14 октября, Покров. Все годы в этот день мама обязательно вспоминала особые погодные приметы, по которым мы определяли, какой будет зима. Правда, эти приметы и предсказания через пару дней забывались, а когда приходила зима, никто даже не вспоминал, какая в тот день была погода, и сбылись ли все наши предположения? А ещё на Покров мама всегда пекла пирожки с капустой. Трудно сейчас выразить словами, чем тогда было это действо для пухленькой, очкастой девочки, лишь на седьмом году своей жизни узнавшей, что такое настоящая мама и настоящий дом. Праздником? Погружением в какое-то неземное волшебство? До сих пор меня охватывает удивительное ощущение той, поистине праздничной, радости, когда я берусь печь пирожки, но теперь, увы, совершенно одна, лишь строго, до самых мелочей, соблюдая все тонкости, переданные мне мамой, которой нет со мной вот уже девять долгих и трудных лет...
Газ в нашем доме был, и пирожки мы пекли в газовой духовке. Но с вечера мама всегда подтапливала печку, чтобы поутру поставить на неё тесто. Соседки в один голос говорили, что можно не возиться с дровами и ставить у батареи, но мама отвечала, что у батареи тесто плохо подходит, лишь на печке получается самым пышным и душистым.
Мама вставала рано утром в половине шестого, забалтывала дрожжи, грела молоко, распускала масло, просеивала муку сквозь мелкое сито, месила тесто и ставила его в эмалированном ведре на тёплую печную плиту, накрыв сверху холщёвым полотенцем. Правда, все эти первые священнодействия я всегда благополучно просыпала. Вставала лишь когда весь дом наполнялся густым ароматом поднимающегося на буйных дрожжах теста. Когда оно приподнимало крышку, я кричала маме, чтобы она поскорее осадила норовящую уползти из ведёрка ноздреватую массу.
Потом мы спускались в подвал и вместе выбирали кочан капусты для начинки, самый лучший из всех, самый-самый! Один был слишком мягким, другой слишком твёрдым или слишком зелёным. Я тыкала пальцем в понравившийся мне кочанчик и спрашивала: "Может, этот?", с замирающим сердечком ожидая, что скажет мама. Она поднимала его, осматривала со всех сторон, звонко шлёпала ладонью по круглому боку и с улыбкой отвечала: "Точно, это он!" Потом мама быстро и ловко шинковала капусту тонкой соломкой, а я ждала, когда от кочанчика останется самая вожделенная и самая вкусная часть - кочерыжка. Мама обстругивала её, она становилась совсем маленькой, и, наконец, вручала мне самое любимое лакомство моего детства - капустную кочерыжку.
Капуста тушилась в большой жаровне, тесто уже дважды осаживалось, и мы начинали с волнением готовиться к самому главному. Освобождали и разворачивали кухонный стол, надевали фартуки, закатывали по локоть рукава и обязательно повязывали на головы белые косынки. Мама носила разные платки и косынки, но, когда пекла пирожки, всегда повязывала только белые и никакие другие. В этой косынке, с убранными под неё седыми волосами, она выглядела совсем молодой и очень красивой, потому что в этот день у неё было особенно радостное настроение, и улыбалась она в этот день с какой-то особенной добротой...
Потом стол посыпался по кругу мукой, тесто вываливалось на край стола, тут же накрывалось плёнкой, чтобы не сохло, зажигалась духовка, доставались большие квадратные противни, и весь мир вокруг переставал существовать для нас двоих. Всё теперь делалось быстро и проворно. Я старалась изо всех сил раскатывать тесто также ровно и тонко, как мама. Как мама, старалась накладывать капусту продолговатой полукруглой колбаской. Но что я неожиданно научилась делать гораздо лучше и быстрее мамы - так это защипывать края теста и ловко выкладывать пирожок швом вниз на противень. Разгоралось целое соревнование - мама старалась раскатать тесто и выложить начинку быстрее, чем я защиплю и выложу предыдущий пирожок, а я старалась не отстать от мамы, чтобы с гордостью поторопить её: "мам, ну, давай быстрее, видишь - я уже жду".
Противень с налепленными и смазанными сверху разболтанным яйцом пирожками оставлялся минут на пятнадцать, чтобы смятое тесто вновь ожило, потом торжественно отправлялся в духовку, а я усаживалась у закопчённого стекла и завороженно наблюдала, как тесто чуть надувается, разглаживается и круглеет, потом потихоньку и незаметно начинает румянится. У нашей духовки была одна неприятная особенность - она неравномерно прогревалась спереди и сзади, поэтому во время выпечки противень приходилось переворачивать. Я уже сгорала от нетерпения, когда же наши пирожки, наконец, испекутся, а мама строго приказывала мне отойти от горячей плиты и не лезть ей под руки. Дверца откидывалась, из духовки валил нестерпимый жар и горячий капустно-хлебный аромат. Мама ловко переворачивала раскалённый противень с ещё бледными пирожками, отправляла его обратно в духовку, закрывала дверцу, и время снова начинало течь нестерпимо медленно...
Свежеиспечённые пирожки сваливались с противня в большой эмалированный таз и накрывались полотенцем, чтобы отпыхли. Потом весь процесс лепки и выпечки повторялся снова и снова. День пролетал незаметно, день, в котором не было ничего, кроме череды странных, необычных чудес, в результате которых посреди стола появлялась целая гора продолговатых румяных пирожков. И дело было даже не в этих пирожках, дело было в том, что всё это не было похоже ни на что на свете, и почему-то вызывало неожиданную, но такую искреннюю и удивительную радость. Эта радость живёт во мне до сих пор, когда я по причине или без всяких причин собираюсь с духом и пеку пирожки. Те самые, с капустой, или с яблоками, а может с мясом или даже с экзотическими бананами - на что придёт настроение.
Теперь у меня другая плита, очень красивая, современная, с термостатом, идеально и равномерно пропекающая тесто без лишних забот и хлопот. Теперь в моей жизни всё по-другому. Но, погружая в горячее нутро противень с пирожками, я каждый раз вспоминаю маму, улыбаюсь и... плачу. Горячая слеза неудержимо сбегает по щеке, и я не уже не в состоянии понять, чего в ней больше - скорби о безвременно ушедшем, самом близком на свете человеке или странной, светлой радости, словно мама вновь здесь, рядом со мной. Кажется, вот сейчас отпыхнут пирожки, мама войдёт войдёт в дверь с нашим старым, весело гудящим самоваром, мы разольём по чашкам густой, ароматный чай и, выпив по паре чашечек, затянем вдвоём нашу любимую... Огней так много золотых на улицах Саратова. Парней так много холостых, а я люблю женатого...
Я знаю, души наших близких людей живы, пока в нас жива память о них. Я знаю... Я знаю, что мама со мной всегда, в каждом мгновении моей жизни.
Спасибо тебе, моя родная, спасибо за всё.
Я всё также пеку пирожки и стараюсь видеть во всём только светлую радость.
Пишу эти строчки, а по моим щекам текут слёзы. Я научилась плакать, мама, значит, я живу...