня не устраивает в отчёте и т.д. При этом присутствовала Лида, которую тоже вызвали в кабинет. Но она помалкивала. Через два года эта ситуация повторится, только вместо Снеткова в кресле будет сидеть Есаулов, и также будет сидеть Лида, только не рядом со мной, а рядом с Есауловым, и точно также мне будут вменять в вину, что я корректирую действия оценщика (всё то же ООО «Ливер и компания»), и что не моё это дело, а моё дело согласиться с отчётом и, если надо, корректировать дисконтом, т.е. скидкой на залоговую стоимость. И в обоих случаях мне было ясно, что у директора банка с клиентом существует договоренность, что это безвозвратный кредит, и он будет распилен, и директор, возможно, получит хорошие бонусы за лояльность, а я, как спица, в колесе – мешаю осуществлять такую прекрасную схему!
Но через два года я уже не была только что принятым работником на испытательном сроке, и мои действия были совсем другие. А тогда, в начале 2014-го года, я вынуждена была принять этот отчет таким как есть и не корректировать его дальше, потому что мне ясно дали понять – здесь это не принято, и при моём несогласии санкции последуют немедленно. Быть уволенной только что устроившись на работу мне не хотелось, и, что поделать, я написала приемлемое заключение, в оправдание указав, что отчет оценщика в отношении питерской недвижки мною не анализировался.
В итоге клиенту ООО «Золотая Орда» выдали 100 млн.р., которые ушли неизвестно куда. А некоторая часть этих денег ушла на разбор перегородок в гостинице, ремонт кровли и обшивку панелями, которые выпускает некое ООО «Балконный Петербург» - одна из структур Вадима Баринсона, владельца заводов, газет, пароходов. Кстати, этот же Баринсон опосредовано через родственников и знакомых является хозяином ООО «Золотая Орда», ООО «Пиф-Паф-Строй», ООО «Казнокрадский» и др., которые тоже кредитуются в Старгородском Колхозстройбанке, причём без указания признаков аффилированности. И которые тоже не собираются возвращать кредит, потому что не для этих целей он был получен.
Возвращаясь к Лиде. Именно в тот момент она меня и невзлюбила. Хотя я льщу себе, невзлюбила она меня возможно раньше, с первого взгляда, потому что в моём лице увидела явного конкурента на должность, к которой она стремилась с самого своего появления в банке. А стремилась она к должности начальника, и неважно какого отдела – главное было пробиться в круг допущенных к телу, а, стало быть, и к кормушке, к распределению благ, к мелким подачкам и не мелким премиальным, а деньги Лида любила больше всего – она с трудом расставалась с деньгами, но без труда и, главное, без угрызений совести, брала то, что плохо лежало. А плохо лежал, например, бензин банковской машины, которая была приписана к отделу залогов. Нормы на бензин были установлены по городу, а на трассе расход бензина получался меньше, и Лида с подружайкой Оксаной с превеликим удовольствием сливали излишек банковского бензина в свои машины. И это при том режиме экономии, за который так бился и сражался местный охошник, призывая экономно расходовать воду и свет.
Но кроме меня на пути к должности начальника находился Боря, действующий начальник, с опытом работы и с образованием, чего не было у Лиды. И она решила поучиться оценке. В принципе похвальное желание, потому что до этого времени оценщики нагло смеялись над Лидой, подсовывая ей отчеты по оценке, в которых она абсолютно не разбиралась. Когда появилась я и стала корректировать оценщиков, ограничивая их в разнузданном издевательстве над банком, Лида поняла, что у неё пробелы в знаниях, которые никакой изворотливостью и хитростью не компенсируешь, и пошла учиться. Но и здесь Лида не сплоховала. Заплатив за учёбу 30 тыс. рублей, она крутанулась перед Снетковым, надавила на жалость, проявила очередную лояльность руководству, и Снетков пропустил учёбу Лиды через банк, вернув её кровную 30-тку обратно хозяйке. Радости Лиды не было предела, и об этой радости знали все, имеющие уши, потому что держать рот на замке Лида не умела.
Но в какой-то момент скудная информация об этом факте просочилась на сайт банки.ру. Причем там не было ни указания фамилии, ни должности – ничего. Там было сообщение из серии «кто-то кое-где у нас порой» и приведён факт оплаты учёбы Старгородским филиалом. И этот скудный факт поднял волну, которая как цунами, смыла Борю и расчистила Лиде дорогу к заветной цели – стать начальником.
Но по порядку.
Где-то в конце апреля 2015 г. Боря прислал мне письмо по Лотусу, в котором спрашивал, не я ли написала сообщение на сайте банки.ру. Сказать, что он удивил меня этим письмом – ничего не сказать. Вопрос со стороны Бори, заданный в такой формулировке, ошеломил меня. Я могла ожидать какую угодно подляну от Лиды, от Оксаны, от любого Васи Пупкина, чья душа – потёмки, а мысли – скакуны, но не от Бори.
Отклоняясь в сторону, должна заметить, что Боря в своё время, будучи моим подчинённым в банке СеверЮг, повёл себя порядочно по отношению ко мне и не стал участвовать в интриге, которую сплели нечистые на руку люди, коих в любом банке как грязи. С тех пор я относилась к нему с большим доверием и уважением. Когда он выудил из дальних ящиков отдела кадров моё резюме и перезвонил мне, пригласив на работу, я думала недолго. Оклад был смехотворный, но я руководствовалась мыслью, что могу отплатить Боре за когда-то оказанное добро. И пришла в этот банк с чисто миссионерской целью – помочь Боре знаниями, опытом, работой.
Кроме меня в отделе были: Лида, бывшая операционистка с замашками начальницы, Толя и подружка Лиды Оксана, манерная девица с претензией на светскость, чьи мозги безвозвратно были выедены пергидролем. Наши с Оксаной столы были сдвоены, и в первый же день Оксана разбила мою чашку для чая, оттолкнув её от себя. Я тогда сильно удивилась такой экспрессии в отношении новенькой, но списала всё на случайность. Хотя извинений не последовало, и мне уже тогда следовало бы задуматься, что за девица сидит напротив меня. А напротив меня сидел продукт Дома-2 – совершенно недалёкое существо с бесконечно тупыми разглагольствованиями, от которых тошнило, но это ещё не всё. Наш кабинет служил приманкой для таких же поверхностных девиц, которые приходили в наш отдел поржать, посплетничать, и каждый день на арене заправляли всем этим базаром Бим и Бом Лида и Оксана. Помещение, где мы сидели впятером, было крохотное, около 14 метров, и работать при таком шуме, конечно же, было невозможно. Я стала надевать наушники, чтобы хоть чуть-чуть приглушить их птичий базар, но это мало помогло.
Плюс к этому Оксана, в лучших традициях своего воспитания, обратила свой взор на начальника Борю. Она вешалась ему на шею, притирая обширной грудью, весьма внушительной для её лилипутского роста, и было бы странно, если бы от такого натиска пергидрольной блондинки с аппетитными формами кто-то устоял! Вот и Боря не устоял. Он, конечно, посмеивался над Оксаниной тупостью, но капля камень точит, и Оксана стала весьма близка Боре. Они – Оксана, Лида и Боря - постоянно оставались по вечерам после работы потрепаться за жизнь, работали в выходные (!), она подвозила его на своей машине. В этом нет ничего предосудительного, даже учитывая факт, что на тот момент Боря был женатым отцом двух сыновей-дошкольников. Поэтому я, конечно же, его не осуждаю.
Хотя меня расстраивало, что, заведя дружбу с такими невзыскательными девицами, Боря стремительно глупел. Он поддерживал их игры в прятки, когда Оксана прятала бутылку из-под коньяка в портфель Бори или мобильник Лиды в карман Бориной куртки, а Лида в свою очередь прятала Оксанины туфли в резиновые сапоги, предназначенные для выездов на залог. Боря находил пустую бутылку в своём портфеле и перепрятывал в Оксанину сумку. Полдня они искали свои и не свои вещи, другие полдня они обсуждали свадьбы и беременности своих коллег, так и проходило рабочее время, и даже неудивительно, что рабочие дела при этом копились, и нужно было выходить в выходные, чтобы их переделать получить двойную оплату.
Возвращаюсь к злополучному дню, когда Боря спросил меня в почте, не я ли писала это сообщение, хотя я сидела напротив него, и можно было бы спросить меня об этом вслух и при всех. В тот день я была простывшая, кашляла. Девицы всё время открывали мансардное окошко, а я сидела на сквозняке, и уже сложилась традиция, что раз в квартал я простужалась, хлюпала носом, кашляла. В особо запущенных случаях отправлялась на больничный. В тот день тоже был запущенный случай, но впереди были майские праздники, и я надеялась прийти в себя на выходных. Вопрос Бори застал меня врасплох. Вместо того, чтобы возмутиться, хлопнуть дверью, закатить скандал, потребовать доказательств, я испугалась, потому что внезапно поняла, что Боря стал другим, он престал быть тем порядочным совестливым мальчиком, который восхитил меня своим поступком в мою бытность в СеверЮг-банке. Он стал логичным продолжением этих двух девиц, продуктов сериала «Школота» и Дом-2. И именно сейчас, когда я себя чувствую неважно, сижу с больной головой и кашляю, именно в это тяжёлое для меня время он втягивает меня в какую-то тупую интригу, в какой-то дурацкий скандал… Ровно до этого момента я думала, что Боря – мой союзник в этом серпентарии. Но вот он перестал им быть, и это потрясло меня.
«Нет» - ответила я Боре на его послание, хотя могла сказать это вслух, но продолжила обмен письмами. Боря не успокоился. Он настаивал на том, что «кроме нашего отдела об учебе Лиды знало несколько человек, но они ничего никому не рассказывали, поэтому все думают на меня». Кто эти «все» и почему они думают на меня – меня это мало волновало. Больше года работая в этом отделе, я наблюдала, как сплетни зарождаются на пустом месте, как торнадо в знойный день, подпитываются энергетикой злых девиц и уносятся гулять по банку. Тем более, зная о болтливости Лиды, я очень сомневалась, что только «несколько человек», а не полбанка знали об её учёбе, да и, честно говоря, мне было наплевать. Об этом я и написала Боре: «Наплевать. Пусть думают что хотят. Работать в коллективе сплетников и оставаться белой и пушистой всё равно не получится». Но это было бы слишком просто, и Боря в ответном сообщении написал, что ему как раз не наплевать, и он предлагает мне уйти. При этом он лицемерно посочувствовал, что мне тут, наверное, и так тяжело, а дальше будет только хуже. И добавил: «Ничего личного».
На этом этапе нашего общения я стала понимать, что будет война, и это неизбежно. А вопросы по поводу какого-то сообщения на сайте банки.ру – это всего лишь casus belli, и любой мой ответ на этот вопрос не будет иметь никакого значения. Мне предложили уйти.
Я переспросила, что Боря имеет в виду под термином «уйти»? И Боря бесхитростно написал: «Это значит подать заявление об уходе». Своими руками в письменном виде он написал мне это, облегчив последующее общение. Сантименты закончились: а ля гер ком а ля гер.
Сделав паузу полдня, по законам жанра ровно под конец рабочего дня я написала ему дословно следующее: «Это неприлично с вашей стороны предлагать мне уволиться. Меня не касается атмосфера в отделе. А с учетом странных претензий, которые вы мне предъявляете, любой суд восстановит меня в правах, даже при надуманных дисциплинарных взысканиях, включая увольнение». И добавила: «Из чувства жалости предлагаю вам самому уволиться».
Обозначив позиции по поводу увольнения, я решила идти до конца. Мне и правда было противно находиться в этом склочном коллективе, и Боря не грешил против истины, сочувствуя мне. Но увольняться вот так на пустом месте, резко и по просьбе начальника? Бежать из банка, не совершив никаких предосудительных поступков? Чтобы все думали, что я в чем-то виновата? Нет, это было неправильно.
Боря предпринял попытку поговорить со мной. Осознав, что любая письменная речь с его стороны, отправленная по почте в мой адрес, будет служить доказательствами в суде при неблагоприятном развитии сюжета, он попросил меня задержаться после работы. Девицы на удивление быстро свалили по окончании рабочего дня, видимо предупреждённые Борей о нашем тет-а-тет. Мы остались вдвоём. Боре было трудно говорить. У него дрожали руки. Мне было искренне жаль его. Он начал с того, что Лида планирует увольняться из-за меня. Вслед за ней уйдёт Оксана, а потом и сам Боря, потому что без этих девушек ему неинтересно работать. Это был новый поворот в развитии сюжета, и я поинтересовалась, почему вдруг Лида решила из-за меня уволиться, и куда, если не секрет, она хочет податься. Боря сказал, что Лиду позвали работать в другой банк и ждут её решения. А она ждёт моего решения. Если я остаюсь, она уходит, и наоборот. Чем же я не угодила Лиде? – ядовито спросила я, на что Боря ответил, что я не выполняю её поручений. Это была наглая ложь. Во-первых, Лида не давала мне никаких поручений. Во-вторых, она даже не была моим начальником, чтобы давать мне поручения. Об этом я и сказала Боре, добавив, что это какой-то абсурд. Боря не спорил, но попросил меня сообщить, буду я увольняться или нет. Я сказала, что подумаю. На том и расстались.
Кстати, я спросила его, для чего ему надо было придумывать историю про сообщение на сайте банки.ру, якобы написанное мной, и чего они хотели добиться этим? Боря не пожелал обсуждать эту тему, сказав: «Проехали». Может быть до него дошло, как глупо он выглядел в своих абсурдных претензиях? Также я спросила его, зачем он собирается уходить вслед за девицами, ведь у него же есть обязательства? Боря напрягся: «Какие обязательства?». Я хотела добавить: «Перед своей семьёй, которую надо содержать», но промолчала. Думаю, он и так помнил об этом.
Через некоторое время Боря настойчиво попросил дать ответ по поводу моего увольнения, и я послала ему СМС о том, что увольняться не собираюсь. А также поблагодарила его за то, что он ценит мой труд. Конечно, это звучало как издевательство, ну а что он хотел?
Боря был подавлен. В обеденное время он гулял по соседнему парку в компании Оксаны, и они о чём-то грустно беседовали. Видно было, что мой отказ увольняться их расстраивает. А я ждала, чем это закончится. Затем был мой отпуск, и я на месяц уехала домой в Сибирь.
Вернувшись на работу, я поинтересовалась у Толи, что интересного произошло за время моего отсутствия, и с удивлением узнала новый кадровый расклад. Оказывается, Борю подвинули с начальников, и теперь начальником будет Лида. Как ей это удалось, я могу только предполагать. Возможно, шантаж с легендой об её увольнении был рассчитан не на меня, а на Есаулова – директора банка, сменившего Снеткова на посту. Есаулов не захотел терять ценного специалиста, который довольно сносно прикрывал грехи начальства в части залогов и умело отбрёхивался от проверяющих органов, и видимо пообещал Лиде должность начальника, а с Борей они распрощаются. Таким образом, Боря должен был выйти из отпуска, ввести Лиду в курс дела и исчезнуть с банковского горизонта. Мавр сделал своё дело, и хватит.
Мне стало искренне жаль Борю. В этой хитрой комбинации девицы снова его обставили. Им не удалось одним щелчком избавиться от нас обоих, но с Борей у них прокатило.
Всё лето Лида занималась введением в курс работы, хотя на самом деле ничего не изменилось. Боря вернулся из отпуска, и жизнь продолжалась. В какой-то момент показалось, что Боря передумал уходить или просто оттягивает этот момент, т.к. по большому счёту идти ему некуда. Но настойчивые напоминания Лиды, чей статус был неясен – то ли она начальник, то ли нет, сделали своё дело, и в конце лета Боря ушёл. Девицы лицемерно сокрушались на Бориных проводах по поводу его увольнения, «пролили как яд слезу», и Лида воцарилась на троне. Две недели она осторожно присматривалась к себе в должности начальника, затем на две недели свалила в отпуск. Вернувшись, она утвердилась в незыблемости своего положения и занялась моим увольнением.
За время её отпускного отсутствия возник ещё один мутный клиент, который, предлагая в залог руины на территории химкомбината, не оплаченные к тому ж, мечтал получить под них порядка 50 млн.р. Руины столько не стоили, и даже впятеро меньше - тоже. За неимением Лиды, прохлаждавшейся на морском побережье, и в отсутствие Бори, на которого повесили бы данный мутный заказ, как и другие до этого, мутный клиент свалился на меня. Плюс ко всему там планировался какой-то инвест-проект, что утяжеляло ситуацию.
Съездив на мутный залог и поняв бесперспективность ситуации, я обратилась к отчету оценщика. Оценщик бодро рапортовал в отчете, что это супер-пупер-здание стоит 51 млн. рублей. Оценщиком было то же самое ООО «Ливер и компания», которое два года назад бодро впаривало банку морально устаревшую гостиницу за 118 млн. рублей. Я сообщила оценщику, что в отчете имеются ошибки, неадекватные аналоги, описательная часть очень скудная, стоимость завышена. А также добавила, что в архивах Яндекса имеется объявление о продаже этого объекта за 12 млн. рублей. Оценщик изобразил крайнее изумление и, не найдясь, что ответить, стал звонить клиенту. Клиент в растрёпанных чувствах позвонил менеджеру и высказал «фе» по поводу критики оценочного отчета. Затем просил менеджера перевести звонок на меня, чтобы высказать своё «фе» мне. Я вежливо выслушала клиента и задала единственный вопрос – почему он считает, что здание стоит больше 50 млн. рублей, если в договоре купли-продажи, который он приложил к пакету документов о залоге, фигурирует цена продажи 12 млн. рублей, которая удивительным образом совпадает с ценой продажи здания, указанной в объявлении риэлтора. Возмущённый клиент сказал, что он не обязан раскрывать закрытую часть сделки, и он этого так не оставит, будет звонить директору, и что вообще за дела? Он так долго договаривался о кредите, наконец, договорился, и вдруг новые препятствия в виде меня!
Лида, только что вышедшая из отпуска, не вмешивалась и внимательно слушала мой разговор. В её голове зрела идея, что эту ситуацию можно удачно использовать против меня. С этой мыслью она умчалась к Есаулову на ковёр. Спустя полчаса мне позвонили из приёмной и пригласили меня к директору. Разумеется, я знала, о чём пойдёт речь. Ситуация двухгодичной давности повторялась до мелких деталей, только в кресле сидел не Снетков, а Есаулов. Нет необходимости пересказывать все те Лидины сплетни, которые Есаулов в переваренном виде вывалил на меня. Он оказался осведомлён обо мне, о моём разговоре с клиентом, о моих претензиях к отчету и вообще о моём моральном облике, но его осведомлённость носила однобокий характер. Мне предъявлялись претензии абсурдного характера, что я невыносима, что я перессорилась чуть ли не со всем банком. На меня жалуются клиенты, сотрудники, папа Римский, и он советует мне поискать работу.
Возражать было бессмысленно, и я вежливо выслушала его монолог. К концу монолога он поутих, спросил, всё ли я поняла? Я сказала – конечно, и на том мы расстались. Лида осталась, и они продолжали общение уже без меня. По результатам его разговора я поняла, что мутного клиента передали Лиде, что её совсем не вдохновило. Тем не менее, она, вероятно, заручилась поддержкой Есаулова по вопросу моего увольнения и в этот же день по горячим следам вызвала меня на беседу тет-а-тет. В сухом остатке её разглагольствований было ясно, что она не хочет со мной работать, т.к. её не устаивает а) мой опыт и б) моё образование (оценочное, юридическое и строительное). Она предлагает мне уволиться в течение 3-х дней, и если я так замечательно поступлю, они (сказала она о себе во множественном числе) обещают не портить мне дальнейшую карьеру. В противном случае они инициируют аттестацию, по результатам которой меня непременно уволят. На этот счёт у них есть договорённость с Москвой. Я сказала Лиде, что подумаю над её предложением.
Я действительно подумала над её предложением, но не одна, а в компании компетентных товарищей, и результатом этих дум стало письмо с изложением выше озвученной ситуации, отправленное в четыре департамента в Москве: кадры, безопасность, залоги и СВК. Письма я отправила вечером, а утром уехала в запланированный отпуск по Золотому Кольцу. За эти 2 дня моего отсутствия по филиалу прошлась волна, вызванная моими письмами, а к Есаулову пришёл мой адвокат обсудить детали моего увольнения. Есаулов в беседе с адвокатом клялся и божился, что даже не думал меня увольнять, что я его устраиваю, и у него на меня большие планы (это я пофантазировала немного про планы!)
После моего письма в департаменты речь о моём увольнении уже не шла. Лида, спровоцировавшая ситуацию своими топорными действиями, судя по всему, огребла от Есаулова, припухла и сидела ровно. На неё сыпалась работа, и она послушно волокла её, пыталась организовать деятельность отдела, сообразуясь с невесть откуда взявшимися солдафонскими замашками, и было видно, что работа у неё идёт со скрипом.
А между тем впереди, как Дамоклов меч, маячила моя аттестация, на которую Лида и Есаулов возлагали определенные надежды.
Накануне аттестации кадровая девушка пригласила меня подписать характеристику, которую Лида составила для моей аттестации. Из этой характеристики следовало, что я какой-то социальный монстр и изгой, и вообще ничего светлого в моей личности нет. Я возразила кадровой девушке, упомянув грибоедовское «А судьи кто?», и написала на характеристике, что не согласна с этими измышлениями.
Сама аттестация представляла собой заседание суда. В президиуме сидел Есаулов с замами и главбухом, в качестве прокурора была кадровая девушка, свидетелем прокурора была Лида, а обвиняемой – я.
Мне огласили список того, в чём я обвиняюсь, и этот список состоял из эпитетов, взятых из характеристики, которую вымучила Лида. Не было приведено никаких доказательств моего неадекватного поведения. Отсутствовали приказы о дисциплинарных взысканиях, жалобы клиентов и сотрудников, какие-то иные документы, которые могли бы поколебать мою трудовую добродетель и подтвердить, что я монстр, и со мной нельзя иметь дел.
Есаулов предложил мне сообщить, чем я занималась в течение этого года, и я скучно и монотонно перечислила ему все заключения, все отчёты, всех клиентов, которыми я занималась. Он устал слушать этот «список кораблей до половины» и спросил меня о справедливках, которые я не писала (и не должна была). Вокруг этих справедливок разговор крутился долго, потому что это единственное, что можно было предъявить мне, если перед этим не заглянуть в мою должностную инструкцию и не убедиться, что это не мой функционал. Но я им не мешала. Надо же им было о чём-то говорить и спустить едва не выкипевший пар.
Справедливки, т. е заключения о справедливых стоимостях – это отдельная песня. В соответствии с положением о резервах они должны оформляться каждый квартал, подтверждая (или не подтверждая) справедливую (сиречь – рыночную) стоимость залога. По уму эти справедливки должны оформляться, как полноценные заключения на выдачу, с анализом рынка продаж, с подтверждением обременений и т.д. Корпорация «Лида и Ко» делали справедливки массово, чтобы забить ими электронную базу залогов, и конечно же никто не вникал в суть самого залога, в надежде, что проверяющие тоже не будут вникать.
Впоследствии я нашла море ошибок и несоответствий в справедливках коллег, которые они писали якобы за меня: перепутаны были договоры залога, сам залог, и т.д. А по кредитам ОАО «Ополченец» вообще была составлена одна справедливка на все случаи жизни, с устаревшими кадастровыми номерами, площадями и с выбывшим залогом. Стоимость в этой справедливке просто констатировалась без всяких аналитических предпосылок. Надо ли уточнять, что эта справедливка была ни что иное как ноу-хау от Лиды?
Именно об этих халтурных сраведливках и шла речь на аттестации. Когда Есаулов спросил меня, почему я их не делала, я ответила, что у меня была другая работа, не менее важная. Некогда было. Тогда Есаулов стал спрашивать, сколько времени мне нужно для написания заключения. Вопрос, конечно же, некорректный, и я ответила, что по-разному, в зависимости от объёма залога и наличия документов. Лида сказала, что на это надо один день. Я не возражала, потому что скорость Лиды известна, она и за час может написать одну справедливку к 25-ти кредитным проектам, только смысла в ней – ноль. Есаулов сказал, что я медленно работаю. Я не стала отрицать. Видимо в детстве Есаулова не было пословицы, объясняющей, когда нужна спешка.
Замша Есаулова - Переславцева - решила вставить свои 5 копеек. «Я вас первый раз вижу, - сказала она, - но вы мне не нравитесь». Я пожала плечами. Она видит меня в первый раз, хотя я работаю в банке около 2-х лет? Может в её подчинении целый завод в 1000 человек, и ей всех не упомнить? А с другой стороны, как она может составить мнение о моей работе, если она «в первый раз меня видит». По характеристике Лиды? Хороший руководитель, ничего не скажешь.
Зам Есаулова - Шуршавин - тоже решил подать голос и поинтересовался, нравится ли мне работать в окружении, где меня никто не любит, и не поискать ли мне другую работу? Есаулов резко прервал Шуршавина с его предложениями о поиске работы, видимо вспомнив, что говорил моему адвокату.
Исчерпав возможные претензии ко мне, судейская коллегия вернулась к характеристике Лиды. Есаулов спросил, почему мой начальник меня так характеризует? Я предложила спросить это у Лиды, которая сидела тут же. Лида стала блеять что-то невразумительное, но по существу ей нечего было сказать. Остальные тоже это поняли.
Наконец, Лида разродилась высосанной из пальца претензией, что я употребляю «сленг» в разговорах с оценщиками. Я не выдержала и спросила - а как насчёт того, что она употребляет слова «придурок» и «коза» в отношении коллеги по работе и её подчинённой Оксаны? На что Лида снисходительно улыбнулась и сказала, обращаясь к комиссии, а не ко мне, что они с Оксаной друзья, поэтому она позволяет себе с ней так общаться. «Вы находитесь на работе и, прежде всего, вы коллеги» - вернула я её к действительности. Есаулов, видя, что разговор обретает другой вектор, прервал всех. В его задачи не входило обсуждать Лиду.
Аттестация выдохлась и подошла к концу. Есаулов спросил, имею ли я что-либо сказать. Я попросила приобщить к делу письмо, которое я отправила в его адрес перед аттестацией. Письмо касалось недопустимости проведения аттестации в отношении моей должности. При неблагоприятном развитии событий письмо могло бы сыграть свою роль. «Если суд запросит документы об аттестации, я хочу, чтобы это письмо тоже было там» - уточнила я свою позицию. Мне хотелось донести мысль, что шутки закончились, и что если они уволят меня по результатам аттестации, то я без колебаний подам в суд.
Наверное, эта фраза помогла изменить ход событий. Они не стали увольнять меня по результатам аттестации, а указали в своём решении о моём неполном служебном соответствии, и назначили переаттестацию в феврале. Также предписали мне не общаться с клиентами, не ронять имидж банка и ежедневно отчитываться перед Лидой о проделанной работе. Меня отсадили в отдельный кабинет, и с этого момента мои коллеги по отделу исчезли с моего горизонта.
В мой кабинет никто не приходил. Лида в Бориной традиции закидала меня письмами. Её эпистолярный опыт рос, и она научилась формулировать мысли. Писать без ошибок ей всё ещё не удавалось, и было видно, что кто-то её консультировал. Лида сочинила график отчетности о проделанной работе, который я должна была ежечасно заполнять, вечером распечатывать и приносить ей на подпись. График висел в сети на диске «игрек», где каждый любопытствующий мог его почитать и позлословить на мой счёт. На мой вопрос, каким нормативным документом предусмотрен этот график, Лида сказала, что она может сама сочинять нормативы в рамках своей работы. Но это она погорячилась – в её должностной инструкции такого не было. Впрочем, я сразу забила на этот график и не думала его заполнять.
Заданий по написанию залоговых заключений Лида больше мне не давала, видимо решила справиться своими силами. Я закончила отчетность по техаудиту, написала заключение о стройке ООО «Ферум-Фокс», и приступила к злополучным справедливкам: составила поквартальный график и стала их оформлять. После того, как я написала 27 справедливок, Лида неожиданно явилась ко мне в кабинет и сказала, что этого не требуется: она передала моих клиентов по залогу новенькой девочке Ксюше.
К тому времени меня уже предупредили о моём сокращении. Это произошло в тот день, когда должна была состояться моя переаттестация. Видимо руководство решило не позориться с надуманной переаттестацией, и решило, что раз уволить меня по основаниям профнепригодности не получилось, то надо попробовать меня сократить. Несмотря на то, что я не дублировала ни чьих функций, занимаясь инвестиционными проектами, несмотря на моё оценочное образование и мой опыт работы в оценочной и залоговой деятельности, которого не было у моих коллег даже в суммарном выражении, меня сократили.
Ну что ж, наверное, это самый безболезненный выход из затянувшегося конфликта. С Лидой я всё равно не смогла бы работать: я не уважаю её. А работать под началом человека, которого не уважаешь – вредно для душевного здоровья.
Завтра 1 апреля, и завтра мой последний рабочий день в этом банке. И кстати, мне даже не удастся разослать прощальное письмо, как это принято у увольняющихся: две недели назад меня отключили от почты, от сети и от Интернета.
А с другой стороны, что я хотела бы сказать оставшимся коллегам?
Ничего.
Потому что у каждого свой опыт, свои шишки и своя миссия.
Моя миссия в этом банке, надеюсь, закончилась :)))
Удачи оставшимся!