ПРОКЛЯТИЕ РОГНЕДЫ. Книга 1. Глава 10.
СОЛОВЕЙ РАЗБОЙНИК
Когда Руслан пришел в себя, он увидел старого дружинника Свенельда. Все вокруг горело ярким пламенем. Трупы отца и братьев валялись в зале, а на ложе лежало окровавленное тело его суженной.
—Где Людмила?—спросил он Свинельда.
—Молчи,—ответил дружинник, взял его на руки и вынес из горящего терема. А вокруг пылали дома, бегал перепуганный скот и валялись трупы горожан. Страшная картина. Свенельд вынес его в лес и пошел ловить коня. Через несколько часов он привез его к избушке где жила ведунья Даугава на болота у реки Полоти.
Ведунья уложила раненного на кровать, достала зеленой глины и обмыв голову каким-то отваром, остригла её. Потом обмазала толстым слоем глины рану на голове и стала читать заклинания. Вытащила трубку, раскурила её и стала выдыхать дым на лежащего без сознания юношу.
Свенельд оставил юношу на догляд ведунье, а сам пошел на Днепр собирать ватагу.
Пришел сначала Свенельд в Искростень. На пепелищах люди пытаются дома строить. Под холодным дождем, в грязи они таскаю бревна, чтобы к зиме, хоть маленькие срубы срубить. Многие ушли в другие края, у кого-то родственники есть в Новгороде, в Смоленске. Пригреют. Приютят на одну зиму. А у кого вся родня здесь рубят лес, тешат бревна. Делают срубы. Женщины тоже с топорами ходят.
—Здоровыми будьте!—Крикнул Свенельд, подходя к сожженному центру города. Тут люди в большую ватагу собрались и сообща хотят избу на все семьи собравшихся срубить.
—И ты будь здоров, боярин. Издалека ли будешь?—спросил юркий старичок, оценивающе оглядывая пришельца.
—Из Полоцка я. Владимир не только дома там сжег, он и весь народ в Полоцке и окрест вырезал. Печенегов с собой привел.
—Знаем мы о подлых деяниях раввиныча. А ты, значит убежал?—старик посмотрел на воеводу с недоверием.
—Не убежал, а поздно пришел. Нас с Ярополком на обратном пути после похода на германцев. Печенеги у переправы встретили. Некому было Полоцк защищать. Некому было кагану отомстить.
—Ну, коли будешь мстить, то и от нас рубани мечом по чреслам Владимира и Добрана.
—Поучать легко. А сами что? Или вам меньше горя раввиныч принес?
—Придет время, и мы скажем свое слово. Не боись. За нами не заржавеет!
—Время пришло. Или мы будем спокойно смотреть, как дальше Русь хазарские собаки терзают?!! Я сейчас пойду мстить выродкам. Ватагу собираю. Кто со мной?
Пока старичок разговаривал с воеводой, вокруг них собралось не мало работников. Пока разговор, можно и отдохнуть. Не сказать, так хоть послушать.
А Свенельд продолжал: «Страшное время пришло на империю света, на Светлую Русь. Повсюду дружины наемников ходят по Руси, города и селения сжигают, людей убивают, над женами и дочерьми вашими надругаются. А вы сидите здесь, думаете, что больше не придет. Придет! Скоро опять придет к вам змея подколодная в образе кагана Владимира и тогда уже не будет вам спасения, ни старому, ни младому. За ним придут твари, прах отцов предавшие и поправшие Веру Славянскую Ведическую, променяв её на иудейскую. Они будут вас крестить в свою религию. Вот тогда вы увидите, что стоит ваше молчание и бездействие сейчас.
—Да мы что? Мы готовы. Только как же наши чада да жены зимовать будут, если крыш над головой нет.
—Пусть идут в Полоцк,—начал свою речь Свенельд. — Там люди по деревням разошлись. Деревни эти в лесах да болотах попрятаны. Туда дружинникам не добраться. Почему, думаете, крестоносцы Белую Русь покорить не могут. Еще в прошлом веке было: придут они огромной ратью, города сожгут или своих наместников поставят. А зимой их наместников с дружинами местные жители вырежут, опять возьмут захваченные города, а выжженные отстроят. Им зимовать на болотах—благодать, а крестоносцам –это смерть, холод и голод. Полочане люди добрые, примут ваших детишек и жен, пока вы раввинычу и его дядьке мстить будете. Али не помните, что кровная месть нам завещана предками. Кровная месть радость наших богов. Отмстим за землю Русскую, братья! Асса!
—Асса! Отмстим! Отмстим! Асса! Отмстим! Асса!—закричали все вокруг.
—Собирайтесь в ватагу, братья мои и пойдем к Киеву. Сядем на Днепре у Припяти и будем бить христиан конного да пешего. От них все зло, от них и от ромеев с хазарами. Перекроем раввинычу дорогу на Новгород. Перекрытый путь из варяг в греки—это нож в сердце Византии, а значит и Владимиру. А повезет, то и самого кагана на кол посадим!
Недолго потом судачили поселенцы. Многие стали собираться, одевали доспехи и шишака, доставали луки, мечи ратные и ножные. Кузнец показал им свой тайник с новенькими мечами: «На доброе дело отдам даром, лишь бы дело сладилось не даром».
К вечеру набралось больше сотни добровольцев. Мужики пришли с оружием, с доспехами. У кого не было, медвежьими шкурами укрылись. Кому оружие не хватило, брали цепы, вилы или обитые железом дубовые палицы.
—Веди нас на Днепр, воевода!—кричали они.
—Сегодня всем спать. Попрощайтесь с родными и милыми женами. А утром, чуть свет, пойдем на Припять.
Ватага пришла к Припяти, которую потом рекой Смородиной прозовут, только к вечеру. Вышли на берег, как раз вовремя. В лесу уже кромешная тьма была. Видят, костры горят на реке.
—Может люди торговые?—спросил Свенельда Волкодав, старый воин, раньше в варягах промышлявший, а под старость осевший в Искростени. Когда он вернулся с охоты, то увидел свой дом сожженным, сыновей погибшими в схватке с владимирскими наемниками, а жена, сказывали, сгорела в доме. Не хотела выходить и двери отпирать грабителям. Они её и сожгли.
—Может сходим, попросим у них оружие или руги ромейской на оружие,—сказал он, смеясь.
—Не пыли,—спокойно сказал Свенельд и громко свистнул.—Это свои.
В ответ послышался такой же громкий свист и через несколько минут они услышали легкие шаги в ольховнике.
—Ты, что ли, Свенельд?—раздался голос из кустов.
—Я, Варяжко. А ты почему посты не выставил?—ответил воевода.
—Посты сейчас пока не нужны. Начнем свои дела лихие, вот тогда посты понадобятся. А сейчас о нас ещё никто не знает.
—Сколько с тобой людей?
—Почти две сотни.
—И у меня почти… Можно и дела начинать. Завтра соберемся и решим, куда еще послать гонцов, чтобы ватага наша настоящей дружиной стала.
—Скоро должен и Руслан подойти. Отлежится немного, но сюда придет. И друзей верных приведет. Он такой. Он не один придет.
—Это Волкодав из Искростеня, он не только ратное дело знает, он на ловушки великий мастак. Всю жизнь в варягах.
—Рад знакомству,—засмеялся из темноты Варяжко.—А я Варяжко. Али не узнал меня, старый хрыч?!!
Старые знакомцы обнялись и пошли в лагерь разбойников.
ОХОТА НА ОЛЕНЕЙ
Добран ускакал далеко вперед. Но это не вызывало беспокойства, он то и дело трубил в рог. Но вот они подъехали к опушке и увидели ужасную картину: половина туловища с головой висело на одной сосне, а вторая безголовая часть на другой, привязанные за ноги веревками. Кто-то привязал Добрана за ноги к разным соснам, нагнутым к земле на таких же прочных веревках, а потом разрубил веревки, держащие сосны возле земли.
—Найти разбойника!—крикнул тогда Владимир и дружинники поскакали в разные стороны искать злоумышленника. А в лесу снова затрубил рог дяди Добрана. Вся дружина поскакала на зов рога. И тут началось самое страшное. Какая-то сила подхватила одного из дружинников и резко унесла его вверх. Под вторым споткнулся конь, а на нескольких почти одновременно упали сверху тяжелые колоды.
—Это Леший!—крикнул воевода.
—Леший! Леший!—кричали в панике дружинники и бросились наутек. Владимира тоже охватила паника и он уже н помня себя от страха мчался вон из леса. Звук рога повторился и уже преследовал из, пока они не выскосили из леса.Опомнился он только тогла, когда лощадь принесла его к воротам города и лес омтался далеко позади. Они так и не вернулись туда, чтобы забрать тела несчастных. А рог Добрана продолжал еще долго трубить в ушах у князя.
Расшалился тогда Леший не на шутку. А потом разведка донесла, что завелся в лесах за Припятью некий Соловей, собрал он ватагу и теперь разбойничает на дорогах и по Днепру не гнушается пройтись.
Рассказывали, что Соловей разбойник имеет сына соловьенка. Тот был еще страшнее и уродливее. Глаза горящие, зубы острые и шрам огромный через все лицо. Свиреп был, ако дьявол настоящий. Если ему в руки попадал кто из дружины или из челяди княжеской, то он и не спрашивал, мол, христианин ты аль нет, рубил всех собственноручно. Рубил тела на куски и в речку Смородину выкидывал. Это оттого Припять Смородиной прозвали, что от трупов и мяса человеческого порубанного смердило иногда от нее. Особенно невыносим был запах крови и тел разлагающихся летом на следующий день после расправы.
ВОЕВОДА ВАРИВОДА
Боярин Варивода был из тайных христиан. Отец крестил его в детстве в христианство готского толка, обучил его канонам и заповедям Христовым, когда княгиня Ольга вернулась в Веру Славянскую Ведическую и стала закрывать монастыри и церкви христианские в земле древлянской, он участвовал в покушении на княгиню. Однако Ольга простила заговорщиков с условием, если они отрекутся от готской веры. Из всех изменников она казнила, только князя древлян Мала и нескольких бояр, отказавшихся вернуться к Вере исконной Славянской. Но, толи программа в сына уже была заложена вместе с крещением, то ли чтение заповедей его зомбировало, но он тайно хотел быть христианином. Прелюбодеяние у славян было страшным преступлением, а в христианстве обычным грехом. Слаб человек! Соблазнов много. И христианство давало возможность избежать наказания за грехи, стоило только покаяться. Исус Христос все человеческие грехи на себя принял, твердили проповедники христианства. Покайся перед Богом и все грехи простятся. Так и делал Варивода. Грешил и каялся, прелюбодействовал и тут же, спешил покаяться. Жизнь была прекрасной, но была бы еще лучше, попадись ему раньше каган Владимир со своим предложением изменить Олегу. После падения Искростеня и Овруча, а так же убийства Олега, Варивода стал тысяцким в дружинах кагана. Предателя Блуда Владимир сам потом казнил, а его, как ценного лазутчика, приблизил к себе. И не только приблизил, но и в свои интимные дела посвятил. Его тысяча состояла из бояр и дружинников, изменивших Олегу и холопов, которым Владимир обещал дать право голоса на вече. Тысяцким он ходил с каганом в поход на Полоцк, где отличился не столько ратно, сколько в отлове прекрасных дев для гарема Владимира. Владимир же, увидев прелестный цветник из девственниц, который после похода собрал для него Варивода, приблизил к себе предателя и сделал его воеводой и стольником. Отныне его делом было жен для кагана искать и охранять терема с женами и наложницами Владимира.
А когда он воеводой у Владимира стал, то часто был старшим стражи терема для жен кагана. Увидел он как-то раз в тереме для жен Владимира красавицу Рогнеду и воспылал к ней страстью.
Один раз, когда он возглавлял караул у терема, выждал момент, пока Рогнеда останется в горнице одна и вошел к ней.
—Как я ждал сего мига, лада моя желанная!—воскликнул он, когда они оказались в горнице одни. Воевода упал на колени и обхватил стройные ноги княгини. Она оттолкнула его и сказала: «Что ты себе позволяешь, холоп смердячий! Вон с глаз моих. Иначе кагану пожалуюсь.
—Не пожалуешься. Каган знает, как ты его ненавидишь. Возьму тебя силой, а скажу, что ты сама этого хотела и соблазняла меня. Кому, ты думаешь, Владимир поверит? Конечно мне!
—А ты попробуй! Тогда и посмотрим.—захохотала Рогнеда.
Варивода бросился на неё, как тигр, но Рогнеда уклонилась от его захвата и вытащила из под пояса ножной меч. Иди ко мне, попробуй тела княгини!—смеялась она, а глаза горели злобой и ненавистью, стреляли и искрились молниями.
Воевода понял, что силой её не взять и, он опять упал на колени.
—Не могу жить без тебя, княгиня. Сердце мне разрывает твой взгляд, а пьянят меня твои губы и твоя улыбка… Ничего не могу поделать с собой! Люблю тебя больше жизни. Приказывай что хочешь, все исполню. Только стань моей!
Задумалась Рогнеда. А ведь и впрямь, пылает дикой страстью козел безрогий. Его ведь можно использовать в своих интересах. А удастся и супротив кагана его повернуть. Презирала она предателей и знала давно о его измене князю Олегу, но ничего не сказала в этот раз.
—Не люблю я тебя, воевода,—сказала она кокетливым голосом.—Но нравишься ты мне, своей настойчивостью своим мужским пылом. А ведь этого я и боюсь в тебе. Был бы ты ласковей, когда в любви-то признаешься, может быть и растаяло бы сердце мое перед тобой. А так нет! Не могу! Пусть гнев к тебе в моей душе уляжется, душа успокоится. Ложе со мной ещё заслужить надобно.
—Требуй, что хочешь?!! Все исполню! Что пожелаешь, княгиня моя! Умру, но исполню!—воскликнул Варивода.
—Не торопись, воевода гарема. Я сама тебе скажу, когда созрею. А желание у меня будет, поверь мне. Всему своё время. Угодишь мне, как следует, то и разговор о любви может быть.
Он покинул горницу горя и пылая надеждой. Ведь взгляд, которым княжна его провожала, был почти ласковым и, несомненно, нежным. Или ему это только показалось.
СОЛОВЕЙ РАЗБУШЕВАЛСЯ
Больше десяти лет держал в страхе кагана, попов и христианских купцов Соловей-Разбойник. Ни одно ладья не могла проплыть мимо устья Припяти по Днепру. Ни один конный караван и ни один путник не могли пройти через лес возле Калинова Моста, не столкнувшись с веселой и жестокой ватагой народных мстителей. Путь из варяг в греки был полностью перекрыт, купцы жаловались кагану, а тот от страха никогда не выбирался за стены города. Киевские купцы негодовали и жаловались кагану на то, что они не могут нормально торговать с северными странами и Новгород прибирает эту торговлю к рукам. Новгородские же купцы слали кагану челобитные, сетуя на то, что не могут торговать с Византией. Княжеская казна пустела. Пошлины за проезд стало снимать не с кого.
Много раз Владимир направлял свою дружину и шведских наемников уничтожить разбойников и поймать Соловья, но все операции проходили безуспешно и с очень большими потерями. Многие викинги покинули Киев у убрались к себе в Швецию. «Не хотим погибать за такую плату! Если не утроишь нам жалование, то покинем тебя, каган», говорили они. А платить было уже нечем.
Был бы жив дядька Добран,—думал Владимир,—он бы нашел выход из этого сложного положения. Митрополит ему советовал обратиться к базилевсам за военной помощью, но Византия просила в замен полный контроль за всеми торговыми путями. Опять деньги будут идти мимо казны—размышлял каган.
Крещение северных земель: Псковской, Новгородской, Суздальской, пришлось прекратить из-за недостатка войск. Печенеги хозяйничали на юге. В захваченных Владимиром городах, то и дело, случались стихийные бунты.
Дружина Соловья-Разбойника все время росла и уже насчитывала около трех тысяч человек, а может и более. Всем надоел христианский произвол кагана и притеснение Владимиром всего народа русского от смерда и мастерового до купца и князя, от гридня до боярина. Поэтому Владимир, Добран и ромейские консулы решили напасть на логово Соловья в серпне, то есть в самую страду, когда смерды в основном по домам разойдутся урожай собирать. В страду действительно разбойников оставалось не более полутысячи.
До самой ночи сидели Владимир, митрополит, Волчье Ухо и другие воеводы и стольные бояре, решая, как уничтожить Соловья. Сидел хдесь на собрании стольников и воевода боярин Варивода.
—Дайте мне 10 тысяч войска,— сказал Волчье Ухо— и до успения Святой Богородицы я покончу с разбойниками.
—Меня отправьте на Смородину,—рвался в бой воевода Культяпа, который крестил вместе с Добраном Нрвгород и прославился своими зверствами во время крещения Медвежьего Угла. Культяпой его прозвали за то, что он всем, кто не желал крещение принимать, отрубал кисти рук или одну мтупню ноги, так и оставляя несчастного без рук и ног, то есть без средств к существованию. А просить милыстыню можно было только у монастырей. Настоятели и монахи гнали от понастырей и храмов всех не крещеных. Так он обрек многих на верную голодную смерть.—Я пойду к Смородине по Днепру в ладьях и высадимся у мамого стана Соловья. А Волчье ухо с суши из леса по разбойникам ударит. Тут и конец придет Соловью.
На том и порешили. Волчье Ухо идет с пятью тысячами по лесу к Припяти, а Культяпа по Днепру в ладьях с такой же силой. Наутро решили отправляться в поход, а не то страда кончится, и подтянутся смерды да окрестные селяне обратно к Соловью в войско.
Мотал все на ус Варивода, запоминал, а вечерком пошел в терем к Рогнеде. Пригласила княгиня его в свою горницу, где он и рассказал всё о планах Владимира на счет Соловья.
—Я заслужил награду, лада моя!—сказал Варивода, пытаясь обгять княшиню и взять её за перси пышные, но Княгиня увернулась от него и сказала: «Не время сейчас, боярин. Завтра вечером я накажу баньку истопить. Вот тогда и придегь туда похлестать веником мою спинку».
Но боярин пытался завалить её на ложе. Тогда Рогнеда укусила его за нос и сказала: «Уходи по доброму! Иначе кричать начну. Стража прибежит. Вот тогда точно каган тебя не помилует».
Испугался воевода и успокоился. Видя, что княгиня не настроена, он согласился прийти завтра в баньку.
—А не обманешь?—спросил он на прощание.
—Мое слово твердо. Сказала—сделаю. Разве я когда-то давала повод не верить мне?
Варивода пожал своими широкими плечами и ушел. А княгиня велела Алене принести пергамент и перо с чернильницей и написала письмо Свенельду. В письме она все в точности описала то, что рассказал ей боярин Варивода.
—А теперь иди в Софийский собор и передай письмо нашему человеку. Скажи, пусть отправят его на Припять немедля.
А на следующий день баня была истоплена жарко. Сама Рогнеда следила, чтобы камни были травкой усыпаны, чтобы воды было вдоволь.
К вечеру пришел Варивода и она тайно провела его в парную.
Раздевайся, боярин, а я пойду на каменку воды плесну, пару поддам—и Рогнеда пошла в парную. Тут в ушате с водой у неё был спрятан ножной меч. Разделась княгиня. Плеснула полных три ковша на горячие камни с коноплей из Дикой степи и села ждать.
Вошел боярин нагой, улыбнулся, глядя на прекрасное тело княгини. Паром горячим до костей его пробрало, а княгиня веники березовые в ушате мочит и смотрит на него своими большими голубыми глазами.
—Смелее, боярин!—крикнула она, а тот остолбенел, глядя на её упругие груди, тонкую талию и стройные ноги, на которых каждая мышца рельефом выделяется.
—Не ожилал я, лада моя, что ты слово своё сдержишь,—только и промямлил он.
—А не ожидал, то похлещи меня веником!—засмеялась она.
Взял воевода веник и пошел хлестать прекрасное белое тело княгини. Хлещет, а сам удержаться не может. Протянул к ней руку, на бок под мышкой положил, а она ему: «Не торопись, милый, я люблю всю чашу любви хмельной сполна испить. Убрал руку боярин и дальше веником её отхаживает.
Встала княжна, а он снова к ней: «Не могу терпеть более!»
—Потерпи немного,—ответила княжна, а он не слушает её и заломать пытается, чтобы на полку положить. Вырвалась из его рук Рогнеда , подошла к ушату, в котором веники мокли и говорит: «Не буду я твоей, боярин. Уходи, коли жизнь тебе дорога! Не люб ты мне и никогда люб не был. Ступай подобру-поздорову».
—Ах так, —вскипел Варивода: «Тогда я пойду и кагану всё расскажу. И про измену свою и про то, что ты гонцов к Соловью отправила. Меня он, даст Бог, милует, а тебе не сдобровать!»
—Не тянула я тебя за язык, боярин, когда ты мне эти гадости говорил. Может и поитлует тебя Владимир, да я не помилую.
Он шагнул к ней, чтобы схватить её и на полку унести, а она вытащила нож из ушата и вонзмла ему прямо под сердце.
—Али ты кагану верна, в самом деле, что такое творишь?—прохрипел боярин.
—Не верна я кагану, не жена я ему, и верность храню только Ярополку и еще одному человеку. Никогда я не любила кагана и ненавижу его лютой ненавистью. Просто, противен ты мне тем, что город свой родной Искростень на растерзание отдал, народ свой предал. Тем противен, что Рязанб крестил огнем и мечом. Родился ты изменником и остался им. Пусть твой бог прощает тебя за твои злодеяния,—ответила Рогнеда и вытащила нож из его груди.
Никто не знал, по чьей воле баню при тереме жен княжьих истопили. Никто не видел, кто в баню входил и, кто из неё выходил. Только нашли через три дня в парной боярина Вариводу с раной в сердце. Расследовать это дело никто не стал. Тень на жен кагана бросать негоже.
А в стане Соловья-Разбойника уже ждали войско из Киева. Распорядился Свенельд своим старым друзьям Варяжко и другим витязям, которые плаванью под водой обучены с соломенкой в губах. Ждать у устья Припяти ладьи Культяпы. Как только он в Припять войдет, плыть к ладьям под водой и дырявить отверстия в днищах. Те места под гребцами, которые не видно сверху, хорошо знали обученные варяги.
Сам же Свенельд решил ждать наступления Волчьего Уха на том берегу. Сваи у моста были аккуратно подпилены. Все готово к встрече недруга.
Воевода Волчье Ухо начал терять людей еще в лесу, далеко от Смородины-Припяти. То кто-то в волчью яму попадет, а там на кольях заостренных погибнет, кого-то одинокие лучники прямо в глаз стреляют. А самих лучников не видно. Велел воевода погоню послать, лес прочесать, только увеличил потери. Не догнать им лучников, растворялись они в зарослях. Понял воевола, что гоняться за «призраками»!—это только людей терять зря, и решил идти прямо к мосту на реке. Шквальным градом стрел встретили его перед мостом лучники Соловья и воевода протрубил атаку.
Небольшая группа разбойников Соловья ушла, перешла за мост, села на коней и ускакала. Велел Волчье Ухо идти через мост в погоню за врагом, но мост рухнул, едва три сотни оказались на другом берегу. Обстреляли их из луков, а потом налетела конница и добила остатки. Тех же, кто вброд через реку пошел постреляли в воде и порубили на выходе на берег.
Снова бросил все силы против разбойников воевода, теперь уже вплавь и вброд. Понеся огромные потери, дружинники все же взяли противоположный берег и закрепились на нем. А тут и ладьи Культяпы подошли. Правда, с опозданием. Течь они дали, что и затруднило быстроту передвижения. Ладьи погружались в воду, а дружинники выскакивали на берег.
Только воевать не с кем было. Ушли разбойники уже далеко.
Оба воеводы снова повели дружины через лес, но теперь, уже на том берегу Смородины. Снова ловушки и лучники, которые стреляют неизвестно откуда. К вечеру дружинники выбились из сил, преследуя невидимых разбойников. Решили сделать привал, разбили лагерь прямо в лесу. Ночью проснулись. Кругом светло. Лес пылает со всех сторон. Паника поднялась у киевских дружинников, бросились они, кто куда может. А стрелы разбойничьи настигали их повсюду.
Утром, собрав остатки войска Волчье Ухо и Культяпа, отправились назад в Киев. Опять подошли к реке Смородине. Ладьи уже давно затонули. Надо было на тот берег переправляться. Пошли вброд, а разбойники их встретили уже на том берегу, откуда они когда-то пришли. Теперь уже в открытый бой пошел Соловей. Дружинники в панике носились по берегам, спасаясь от стрел и нападающих разбойников, а те, в свою очередь, рубили их нещадно. Многие сдались в плен. Поймали и на аркане привели к Свенельду Волчье Ухо и Культяпу.
—Много рук и ног ты отрубил людям хорошим,—начал свою речь Соловей.—Я не могу тебе ответить тем же. Нет у тебя столько ног и рук! Но те, что есть, придется отрубить.
Сказал и сделал знак своим людям. Взяли они топоры острые, потащили Культяпу к большой колоде. А тот вижжит, изворачивается, пощады просит.
—Вот теперь и имя тебе соответствует!—засмеялся Соловей, когда руки и ноги у воеводы были отрублены.—Культяпа и есть культяпа!
--А тебе Волчье Ухо, особое уважение окажем. Говорят. ЧТО ТЫ КРОВЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ПИТЬ ЛЮБИШЬ? Вот МЫ И УВАЖИМ ТЕБЯ, НАПОИМ ДОСЫТА КРОВУШКОЙ.
Притащили разбойники огромную бочку и посадили в неё Меца Иосифа, а потом стали подводить к бочке дружинников, у которых крестики на шее были и рубить им головы так, чтобы кровь в бочку лилась и до краев её заполняла.
Потом Соловей приказал запечатать бочку и отправить в Киев с купцом, ладью которого недавно захватили соловьевы люди.
А теперь о купце. Незадолго до этой битвы взяли разбойники византийского купца.