Утренняя сцена в мотеле. Ссора любовников.
Уже ясным солнечным днем Эйприл выбегает из номера, чтобы позвонить из таксофона домой, узнать, не хватился ли кто ее, пока она шляется. Трубку берет служанка бабушки Белл. Белл подслушивает со своего аппарата. Эйприл узнает, что всё хорошо, никто ее не хватился. Она выходит из таксофонной будки, камера переводит фокус на задний план, где обнаруживается машина шерифа. Тиски сжимаются. За Эйприл следят. О ее похождениях известно шерифу, а, значит, и бабушке. Зрителю становится понятно, что скоро тайные отношения с Перри будут так или иначе прерваны. Только как?
И тут новый поворот драмы. Эйприл возвращается в номер и застает Перри флиртующим с двумя поэрториканскими горничными. Возмущению принцессы нет предела. "Еще постель от меня не остыла, а ты уже готов…" Ну, и так далее. Начинается сцена ревности, которая из маленького номерка перетекает на улицу, где и достигает своего апогея на глазах у случайных зрителей. По ходу всей сцены прекрасно видно, что если для Эйприл эта ссора происходит на полном серьезе, то Перри всё это "по приколу". Он старается всё свести в шутку и в конце концов ему это удается. По окончании бурной сцены он срывает шквал аплодисментов невольных свидетелей перепалки, театрально (довольно неловко) кланяется, чем окончательно смягчает гнев вспыльчивой южанки. Эйприл понимает, что бороться с этим чудовищем бесполезно. Нужно его принять таким, какой он есть. Лицо Эйприл очень точно передает это смирение. Оно говорит (опять же без слов): "Что же с тобой поделаешь, сволочь ты такая!"
Данная сцена выстроена и сыграна натурально. Все эмоции героев переданы точно. Я честно искал, к чему бы придраться, но так и не нашел. Разве что смазливые горничные поэрториканки, зашедшие в номер к мужику без нижнего белья – это немного надуманно. Хотя их объяснение (постирали трусики, еще не высохли) можно принять. Почему бы и нет?
Идем далее. Сцена завтрака. Я бы назвал эту сцену "crazy breakfast". Одна из моих любимых. И одна из сильнейших в фильме. Начинается всё очень чинно и мирно. Влюбленная парочка поедает яичницу, запивая ее молочным коктейлем, то и дело бросая друг на друга глубокие проникновенные взгляды. Ссора позади. Тишь и гладь. Кажется, ничто не предвещает новой бури. Эйприл решает рассказать любимому немного о себе, а точнее, о своих корнях. Сначала она говорит о бабушке. Тут впервые упоминается "слияние двух лун". Оказывается, так называется некое местечко, где бабушка по молодости отрывалась насчет потанцевать, а, возможно, и не только насчет этого. Прапрадедушка был пиратом, воевал с работорговцами, освобождая рабов и отправляя их в Америку, а потом, как говорится, остепенился, поселился на юге Америки и стал заниматься выращиванием хлопка.
"И на его плантациях работали рабы," – вставляет Перри.
"Да, – отвечает Эйприл. – Он понял, что не всё так просто, что, пока земля вертится, будут существовать угнетенные. Ничего не изменится". Перри эти слова немного заводят, что вполне естественно. Как и все бедняки, он недолюбливает тех, кто нажил состояние трудом подневольных людей. Но Перри пока держится, старается не подавать виду, хотя по его лицу видно, что он, скажем так, напрягся.
"Детка, ты могла бы стать хорошим адвокатом," – вежливо говорит Перри.
"Что поделать, приходится жить двойной жизнью, – развязно отвечает Эйприл. – А, может, и тройной, если повезет…"
Конечно, Эйприл сказала это, не подумав. Не со зла и не для того, чтобы задеть. Просто ляпнула, не подумав. А получилось, особенно, после рассказа о предке-рабовладельце, довольно болезненно для Перри. Мол, я тут такая принцесса, наследница хлопковых магнатов, скучно мне, приходится тут с тобой развлекаться. А если повезет, еще и третьего парня заведу…" Перри дал достойный ответ:
"А я думал, что ты обычная надутая принцесса". Это сказал он в слух, но, конечно, за его словами пряталось откровенное: "Я подумал, что ты не такая, как все, а ты, оказывается, обычная надутая (и в прямом, и в переносном смысле) избалованная дочь богатенького папочки".
Всё. Салфетка летит Перри в лицо. Новый всплеск бури. Но на этот раз перепалка мгновенно перетекает в рукопашный бой, а тот – в бешеный, я бы даже сказал, экстремальный поцелуй на коленях у Перри. Юбка Эйприл задирается. Рука любовника проскальзывает между ее ног… Всё происходит на глазах других посетителей кафе.
См. илл.
Саундтрек подчеркивает напряжение и передает бешеный сердечный ритм героев. Эйприл приходит в себя. Встает. Прежде, чем уйти, она смотрит на Перри сверкающими глазами. И говорит: "Никогда не верь на слово южанкам и не думай, что понял их до конца". Что она могла еще ему сказать после своего ляпа? Пожалуй, ничего умнее и не придумаешь. Мол, ты не так меня понял. Я на такая. А какая, я и сама не знаю. Да так оно и есть. Все женщины таковы – и не только те, что с юга…
Еще хотелось отметить прекрасно переданный в этом и предыдущем эпизодах пустынный колорит штата Алабама. Алабама – это природная пустыня с островками человеческой цивилизации (трубы какого-то завода, мотель, будка таксофона), которые на ее фоне кажутся случайными и временными. Это дополняет картину еще одним смыслом. Пустыня молча смотрит на людские страсти, понимая, что, как бы они ни кипели, однажды всё это исчезнет, сметенное ее безграничным покоем и терпением…