Издавна говорят в народе:
- Учи ребенка, пока лежит поперек лавки. Не помещается поперек - учить уже поздно.
Современные психологи полностью подтверждают эту народную мудрость и говорят, что до шести лет формируется в основном и характер, и взаимоотношения человека с этим миром.
Надумал я как-то эту истину проверить. Попробовал поспрашивать приятелей и знакомых, помнят ли они из своего такого раннего детства хоть один момент, который всю жизнь используется, и стал частью характера. Удивительно, но никто ничего вспомнить не мог. Может, потому, что очень нелегко соотнести какой-то сознательный элемент жизни с бессознательной установкой, работающей в подсознании. Попробовал и я. И надо же, совсем без напряжения отчетливо вспомнил целых два момента. Правда, один относится ко мне косвенно, и наблюдал я его со стороны.
Давным – давно, еще в дошкольные годы, жил я с родителями в бараке, а это такой длинный деревянный дом с большим коридором посередине. Идешь по этому коридору, и с обеих сторон - двери, двери, двери и за каждой дверью кто-то живет. Детей там было много, но лучшим моим другом бы мальчик такого же, как и я, возраста, по имени Валерка. Жил он от нас всего через две двери. Валеркин папа, дядя Саша, был самым громадным и сильным человеком в нашем бараке. Лицо у него было грубое, с глубокими морщинами, особенно помнятся мощный подбородок и маленькие глаза. Говорил дядя Саша страшным басом. Люди, видевшие его первый раз, даже пугались, принимая за разбойника. Они и подумать не могли, что он был самым добрым человеком в нашем бараке. Почти всегда в кармане его фуфайки находились конфеты для нас, детей. Однажды я заболел и лежал дома с температурой. Вдруг вечером открывается дверь и входит дядя Саша в своей неизменной фуфайке. Достает из кармана шоколадку и говорит:
- Что это ты, мальчишка, разболелся? Вот тебе лекарство. Ты, наверно, плохо лечишься. Лекарства принимаешь?
- Принимаю, дядя Саша, принимаю, – отвечаю.
- Учти, Женька, лекарства очень помогают. Вот я прошел всю войну, и представь, ни разу не болел. А ведь, бывало, сутками осенью в мокрой шинели ходил и раненный в снегу лежал. А все почему?... Лекарствов много употреблял…. Бывало, возьму кружку пойду в медсанчасть и говорю медсестре:
- Сестричка! Налей-ка мне лекарствов каких на спирту.
Она и нальет. Вот и не болел…. Так что принимай, мальчишка, лекарства и давай поправляйся, а то Валерка там скучает.
Иногда после работы приходил дядя Саша домой с друзьями. Мы с Валеркой тут же бросали все игры и бежали в дом. Для нас это были очень интересные вечера, наверное, все равно, что сейчас мультики для детей. Рассказы дядек казались нам веселыми и смешными, а еще они про нас никогда не забывали и приносили гостинцы.
Мужики сидели на табуретках вокруг стола, пили из больших граненых стопок водку, курили папиросы и по очереди рассказывали разные смешные истории. У всех этих историй была странная особенность – все без исключения они были связаны с питием водки или спирта.
Прошло много лет. Дяди Саши давно нет на белом свете, а с Валеркой мы редко, но встречаемся. Ростом он в отца не удался, но лицом и голосом похож очень. При встрече обнимаемся. И тут же этот солидный, далеко не молодой мужчина торопливо начинает гудеть своим басом, сколько, чего и с кем он накануне выпил. И что же они отмочили и вместе и каждый в отдельности. Я стою и доброжелательно слушаю, но почему-то совсем это уже и не весело, и не смешно.
Второй момент связан лично со мной. А дело было так. Как-то раз, когда я был еще дошкольником, взял отец в августе отпуск, и поехали мы к нему на родину в Днепропетровскую область, в село Новомарьевку. Дорога была очень интересной, ведь ехали почти три дня с двумя пересадками - в Москве и Днепропетровске. Для меня особенно интересной была последняя часть пути, интересной своей необычностью. Все здесь другое, не такое как у нас: и дома, и вокзалы, и природа, и погода. Домики точно как на картинках - белые и крытые соломой. Поезд летит мимо этих домиков и мимо бескрайних полей в светлом, светлом пространстве, наполненном неумолкаемым стрекотом цикад, затягивая в свои открытые окна раскаленный воздух, наполненный непривычными ароматами. Вот, наконец, он тормозит, и мы с отцом счастливые и радостные выходим на маленькой станции с красивым названием - Незабудино. Станция не только имеет красивое название, но и представляет собой зеленый оазис в желтой степи. Это одноэтажное небольшое кирпичное здание, обсаженное вокруг высоченными пирамидальными тополями. Отец, конечно, рад приезду на родину, а я рад завершению пути, который был интересный, но и утомительный тоже. Здесь на мотоцикле с коляской нас встречает папин родной брат – дядя Миша. Мы садимся и, поднимая клубы пыли, едем по дороге, по обеим сторонам которой растет то пшеница, то кукуруза, то подсолнечник.
Не прошло и четверти часа, как нас со слезами радости на глазах уже встречают во дворе родового отцовского дома. И тут же во дворе бабушка знакомит меня с соседским мальчиком, которого звать Петя, но все зовут его Петро. Мальчик такого же возраста, как и я, и в нашем дворе оказался не случайно, ждал он, оказывается, моего приезда. Мы с таким интересом отнеслись друг к другу, что отказались идти за стол обедать и пошли гулять через огород по направлению к саду. Мы, конечно, наперебой делились своими глубокими познаниями и хвалились друг перед другом своими умениями, сгоряча не очень-то обращая внимание на то, что языки наши, мягко говоря, не совсем стыкуются. На первых порах главное было рассказать, а не выслушать. Идиллия длилась недолго. Минут через десять-пятнадцать мы чуть не подрались и прибежали оба к бабушке жаловаться. Я на правах гостя начал первым:
- Бабушка! Бабушка! А чего он кривляется и выдумывает всякую ерунду?
Бабушка отошла в сторонку и села на лавку:
- Ну, так что случилось?
- А мы идем по огороду, я и говорю: «Петро, смотри какой маленький арбуз». А он засмеялся и говорит, что это не арбуз, а кавун. Потом показывает на тыкву и говорит, что это арбуз.
Бабушка слушает меня с улыбкой, а я раскрываю кулачек и показываю бабушке. На моей ладошке сидит божья коровка. Видя поддержку, я продолжаю:
- Вот, бабушка, Божья коровка, а он говорит, что это солнышко, а солнышко, вон оно. – Я показал пальцем вверх и замолк, довольный своей четкой аргументацией.
Воспользовавшись паузой, начал делиться своими впечатлениями Петро:
- Баба Фима! Во брешэ, во брешэ. Чi там у Лэнiнградi усi такi брэхуны.
Бабушка засмеялась и, обняв нас, сказала мне:
- Женя, ты говоришь все правильно.
Потом посмотрела на Петра:
- И ты, Петро прав. Просто люди в разных местах одно и то же называют по-разному. В Ленинграде говорят арбуз, тыква, а у нас в Марьевке это кавун, гарбуз.
Ты, Женя, приехал в гости к нам в Марьевку, и должен учиться называть вещи так, как принято у нас. А когда Петро приедет в гости к вам в Ленинград, то будет учиться говорить так, как говорите вы. Так что, Женя, ты учись говорить по-нашему, а Петро тебе будет помогать.
Бабушка встала и пошла к обеденному столу, а мы с Петром побежали в сад. Целый месяц мы гуляли вместе, и за все это время ни разу не поссорились.
Так легко, естественно и на всю жизнь я прочувствовал истину, выраженную русской пословицей «В чужой монастырь со своим уставом не лезь».