Несколько лет назад, когда я преподавал в Томске, у меня училась студентка из Сирии. Точнее – из Алеппо. Это огромный город, более двух миллионов населения, о котором тогда в России никто даже и не слышал.
«Какие вы все разные, – пожаловалась она мне, – Непонятно как вести себя, если все так по-разному устроены».
Сибирь – это котел самых разных народов, и мы привыкли к мультикультурному многообразию, воспринимаем это как нечто само собой разумеющееся. У меня в одной аудитории сидели тувинцы, армяне, лезгины, казахи, буряты, чеченцы… – замучаюсь перечислять... Да и сами сибиряки, даже те, которые считают себя русскими, являются плодом смешения разных народов, осваивавших Сибирь.
Девушка пыталась спросить меня, почему у нас такие запутанные и странные взаимоотношения между людьми. Ей было трудно понять, что считается правильным, а что – нет, тем более что многие предпочитали поступать осознанно неправильно. «Как-то кудряво всё» – подобрала она слово, которое заменило долгие объяснения. Вроде бы сначала складываются нормальные отношения, но потом ни с того ни с сего люди начинают странно себя вести. Она привыкла к более простым и прямым отношениям, поэтому какие-то задние мысли или скрытые намерения ей были непонятны. Некоторые вещи и вовсе казались дикими.
Как-то на улице она встретила лежащего на земле человека. Может быть, ему стало плохо, а может быть, просто бомж уснул. Она хотела помочь, но её остановила подруга, объяснив, что тут так не делается и лучше не вмешиваться в чужие дела. После этого девушка из Алеппо несколько дней была подавлена и даже плакала из-за того, что не помогла человеку. Подобное в Сирии – чтобы вот так просто пройти мимо человека, оказавшегося в беде – просто невозможно.
Я расспрашивал её о повседневной жизни сирийцев – что у них допустимо во взаимоотношениях, а что нет, принято ли ходить на пляж, насколько нравы исламского общества определяют жизнь. Девушка сказала, что она из курдской семьи, у них не такой жесткий ригоризм, как у арабов, и всё намного свободнее.
Поговорили и о войне в Сирии. Конечно, мы тогда ещё и представить не могли, что спустя несколько лет Россия будет планомерно уничтожать её родной город вместе с мирными жителями.
Я рассказал ей, что у нас тоже диктатура, и вероятность кровавой развязки также очень велика. Она ответила, что у нас всё же другой менталитет, поэтому такой как в Сирии гражданской войны быть не должно. Что она имела в виду? Ей не хватало словарного запаса, чтобы объяснить. Думаю, что дело в том, что русские сейчас слишком пофигистичны, чтобы воевать из идейных соображений. Создать банды и послать их на Донбасс – это возможно, но соорудить организованную армию из добровольцев – нет. Так или иначе, пророссийские сепаратисты без помощи регулярных частей российской армии ничего не могли сделать там. В Сирии же люди готовы к борьбе, если чувствуют свою правоту.
Сейчас многими россиянами уничтожение Алеппо воспринимается безразлично. «Их бомбим, нас не бомбят, значит всё в порядке», – так думают многие, воспринимая гибнущих под бомбёжками мирных жителей, подобно вырезанным из картона фигуркам, которые ничего не значат. И это безразличие к человеческим жизням наиболее омерзительно.
2016, Харьков