Глава 1.
«Скажите, пожалуйста, Вы случайно не сын Фомы Берлаги?»
И.Ильф и Е.Петров «Золотой теленок»
Этот рассказ не родился бы на свет, если бы в «руки» автора этих строк случайно не попала некие «Записки». Про «руки» это, конечно, громко сказано. Ваш покорный слуга наткнулся на этот материал в интернете.
Некто выступающий под ником «Valentan» утверждает, что выложенный им текст – это до сих пор не опубликованные черновые записки Константина Паустовского, написанные во время его пребывания в Одессы.
Поскольку «Записки» эти напрямую касаются моего любимого Бабеля и его героев, я решил, воспользоваться этой информацией.
В «Записках» утверждается, что большую часть материалов своих рассказов о Бабеле Паустовский почерпнул из бесед с Арье-Лейбом, бывшим синагогальным служкой, а во времена его бесед с Константином Георгиевичем старостой богадельни при Втором еврейском кладбище. И состоялись эти беседы на заборе этого кладбища, ровно там, где реб Арье когда-то рассказывал Исааку Эммануиловичу о Короле и его удивительной судьбе.
Константин Георгиевич повествует, что беседа с Арье-Лейбом началась с высказанной стариком обиды на Советскую власть. Приведу начало интересующего меня отрывка, несомненно, свидетельствующего о том, что он написан Паустовским:
«Была поздняя осень. Листва с деревьев уже отлетела. Поразительно худой и очень подвижный старик; кутаясь в какие-то обноски, говорил, размахивая в такт рукой. Говорил резко; отрывисто, местами страстно. Он, несмотря на худобу, совершенно не выглядел изможденным. Наоборот, в речи бывшего синагогального служки слышался молодой напор и совсем не старческое жизнелюбие». Если это не Паустовский, то такая же удачная подделка, как и известная на него пародия:
- «В воздухе пахло «Треугольником» и мне казалось, что он был «Красным».
Изложим, однако, и дальнейшее:
Начал Арье-Лейб с претензии большевикам:
- До революции в Одессе было около восьмидесяти синагог, а сейчас одна, да и то на Пересыпи, где почти не живут евреи. Даже у Робинзона Крузо на необитаемом острове было две синагоги. Еврей не может нормально жить, если нет двух синагог. Нужно, как минимум две. Чтобы каждый мог сказать: - «В эту хожу, а в ту – ни ногой».
- Зачем не еврею Робинзону синагоги? – недоуменно спросил Паустовский.
- Вы читали книгу и не поняли, что Робинзон был евреем – торжествующе начал реб Арье. - Да, чтобы разгадывать такие загадки, совершенно необходим еврейский ум. Хотя здесь совсем простой случай. Фамилия Робинзон у англичан не встречается. Она произносится. Как «Рэбензон», сын ребе, учителя. Ну а Крузо, правильней будет «де Карузо» - это старинная еврейско-итальянская фамилия. Вы что никогда не слышали о миланском банкирском доме де Карузо?
Ну а чтобы вторая синагога простаивала, это практичный еврей тоже не мог допустить, он приказал своему Пятнице ходить в нее по субботам. Кстати, имя Пятницы в английском оригинале романа Дефо почему-то Шиши. Вам не кажется это странным, молодой человек?
Паустовский только недоуменно пожал плечами. Арье-Лейб воодушевился и с молодым напором продолжал:
- Да, герой романа Дефо был из совершенно обедневшей ветви знаменитой фамилии де Карузо, переселившейся в Англию. А звали его, как меня – Арье. И подался бы этот Арье Рэбензон де Карузо в моряки, если бы у него водились деньги?
Паустовский совершенно ошарашенный обрушенной на меня информацией недоуменно молчал. А Арье-Лейб, нашедший, наконец, благодарного слушателя, зачастил:
- Я вижу, что Вы, Костя, образованный молодой человек. Вам только нужно научиться читать между строк. Да, читали Вы «Одесские рассказы» моего друга Изи, сына умного человека и богача Мони Бабеля. Но понять, что наш талантливый земляк написал между строк, Вам не дано. Вы наивно думаете, что наша красавица Бася, действительно, дочь Фроима по кличке Грач, да будет ему земля пухом?
- В Одессе все, за исключением самых наивных, думают иначе, - отдышавшись от быстрой речи, продолжал Арье-Лейб.
- Конечно, пока был жив Фроим, говорить об этом было опасно. Сколько буйных голов, причем принадлежавших самым могучим здоровякам, разбил с виду тщедушный Фроим. И все, чтобы выбить из мозгов наших одесских евреев малейшее сомнение в его отцовстве. Но окончательно ему это сделать не удалось.
- Матерью нашей Баси – поведя плечом и на минуту задумавшись, по-прежнему твердо заговорил нынешний обитатель богадельни, - была отчаянная Любка-Казак. Не было секретом, что мистер Троттибэрн, старший механик с американского корабля, сбывал Любке контрабанду. Знали также, что он неравнодушен к нашей Любке. Многие из наших дам (некоторые даже из очень приличных семей) могли убедиться на собственном опыте, что сопротивляться любвеобильному американцу бесполезно – он все равно добьется своего. К тому же Бася и этот Троттибэрн были похожи, как две капли воды.
Ну что тут поделаешь? Природу не обманешь. Ничего в ней не было от сухощавого остроносого Фроима. Да и с Любкой, с ее родной матерью, у Басички мало сходства. Зато каждый встречный сразу узнавал в ней механика с американского корабля».
Глава 2.
Продолжу излагать содержание Записок:
Следующая встреча у Паустовского с Арье-Лейбом произошла (и опять на Втором еврейском кладбище) после длительного перерыва, во время которого многочисленные земляки реба Арье напели в уши Константину Георгиевичу много такого, что во-первых, даже на его неискушенный взгляд ни в какие ворота не лезло, а во-вторых, было до того пошло и безвкусно, что никак не могло быть истинным.
И спасибо Арье-Лейбу за то, что он, сидя на заборе кладбища, добрый час разоблачал недобрые сплетни, а по существу злые наветы, которые будущий писатель услышал от пустых людей до второй с ним встречи:
- Знаю, знаю, верней догадываюсь, что наплели Вам здесь злые языки о моем покойном приятеле Фроиме, мир праху его, и о его детях. Так все это чистый вымысел. На самом деле известный Вам из местных анекдотов Соломон (по кличке Герутенер), действительно, родной сын Фроима, хотя и единственный. Конечно, Фроим был бы не прочь отказаться от такого не совсем удачного потомка. Но, что поделаешь, родная кровь.
- Это нелепые выдумки, будто его и Любки ребенок умер сразу после рождения -задумчиво проговорил Арье-Лейб.
- Конечно, если бы не Судечкис, так оно и было бы – продолжил он. - Отчаянная Любка не очень ценила дитя от Фроима. Хотя они когда-то прошли под хупой, прожили вместе недолго. Отчаянные характеры упорно тянули их в разные стороны. Это, с ребенком от американского моряка Люба носилась, как с писаной торбой. А несчастного Шломо она бросила на попечение Судечкиса без сожаления.
- Однако старый маклер мсье Судечкис имел доброе сердце. Он не только выходил слабого от рождения Соломончика, но и сам отвез его в Тульчин, где тогда еще была жива и здорова родная мама Любки, у которой уже проживала красавица Бася.
Константин Георгиевич не удержался и спросил, почему он называет толстячку Басю красавицей. Его собеседник в свою очередь выразил крайнее недоумение.
- А как же иначе – возмущенно произнес он.
- Моя родная мама в старости была чрезмерно худа. Но при любом удобном случае она говорила: - «Эх, в молодости я красавицей была – на двух стульях сидела».
Помолчав, Арье-Лейб продолжил развеивать местные мифы:
- Бессовестные люди болтают, что наш Соломон, на самом деле сын извозопромышленника Менделя Крика (ну, того, что «слыл среди биндюжников грубияном»). А матерью его будто была Маруся, зазноба Менделя, дочь торговки битой птицей Потаповны. И когда старый Мендель под давлением сыновей вернулся в семью, Маруся будто бы сбыла новорожденного Любке, у которой в это время случился выкидыш.
- Все это наглая ложь. Да, не с руки было Марусе воспитывать ребенка. Поэтому сдала она своего только что родившегося сына в приют, где он получил имя Нафтула и кличку Герчик. Рыжий, как и его папаша, Нафтула уже много лет в Одессе служит моэлем. «Толстые мамы, печатайте мальчиков для Нафтулы» - без конца повторяет он, идя по вызову на очередной Брит мила.
- Врут и те, кто говорит, что отцом ребенка, якобы взятого Любкой Казак вместо погибшего своего был Беня Крик, а матерью та самая Катюша, которую Любка
«держала вместе с другими девушками для приезжих» – продолжил свою разоблачительную речь Арье¬-Лейб.
Реб Алье помолчал, а затем задумчиво добавил:
- Катюша действительно до бела «накалила для Бени свой расписной русский и румяный рай». И так раскалилась сама, что забеременев, решила оставить ребенка, хотя сам Беньчик остался к ней абсолютно равнодушен, сказав, что женщины «это только солома, которая горит не от чего».
- Катюша родила и дала ей имя Юдифь (это ж надо так влюбиться в нашего Бенчика, чтобы дать дочери еврейское имя). Она бросила профессию и, поступив на швейную фабрику, выучилась на швею-мотористку. Тяжко трудясь и временами недоедая, она выходила ребенка. Чтобы ее ребенку досталась лучшая, чем ей самой, доля, Катюша выучила девушку на врача. Юдифь вышла замуж за уважаемого доктора Лазика Шмайсера и нынче она работает в центральной поликлинике, которая обслуживает и нашу богадельню».
Все изложенное мной выше, конечно, небезынтересно. Однако, многочисленные сетевые авторитеты утверждают, что пишущий под ником «Valentan» просто ловкий жулик, а за рукопись Паустовского выдает свои собственные измышления. Это обстоятельство, конечно, снижает степень достоверности изложенного выше, но нисколько не уменьшает мой к нему интерес. Ведь, в конечном счете, вся художественная литература не более, чем вымысел.
Глава 3.
Уже давно пора закончить рассказ о Фроиме и о его потомках. Но тут автор неожиданно вспомнил, что сам в юности встречался с одним из его потомков, человеком не просто известным, а прославленным русской литературой, и поэтому всемирно известным.
Помню, в восьмом классе у одного из соучеников в доме появился телефон. В те времена в Одессе большая редкость необыкновенное развлечение для нас, за лето подросших оболтусов. Мы, ближайшие друзья Илюши, развлекались тем, что набирали номера наугад и:
- или спрашивали длинный ли у трубки шнур, а, получив ответ, предлагали сложить его вдвое и постараться засунуть его в собственную задницу,
- или сообщали, что на телефонной станции пожар и просили положить на трубку мокрую тряпку. Потом звонили повторно и сообщали, что пожар окончился, мокрую тряпку можно снять и положить себе на голову.
Третьей шутки у нас не было, А эти скоро приелись. И вот однажды, в поисках чего-то новенького, я, набрав случайный номер, и по наитиюспросил фамилию ответившего. Мне необычайно повезло. Услышав фамилию Бендер, я тотчас осведомился, где теперь тов. Бендер работает. Ответ был – управдомом.
Поняв, что разговариваю с человеком, по крайней мере, знакомым с «Золотым теленком», я необыкновенно заинтересовался. В нашем классе к тому времени уже функционировал научно-исследовательский, так сказать, «Институт «Золотого теленка», в члены которого принимали только ответившего на три самых заковыристых вопроса по тексту книги.
Мы с тов. Бендером начали перекидываться цитатами из великой книги. И оба остались довольны друг другом. Я понял, что мой собеседник знаток, а он заинтересовался мной и, сказав, что видит во мне человека, который в будущем непременно будет писать, пригласил в гости.
Жил он в центре, на Ришельевской, в маленькой, но уютно обставленной, квартирке. Его жена, сразу мне, мальчишке, представившаяся, как Зося Викторовна Синицкая-Бендер, навела меня на мысль, что я являюсь объектом розыгрыша.
Но это было не так. Это было все что угодно, только не розыгрыш. Любая шутка когда-то кончается, а этой не было конца. Быть может это была игра, многолетняя игра, в которой участники так сжились со своими ролями, что уже не представляют себе иной жизни, чем та, что предопределена играемой пьесой.
Нельзя сказать, что мы дружили, велика была разница в возрасте. Но приходил я в этот дом, и довольно часто, еще два года, пока не провалившись в Одессе, не уехал поступать в вуз в Саратов. Вернувшись в Одессу, я новь пришел в знакомый дом на Ришельевской. Но там уже жили совсем другие люди.
За два года я узнал немало подробностей из жизни героев Золотого теленка», о которых в книге и помина не было. Но странно не это. Оказывается, что герой романа Ильфа и Петрова Остап Бендер (на самом деле, Иосиф Соломонович Бендер-Рабинович) находился в кровном родстве с героем Исаака Бабеля Фроимом Рабиновичем, по кличке Грач.
Оказывается, сын Фроима Шломо Рабинович (тот самый. которого в юности звали Герутенер) не смотря на, а может быть наоборот именно в силу особенностей своего характера, не просто женился, а прямо таки выхватил в жены писанную красавицу Берту-Марию Бендер, специально для встречи с чудиком Соломоном приехавшую из Бендер.
Чем же так Шломо Герутенер привлек (верней рассказы о нем привлекли) красавицу, да еще из другого города? В молодости он, как известно, еще не обрел славу технического гения (она пришла к нему в конце жизни).
Однако коммерческий талант (причем, отнюдь, не практический, – он ни в молодые годы, ни дальше так и не сумел заработать на коммерческой ниве ни одного рубля), а чисто теоретический, у него, несомненно, был. Он вполне бескорыстно давал советы (и на этом он не в силах был заработать и копейки ломанной) теневым, и не только, коммерсантам, а те благодаря этим советам получали баснословные барыши.
Слухи о необыкновенном коммерческом таланте Шломо дошли до Бендер и экстравагантная красавица приехала и сходу окрутила Шлему Герутенера. Но спустя немного времени она одумалась, и их сын Иосиф родился уже в Бендерах.
Но изложенное выше только малая толика того, что я узнал, общаясь с семьей Бендер. Когда ни будь стоило бы об этом рассказать.
Но, повторяю, у меня нет никакой уверенности ни в чем, ни в одной самой малой частице информации, полученной мной у членов этой семьи. С другой стороны степень правдоподобности каждого факта была так велика, что, буквально каждый вполне мог отражать реальность.
Ибо если даже одесский управдом Иосиф Бендер и его жена Зося (это их подлинные имена – они показали мне свои паспорта) только играли в свою многолетнюю игру, они были так увлечены ею, и с такой страстью стремились уподобиться своим героя, что многие факты из биографий своих персонажей, они вполне могли угадать.