«Мне всё равно, что скажут обо мне… Мне всё равно, что думают другие… Мне важно, что я знаю о себе…
Всё прочее – лишь домыслы чужие!»
(Омар Хайям)
О том, что на острове натыканы скрытые камеры – старался не вспоминать. Лена вела себя естественно, была мила и чарующе-прелестна. Зато Борис Задольский явно играл на публику: выпячивал грудь, вращал глазами, делал зверское лицо, набирал в лёгкие побольше воздуха и рокотал, подобно водопаду.
Шут гороховый!
Надо забыть его и просто наслаждаться жизнью.
Я в райском уголке вместе с любимой. Отдохну, накупаюсь. Как-нибудь удержусь от конфликтов с Борисом, пусть его гнусная рожа меня раздражала, а наглое поведение выводило из себя.
Но уже утром следующего дня задул сильный ветер. Ясное дотоле небо заполнилось облаками, а затем и тучи не заставили себя ждать. На прибрежном шельфе началось мелкое, весьма интенсивное волнение. Ливень обрушился на остров.
С Задольским наперегонки бросились к лодке, ища там спасение.
Я побежал первым, слыша сзади хриплое дыхание и мат своего недруга.
Радостные огоньки в глазах Лены заставили позабыть о нём, забыть обо всём.
Стал целовать любимое лицо. Лена мягко отстранилась, плечом коснулась, словно невзначай, и меня в жар бросило от этого мимолетного прикосновения.
Злобное сопение прервало нашу идиллию. Задольский побагровел так, что, казалось, лопнет от злости.
Как он мне надоел! Может его самого скормить акулам?
Это кайф сидеть в каюте и слушать, как снаружи хлыщет дождь, а ты находишься в неге и тепле.
Дождусь, когда уснёт соперник, и… к Лене под бочок.
Тот явно пребывал не в духе за ужином, хотя всё, что приготовила Лена, просто восхитительно.
- Никакой выпивки на этом паршивом острове! Даже не надраться, как следует, – он так мрачно зыркнул на меня, как будто это я виноват в его вынужденной трезвости.
- У меня есть несколько банок пива в холодильнике, – вспомнила Лена, чем несказанно обрадовала этого пьянчугу.
- Так неси их сюда, моя королева!
Неприятно резануло слово «моя».
- Она не твоя! – больше не было сил сдерживаться.
- Удержи её, если сможешь, – хмыкнул негодяй, и взглядом раздел Лену, а на ней одежды всего ничего – короткие шорты, да топик, едва прикрывающий объёмную грудь. Грудь Лены чуть не выпрыгнула, когда она наклонилась, ставя на стол банки с пивом.
Жара, понимаю. Даже включённый кондиционер не спасает от духоты, но могла бы надеть сарафан, а не соблазнять сиськами, загорелыми ногами и обтянутой шортами задницей.
Борис жадно пил, заливая в глотку пиво. Я пил небольшими глотками, ведь выпить мне хотелось Лену. Моё желание отражалось у неё в глазах, она коленкой коснулась меня, предупреждая о выдержке.
Я знал, что организаторам этого проекта было нужно наше соперничество, открытый конфликт – зрелищность. Но что мне за дело до их прожектов?! По контракту должен прожить две недели на острове, и за это получить миллион. Делать им рейтинг не подписывался.
Те, кому интересны свары на пустом месте и наигранные разборки, пусть смотрит «Дом 2»
- Однажды ты не сможешь устоять, – смачно сплюнув на пол, вдруг сказал Борис.
- Вытри плевок за собой, – вежливо попросил я, закипая изнутри.
- Тебе надо, ты и вытирай. Не парься, приятель. Ленка подотрёт. Не всегда шикарной дамочкой была.
Хорошо, что Лена, как раз ушла, чтобы принести ещё пива, и не видела, как я положил руку на бугристое плечо охальника, слегка надавил на него.
Задольский, как настоящий трус, почувствовав силу противника, сразу утратил всю наглость.
- Леночка, я тут пива пролил, кинь тряпку, – сказал весьма вежливо для себя, Борис.
Он вытер плевок, и как ни в чём не бывало, заговорил о патриотизме.
Внезапные переходы этого человека меня всегда удивляли, а вот Лену – нет.
Она охотно подхватила начатую тему, и возразила ему, когда Борис процитировал фразу:
"Патриотизм - это последнее прибежище подлецов."
- "Patriotism is the last refuge of scoundrel" – эта фраза Самуэля Джонсона имеет совсем другой контекст, дорогой Борис. Всё дело в тонкостях английского языка. Дело в том, что слово «refuge» имеет ещё значение, пропадающее при переводе на русский язык, а именно: спасение, утешение. Не просто прибежище, а спасительное, утешительное прибежище.
Я был восхищён знаниями Лены, и тем, как она одёрнула пустомелю, который кидался фразами для красного словца, а не по убеждению.
Насколько я понял, Задольский убеждён только в одном: « он царь, он бог, а все остальные – грязь под его ногами».
После ужина помог Лене помыть посуду. Наши руки касались, и по ним, словно пробегал ток, пощипывая кожу сладостными мурашками.
Мы разместились на сон здесь, а Лена ушла в свою каюту. Желая спокойной ночи, шепнула мне, что дверь оставит открытой.
Я принял душ и побрился, а мой сосед так и завалился спать.
Еле дождался, когда Задольский заснёт. Услышав его храп, тихо встал и направился к Лене.
Она уже ждала меня. В мои подставленные ладони легла её грудь. Я нежно мял, вызывая у любимой женщины тихие стоны наслаждения.
Вот это был кайф, заниматься любовью, зная, что нас подслушивают, а за стенкой спит соперник. Мы сдерживали звуки, но не сдерживали желание, а оно было одно на двоих.
Утром ушёл от Лены, вернулся к Задольскому, но заснуть не смог, прокручивая в памяти ночные события.
За завтраком мы играли с Леной в переглядки. Ловил в её томном взгляде подтверждение собственных чувств.
В течение последующих двух суток было пасмурно и ветрено. Периодически шли кратковременные дожди, которые сменял сильный ливень.
Пришлось терпеть компанию Задольского, который травил похабные анекдоты и отвешивал тяжеловесные комплименты Лене.
Только волшебные ночи с любимой давали силы терпеть его выходки.
На четвёртый день нашего пребывания на острове появилось яркое солнце. Полный штиль.
Выбрались на берег и восторгались красотой синего океана, прозрачной лазурью прибрежных шельфов.
Лена взвизгнула, когда её ступни коснулся клешнёй краб.
- Сейчас мы из твоего обидчика шашлык сделаем! – заревел Борис, хватая за панцирь, не успевшего покинуть пляж краба.
- Отпусти, бедолагу. Пусть ползёт, – проявила великодушие Лена.
Мы рассмеялись от переизбытка чувств, вызванного и страхом единственной женщины на острове, и ощущением счастья, которое принесла чудесная погода.
Даже оглушительный смех Бориса не вызвал у меня, как прежде, глухого раздражения.
Начался прилив. На мелководье увидели ската - манту или "морского дьявола". Необоснованное прозвище. Несмотря на огромные размеры, совершенно безопасный для людей.
Жара становилась невыносимой. Я решил заняться снорком (сноркелинг - плавание с маской, трубкой и ластами) вдоль барьерного рифа. Задольский составил мне компанию, а Лена осталась ждать нас на берегу. Во время плавания трудно удержаться от искушения не дотронуться до рыб или кораллов. Рыбы могут быть ядовитыми, а под кораллами зачастую прячутся мурены. Нельзя прикасаться к, казалось, чистому участку дна. Можно нарваться на "поцелуй" рыбы - камень, одной из самых ядовитых тварей в мире. Рыба эта обладает уникальной способностью маскироваться под окружающий подводный пейзаж, закапываясь в песок. "Поцелуй" этой гадины мучительно смертелен.
Существует всего лишь один шанс из ста, чтобы выжить.
Невольно вздрогнул, когда рядом мелькнула большая тень. Вначале подумал, что подплывает Борис(его я потерял из вида), потом возникла мысль об рифовой акуле, но это оказалась черепаха. Поиграл с ней, а затем отпустил. Пусть плывёт по своим делам.
Заметил, как Задольский заплывает за границу барьерного рифа, хотя нас предупреждали, что делать этого не стоит. Не видит что ли стык бирюзовой и синей воды?!
Что мне за дело! По собственной неосторожности заплыл за границу рифа, и его подхватило сильное течение.
Он запаниковал, стал бороться с океаническим течением и плыть ему навстречу, бесполезно теряя силы.
«Так ему и надо, этому самовлюблённому павиану. Погибнет, так по своей вине».
Только не мог заставить себя хладнокровно наблюдать, как человек тонет. Поплыл к нему, подхватил уже совсем выдохшегося. Экономя силы, увлёк за собой поперек течения в сторону суши. Нам удалось выбраться за пределы потока.
Не состоявшийся утопленник лежал на песке и с хрипом дышал. Я стоял над ним, отвернувшись, чтобы не видеть его слабость.
Никаких чувств не испытывал. Даже неприязнь и гнев куда-то делись. Лишь сочувствие.
Протянул руку, чтобы помочь подняться. Он встал, и заключил меня в медвежьи объятия. Рано я списал его в старики. Силён, дьявол!
К нам бежала Лена. Беспокойство на её лице сменилось облегчением.
Перестав мне «ломать» рёбра, Борис повернулся к ней и заорал:
-Ленка! Ты не знаешь, какой это человек. Человечище! Я по собственной дури, чуть не погиб, попав в сильное течение. Барахтался, как жук на булавке. Кранты мне. Силы на нуле, когда твой вырвал меня из лап смерти. Всё, я выхожу из игры. Считай, что проверка прошла успешно.
Почему неожиданно побледнела Лена, и закрыла рот рукой? Почему вдруг Задольский с досады стукнул себя кулаком по голове? Почему ноги мои налились свинцом...
Побрёл к лодке, вежливо отстранив, бросившеюся ко мне и ставшую вдруг чужой женщину.
Закрылся в ванной комнате судна.
Глянул в зеркало на застывшее собственное лицо.
В синеве глаз моих – пустота.
«Проверка».
Опустив взгляд, с удивлением заметил, что сжимаю в руке бритву.
Через зеркало наблюдаю, как лезвие касается горла.
Один взмах, и Госпожа Смерть заберёт мою никчёмную жизнь.
Треск выбитой двери помешал нанести точный удар, я лишь порезался. Но и пришёл в себя.
- Из-за вас вот оцарапался во время бритья. Нельзя же так вламываться, – недовольно говорю, стараясь держать марку. Ведь драма не должна переходить в фарс.
Огромные озёра страха в глазах Лены при виде крови, и последующий вздох облегчения, не трогает больше меня. Как и одобрение во взгляде её старого друга.
Обрабатываю ранку одеколоном, не гляжу на них.
Скоро снимаемся с якоря, и уплываем с этого острова. Борис, оказывается, прекрасный мореход. Впрочем, мне до этого нет дела.
Денег на пластиковой карте, что перед отъездом мне сунул отец, хватило на билет до дома. Спасибо мои родные!
Я оставил все вещи, подаренные мне Леной, включая часы и мобильник.
Улетел домой один. Ничего не ответил на её слова, что она просто хотела встряхнуть меня.
Надо признать, ей это удалось.
Я словно очнулся от сна, и перестал быть инфатильным мальчишкой.
На следующее утро по приезду, пошёл устраиваться на работу.
Холодно. Кленовые листья, подхваченные ветром, кружатся в хороводе.
Я наклонился и поднял один из них. Багряно-жёлтый, он изумительно красив, если бы не одно тёмное пятно, портящее всё впечатление.
Кого он мне напоминает? Неважно. Решительно отбросив листок, вошёл в приёмную. Мой уверенный вид, а главное – желание работать, сыграли позитивную роль. Меня приняли на достойную работу с неплохим окладом. Очень скоро я стал на хорошем счету, даже пообещали повышение. Работал допоздна. И каждый раз меня ждала, а затем следовала за мной машина Лены.
Старался не слышать, идущий из неё зов: «Прости меня, милый! Вернись.»
Сяду ли я в неё когда-нибудь?
Не знаю.
«Любовь – это когда ты хочешь взять человека не в свою постель, а в свою Жизнь...»