Стас ступил на ступень эскалатора, нежно, будто девушку, прижимая к груди гитару.
Хотя, почему, будто? Он действительно любил её, старую, потёртую, с чуть выгнутым грифом, доставшуюся ему от отца.
Отец ушёл из жизни три года назад. Быстро и как-то незаметно – вроде был человек и, вдруг, не стало. Стас даже не сразу осознал, что остался совсем один.
Мама умерла давно. И он уже с трудом мог вспомнить её лицо. Только голос. Очень тихий. Когда она говорила, всегда нужно было напрягать слух. Но именно это заставляло окружающих слушать её внимательно.
Стас любил свою семью и гордился ею. Они были очень дружны. Всегда и всё решали вместе. И когда умерла мама, они с отцом почувствовали себя осиротевшими.
Отец сразу сильно сдал. Вечерами, возвращаясь с работы, он брал в руки гитару, садился в любимое кресло-качалку и устремлял отсутствующий взгляд в пространство. Он больше не перебирал струн, а лишь слегка поглаживая гриф гитары, нежно, словно любимую женщину, прижимал её к себе. Иногда он шевелил губами, будто разговаривал с кем-то невидимым или чуть слышно напевал. Стасу порой казалось, что отец рассказывает маме о том, как прошёл его день.
Он и умер в этом же кресле, будто уснул, склонив седую голову на грудь и не выпуская из рук гитары.
Вспомнив об этом, Стас почувствовал, как глаза затуманили непролитые слезы. Рука невольно стиснула гриф гитары, а в голове неожиданно зазвучал... реквием.
Звук нарастал и спустя минуту уже заполнил собой всё вокруг. А музыка всё лилась. Мелодия была мощной, как говорят – всепоглощающей.
Стас невольно посмотрел по сторонам. Ему казалось, что мелодия не только в его голове, она звучит отовсюду и окружающие тоже слышат её. Но это ему лишь казалось. Редкие прохожие спешили по своим делам и каждый был погружен в свою собственную мелодию.
Спустившись в метро Стас присел на скамью, поджидая последний поезд. Время уже перевалило за полночь, и перрон был пуст.
Реквием в его голове почти затих и он услышал перестук каблучков.
-Ночная бабочка, – почему-то подумал Стас, представив маленькую хрупкую девушку с крылышками феи. Он улыбнулся своим мыслям: – Надо же какая чушь лезет в голову!
Появившаяся из-за колонны девушка оказалась и впрямь невысокой и худенькой, одетой в короткую яркую курточку и узкие джинсы, из дыр в которых торчали сбитые коленки. Крылышек за её спиной не наблюдалось. Зато лицо было заплаканным, а глаза густо "подведены" растёкшейся тушью. Её крашеные в сочно-малиновый цвет, спутанные волосы опускались ниже плеч, а в носу красовалось металлическое кольцо.
Стас недовольно поморщился. Ему никогда не нравились подобные украшения, ни у парней, ни, тем более, у девушек.
Заметив его, девушка смутилась, растерянный взгляд заметался по сторонам и, прибавив шагу, она поцокала в конец платформы.
-Испугалась что ли? – подумал он и услышал, как в голове вновь зазвучали аккорды реквиема. На этот раз ему стало не по себе. Музыка тревожно билась в висках.
Неожиданно пришла мысль, что девушка здесь неспроста. Почему-то вспомнилось, что самоубийцы бросаются под поезд именно в конце платформы, когда поезд только-только вылетает из тоннеля...
Чертыхнувшись, Стас поднялся со скамьи и неторопливо двинулся в сторону незнакомки.
Она стояла у края платформы, напряженно вглядываясь в темноту тоннеля.
-А ведь точно, дурочка, собирается прыгнуть! – подумал он, чувствуя, как от волнения у него дрожат руки. Лихорадочно соображая, как отговорить незнакомку от этой безумной затеи, он опрометчиво кашлянул.
Дёрнувшись, как от выстрела, девушка резко обернулась. Её испуганные глаза впились в Стаса так, словно тот был маньяком. Прижавшись спиной к стене, она с ужасом наблюдала за тем, как он приближается.
Пытаясь успокоить её, Стас неловко пошутил: – Ты смотришь на меня так, будто в моих руках бензопила... Не бойся, я не Кожаное лицо*.
-Не подходи! – дискантом выкрикнула девушка и выставила вперед маленькие кулачки, словно готовясь к рукопашному бою.
-Ты чего? – подчеркнуто спокойно спросил он. Но спокойствие было притворным. На самом деле он был растерян.
Бросив взгляд на рельсы, девушка снова уставилась на Стаса. Её, подведённые размазанной тушью глаза, казались удивительно большими и светлыми.
-Лазурные, как море... – не к месту подумалось ему.
Из тоннеля донёсся звук приближающего поезда.
-Только бы не прыгнула! – снова напрягся он, ощущая, как меж лопаток заструился холодный пот.
Не отводя взгляда, девушка сделала шаг к краю платформы, потом ещё полшага... Слегка развернув корпус, она, судя по всему, готовилась к прыжку.
Стас представил, как, спустя мгновение, она, оттолкнувшись от платформы, сорвётся вниз и поезд, всей своей многотонной массой разорвёт её маленькое тело, разметав по рельсам, а грохот и скрип тормозов перекроет уже его собственный, душераздирающий вопль... И реквием, наконец-то выплеснувшись из взорванной ужасом головы, заполнит собою окружающий мир...
Эта картинка, мелькнув перед глазами, тут же погасла, а в следующее мгновение, он, отбросив гитару, рванулся вперед, успев схватить, уже оторвавшуюся в прыжке от серого бетона платформы, незнакомку...
Грохот поезда накрыл их обоих, наконец-то оборвав звуки реквиема.
Стас постепенно приходил в себя. Где-то рядом тонко скулил щенок.
-Откуда в метро щенок? – подумал он, с трудом открывая глаза.
Он лежал навзничь на грязной платформе, а рядом, зажав ладошкой рот, тихонько скуля, сидела незнакомка.
-Живая... – расплылся он в глупой улыбке, и, протянув руку, потрогал её голую коленку.
Вздрогнув, девушка замолчала.
-Живая! – громко сказал Стас, поднимаясь. Пытаясь справиться с распирающей грудь необъяснимой нежностью, он протянул ей руку.
Она взяла его за руку и неожиданно поцеловала в грязную ладонь.
-Т-ты чего, дурочка? – смутился он, отдергивая руку, и тут увидел лежащую на рельсах, раздавленную колёсами поезда гитару.
-Прости меня, папка! – судорожно вздохнул Стас, и, помогая девушке подняться, неожиданно подумал о том, что иногда, для того, чтобы обрести что-то важное, нужно лишиться чего-то не менее важного.
* Кожаное лицо - маньяк-убийца из фильма "Техасская резня бензопилой".