Здание фламенко пылало. Над огромным костром висело джакузи, полное кипящей смолы. В булькающей жиже сидел печальный Ворон. Вокруг котла священодействовали оборотни. Один подливал масла в огонь. Другой отлавливал души из пламени и сцеживал их последние капли в ванну. Третий, снова и снова, сворачивал Ворону шею, в ожидании характерного щелчка, вставшего на соё место, сочленения.
« Ворон, я погреюсь, Чудовищница плюхнулась в джакузи, вижу, для лечения ты используешь древнейшие методы».
« Мы рады тебя видеть», поморщился Ворон. Его позвонки хрустнули, Митра с чувством свернул Ворону шею.
- Развлекаешься? Дай помогу.
Оборотень не поленилась, вылезла из джакузи, подошла к персу. В тот момент, когда бог снова рванул голову Ворона в одну сторону, Чудовищница провернула торс в другую. Треск, крик. Позвонки встали на своё место.
- Здоров? Надо же, досада, какая! А я так старалась. Зачем разбудил Зверя?
Чудовищница опять залезла в жижу.
- Тебе нужен Приемник? Собираешься дать порулить?
- Без тебя справляюсь.
- Значит, по привычке. Стоит окрылиться, ты отправляешь меня на тот свет. Холодно.
Монстр лёг глубже, задремал. Выставленный из жижи нос, сладко всхрапывал и посвистывал. Мышцы расслабились, нос исчез в глубине. Над ним забулькали пузыри.
- Хороший метод, действенный. И технология отлажена.
Чудовищница вынырнула из - смолы, протёрла глаза, занялась теологией.
- Почто печальный такой? Ты – не просто грустный клоун. Ты - радостный социопат. Просто, лермонтовская строка. «Нет, я не Байрон, я другой».
Оборотень встала в джакузи, перекинула через плечо тогу из дымного шифона, на распев продекламировала:»
Нет, ты не грустный клоун…
Ты - радостный социопат,
В душе твоей, как в океане
Надежд разбитых груз лежит.
Кто может, океан угрюмый,
Твои изведать тайны?
Кто толпе твои расскажет думы?
Ты - бог! Создатель!
Мы для тебя - …блин, топливо! Чё так холодно?
«Гемоглобин низкий, встал в котле Ворон, пей железо, ешь гранаты, орехи, печень».
- Печень? Да, да, да.
- Куда ты?
- К Прометею.
- Стой! Кали- юга какая-то, нет, вьюга, тайфун, ураган.
- Смерч.
- Точно. Даже рожица такая, как надо, чёрненькая.
Чудовищница - Кали спрыгнула на землю, соорудила из тоги сари, его конец пропустила между ног, встала в позу индийской танцовщицы, подняла ножку с растопыренными пальчиками и гнусаво затянула: « Расскажи, расскажи, бродяга, чей ты родом? Откуда ты?»
Пяточка ударила в пыль.
«Ой, да я не знаю, ой, да я не помню», пропел Ворон в ответ.
Рядом с чудовищной ступнёй, миллиметр в миллиметр, опустилось раздвоенное копыто.
Расширив, глаза, баядера возмутилась.
- Ты животное, а, если б, наступил.
- Не может быть, ты продолжай.
Ворон, одетый в наряд кшатрия, состроил глазки.
- А я, забыла. Как хочется чуть- чуть, чуть- чуть всемирной славы,
Не всё ли мне равно, что станется потом,
Так холодно внутри, так хочется согреться,
А ну- ка обними, иначе, мир взорву.
- Ты не бери себе чужие полномочья, не для тебя мочить, стрелять и убивать,
Ты, лучше пой меня, танцуй, с тебя довольно…
- А это не видал? На, вот, вторую покажу.
Кали, грозно сверкнув очами и клыками, подступила к кшатрию, сунула ему под нос две дули.
Кшатрий уклонился, перехватил руку Чудовищницы и, слегка изменив конечный пункт конфигураций из трёх пальцев, толкнул танцовщицу в сторону от себя.
Пролетев несколько метров в направлении Мадрида, Оборотень попыталась сбежать, но Ворон снова не отпустил Чудовищницу.
Танец превратился в потасовку в стиле «укушу».
Кали пыхтела, пыталась достать соперника всем, что у неё есть, рычала рассерженным медведем. Дело нашлось всем, внезапно распустившимся, рукам.
Ворону- кшатрию пришлось тоже дать волю своим многочисленным конечностям.
Руки Шивы и Кали переплелись, подобно змеям в брачном танце. Переплелись и запутались.
- Хм, а если, так.
Богиня отрастила несколько пар ног.
- Ох, ты.
Шива схватился за колено, которое пнула Кали. Но её торжество продолжалось не долго. Ноги тоже переплелись и запутались, но уже, сами в себе.
- Ай, зацепи нога ногу, я работать не могу.
Чудовищница превратилась в огромного паука, уселась в пыль и начала распутывать лапки.
- Ах!
Шива, жеманно подхватив роскошные юбки кшатрия, отскочил в сторону.
Разобравшись с ногами и руками, Монстр собрался возобновить танец, но дымное сари мешало сосредоточиться и определиться с направлением движения. Оборотень удивилась, когда на неё попытались наступить. Мгновенно обернувшись, Чудовищница - Кали встала, пылая отмщением.
Глаза в глаза, боги играли вестерн.
Вдруг, Кали исчезла, оставив небесного воина в недоумении.
Чудовищница отправилась прямёхонько за стол заедать обиду, «чем бог послал». Бог послал много чего, но насыщение наступило только тогда, когда в желудок отправился очередной ломоть ржаного хлеба с маслом и мёдом. Наконец, Оборотень обратила внимание на возмущённое сопение Мишки:
» Морковкой какает зайчишка,
Орешком какает енот.
А заблудившейся Оксанкой,
У речки какает медведь».
Чудовищница подавилась.
Ипостась сидела рядом, жадно заглядывая в глаза.
Мишке был отдан весь мёд.
« Попа слипнется», пообещала Чудовищница Мишке.
- Нет, уши.
- Почему это?
- Почему ты меня не слышала?
-Обиделась потому что.
- Бееедненькая. А вдруг, он любит тебя?
- Кто?
- Ворон. Бьёт, значит любит.
- Сколько раз просила, не лазь за диким мёдом. Покупного - завались.
- Как догадалась?
- Загадку нашла. Упала, головой стукнулась. Заговариваешься теперь.
«Бежать тебе надо, Оксан, прибьёт он тебя, не иначе», хмуро посоветовал Скорпиоша.
- Думаю над этим. Только, куда?
«Какая разница, беги, мы его задержим», поддержала Скорпиона Жадеитовая.
В комнату вошёл Ворон.
«Я тебя у Мирового Дерева ищу, а ты мёдом жизнь заедаешь», усмехнулся он, усаживаясь, напротив.
- Что я, с дуба рухнула, что ли, по деревьям лазить.
- Дошло до меня - ты - только что с дуба.
- Не только что, ушастый какой. И не с дуба. И больше не полезу.
Мишка добралась до дна.
- А на большую черепаху полезешь?
- Нет, даёшь черепах - львятам, нам - звёзды Большой Медведицы!
Мишка воинственно протрубила в бочонок.
- Ты будешь со мной через Мишку разговаривать?
- А чем я тебе не нравлюсь? Ты меня топчешь, хоть бы копыта снял, а я должна с тобой разговаривать, Нечисть.
- От Нечисти и слышу, вылезь из бочки, вся по уши в меду. Уронишь, рзобьёшь. Силы- то, не меряно. Не обижайся, машинально сработало, ты тоже за пауками гоняешься.
- Мне простительно. Я - охотница, а ты - вубивец.
- Я бы, воскресил.
- Знаем мы твоё «воскресил». Ты - Создатель- маразматик. Развлечения одни на уме. А то, что развлекаешься с одним и тем же человеком, уже не соображаешь. Долбишь в одну лунку много раз подряд. А стадо твоё думает, что избрано богом, ик…
Мишка икнула в самый разгар обличительной речи.
- Объелась. Мёдом!
- Ой, кажется, у меня попа слиплась.
Мишка испуганно прикрыла мордашку лапушками.
- Все - через край! Всё- до дурноты! Всегда такая была, остываешь уже, а не меняешься.
- Чуво?
Мишка уронила бочку на пол.
« Чую, Откровение сейчас будет», Змеюшка вытянулась во весь рост, едва сдерживая слёзы, оглядела присутствующих.
- Знала я, знала, что я - Великая Нагайна. Сейчас- то всё и откроется.
Ипостась доверительно положила хвостик на плечо рассказчика, сама устроилась микрофоном- петличкой на его груди.
- Не томи, родимый, говори ужО.
Змеюшка оттопырила ушкО.
- Я привёл своих из далека.
« Короче, Склифосовский», Скорпиоша выхватил из воздуха ланцет, наставил его на рассказчика.
- Не нравится, не слушай, а другим не мешай.
Мишка сломала в неуклюжих лапах очередной карандаш.
- Помедленнее, я записываю.
Девчушка села напротив Ворона и поправила роскошный бант на макушке.
- Летописец ты, наш, оно, конечно, пользительно. И карандашики поломаешь вместо зарядки и, лапшой наешься.
- Какой ещё лапшой?
- А её сейчас тебе на уши навешают.
- А я сейчас я наступлю на тебя…
- Мы все, не так давно, были мокрым местом, не будем отвлекаться, дайте человеку сказать.
Змея поставила точку в словесной пикировке.
- Ври, человече.
Речистый былинник подождал полной тишины, продолжил: «Скоморошинка, ты моя, вон, как горошинами раскатилась. Штормы, да ураганы - твоё настроение. Успокаиваешься только в смирительной рубашке моих объятий».
«Так, я не пОняла, где моя смирительная рубашка, последнее время, зуб на зуб не попадает», возмутилась нью Лолита.
- Не сдаёшься? Молчишь? Вздорная моя. Трудно с тобой. Дикая и изобильная. Не поспевая всюду, я создал заботливого надсмотрщика. Он должен был, расчёсывать твои не послушные лохмы, очищать вены от застоя, контролировать численность и здоровье твоего многочисленного потомства. О человеке говорю.
Была, знаешь, ли, гармония. Твоё стремление ввысь, ко мне, вздымало корабельные леса.
Первопроходцы поднимали глаза к вершинам деревьев и, со своего дна, видели мои звёзды.
Ароматы твоих ресниц- деревьев проясняли головы, и рождалась Душа.
А в неё, бурно и неумолимо, вливалась Мечта, родившаяся в тот момент, когда насельники твоих рек перегибались через край судёнышек и зачерпывали ладонями мои небеса.
Человек становился сопричастен богам.
А степи, пыльные, бескрайние. Вспаши, посей, да молись о дожде и о том, чтобы не передохли быки от тяжелой работы.
А ты…, ты нежишься в моих объятиях.
Ворон увлёкся, встал, прикрыл глаза, поднял руку в поэтическом жесте.
- Наконец, моя усталость- ночь, валит работника на стожок свежескошенной травы.
С неба на человека смотрят родители- боги и звёздочками сигналят сыну или дочке то, что понимает только Душа, раз плачет и отдыхает.
- Сладко, как в сказке.
Змеюшка зевнула, задремала, крепко обхватив плечи рассказчика той самой «смирительной» рубашкой.
- Да, умеешь ты женщин уговаривать, чёрт с тобой, я согласна.
Мишка крестиком растянулась перед Вороном.
- Оксан, ты рот- то закрой, не ровён час, оглоблю поймаешь.
Скорпиоша топтался по ногам Чудовищницы, пытавшейся что- то рассмотреть на том конце замедленного жеста Ворона.
- Какую оглоблю?
- От летающей повозки.
- Какой ещё?
- На которой Ворон привёл «своих».
- А, правильно, надо ездить на медведях, звёзды- то, небось, медвежьи.
- Какие звёзды?
- С которых пришли « свои».
- Представляешь? Урфин Джус в скафандре.
- А причём тут он?
- Ездил на шкуре медведя, набитой соломой. Умишка там тоже было немного.
-Умишка? Зато пятки толстые, допросишься у меня, затопчу, горестный, мой!
- А, чтой – то горестный?
- Так, от ума. Переизбытком сочишься, чуток выдавить надо.
- Молчу, суровая.
- У - ух, я - Змея, я своих провожаю питонцев, сыновей, дочерей.
Проснувшаяся Змеюшка пустилась в пляс.
Скорпион, вдруг, состроил Чудовищнице «страшные» глаза.
Скользя по осколкам, Оборотень пустилась в бега.