Где родился там и пригодился

Аня Чернышева
Русь, ориентировочно 1245 год

Трава мягкая, ещё зелёная, пахла остро, беззаботно, по-летнему. Прощальное сентябрьское солнышко ласкало щёки, даже слегка припекало. Молодой парень развалился прямо не земле, улыбался, щурился, морщил курносый нос. Он широко раскинул руки и ноги в своих новеньких, не успевших ещё потемнеть, лаптях. Развязал широкий кушак, распахнул черный зипун, подставил теплым лучам грудь, под холщевой рубахой.
-Хорошо, – выдохнул Василий.
-Ничего хорошего, – резко возразил возмущенный девичий голосок, – вставай! – потребовала Настя, – земля уже холодная.
Она даже слегка пнула лежавшего.
-Ничего она не холодная, – заспорил парень.
-, я сказала. Уже осень. Вставай!
-И не подумаю!
-Пора идти дальше!
-Еще не пора!
-Пора!
Спорщики принялись кричать и топать ногами. Василий и сам не заметил, как подскочил с травы. Девушка неожиданно, абсолютно успокоилась и удовлетворенно заметила:
-Главное, добиться своего.
Парень был готов продолжать спор, но снова плюхнуться на землю ему не хотелось.
-Пора идти дальше, – благоразумно согласился он.
Девушка победно улыбнулась.
-Давно бы так.
Василий принялся отряхивать приставшие к темному зипуну сухие прошлогодние травинки, завязывать свой кушак. Сунул за него топорик. Творил он все эти нехитрые действия с преувеличенным вниманием и серьёзной сосредоточенностью. Одернул зипун, объявил:
-Все, я готов. Идем.
-Идем, – насмешливо пожала плечами кудрявая и продолжила тут же, словно об этом и беседовала, -Ты прав, нам, пожалуй, нужна толковая стоянка. В хорошем доме в тепле, может и с банькой, сегодня ведь суббота. Надоело в старом сене ночевать.
-А ты с чего взяла, что суббота? – изумился парень.
-Посчитала.
-Вот и посчитай, где они эти теплые дома и банька, – рассердился Василий, – не нравится в сене спать, надо было дома сидеть. Сама за мной увязалась. Ступай обратно!
-Ишь, чего удумал, – возмутилась девушка, - не командуй! Так и скажи, что понятия не имеешь, куда мы идем и что там впереди.
-Ничего там впереди. Ничего нет! – сердился мститель, – все кочевники пожгли, все!
-Остались же где-нибудь дома, – горько вздохнула Настя.
Словно в ответ на ее отчаянные слова, далеко впереди завопили петухи, замычала корова, потянуло уютным дымком.
-Деревня, – обрадовалась кудрявая, – нормальная, прекрасная наша деревня.
-Это не наша деревня, – нахмурился Василий.
-Ну, ты же меня понял, – беззаботно отмахнулась девушка, – кочевники домов не строят, деревень не ставят. А это деревенька. Мирная, славная, как раньше с коровами, с курами, с мужиками.
-Пошли тогда быстрее, поглядим на эту деревню. Почему она такая процветающая, когда кругом разруха? – серьезно, почти мрачно сказал мститель.
-Может, им просто повезло, – весело возразила девушка, – вечно ты во всем подвох видишь.
Парень насупился, только все повторял:
-Странно, очень странно, это все.
-Ну, давай разберемся в этой странности.
Путешественники быстро добрались до околицы и остановились в полной растерянности. Уж слишком хорошо и благополучно было все представшее перед ними.
По желтой сухой, широко разлёгшейся залитой солнцем улице, с звонкими криками им навстречу бежала гурьба ребятишек, возле плетней прикрывая ладонью глаза от слепящих солнечных лучей, женщины смотрели на них и улыбались. Громко щебетали какие-то мелкие птички.
-Мир… – мечтательно вздохнула кудрявая.
-Так не бывает.
Ни одна изба не была сожжена, никто не голосил над убитыми. Не было никаких убитых, никого….
-Как же так?! - растерялся мститель, – выходит, кочевников здесь не было? – потеряно крутил головой шайтан.
-Вот и здорово! - беззаботно воскликнула Настя и припустила бежать вперед.
Подозрительный Василий наоборот замедлил шаг. Уж слишком все было не правдоподобно благополучно.  Он так и ждал чего-то ужасного. Словно дома, дети, птицы - всё могло исчезнуть, а заборы кинуться на него и начать кусаться.
Поведение спутницы ему очень не нравилось и тревожило. Мститель все пытался остановить неразумную крестьянку.
-Стой. Подожди… – бурчал шайтан, – здесь что-то непонятное.
-Всего-то ты боишься, опасаешься, – презрительно бросила Настя, – идем.
-Ничего я не боюсь, – словно обиженный еж фыркнул шайтан.
Он напустил на себя уверенный вид и тоже двинулся по деревенской улочке. Из-под ног разбежались то ли куры, то ли утки.
-Откуда такое изобилие на разоренной кочевниками земле? – все поражался Василий, – вокруг все разорили, пожгли, а эти места нехристи не тронули. Почему? Как это?
Солнечные лучи золотили все вокруг, совсем сбивали с толку, превращали мир в сказку. Шайтан не выдержал, поймал пробегавшую мимо девчонку, спросил решительно:
-Почему кочевники вас не трогают?
Она не стала разговаривать с хмурым незнакомцем, бросила только:
-Не знаю.
И дернулась было, чтобы убежать, но парень не отпускал ее, настаивал, спрашивал строго:
-Кто знает? У кого спросить?
-Вон, у того старика, – махнула ручкой девочка, вырвалась и убежала.
Василий повернулся к старику, на которого она указала. Высокий, худощавый, носатый и не старик вовсе, голова даже не седая, а какая-то пегая, лоб не морщинистый, борода густая, кудрявая, соломенно-желтая, глаза яркие, цепкие.
-Кто такие будете? – спросил он сильным, не стариковским голосом.
-Мы здесь живем неподалеку, – звонко озорно, даже как-то с вызовом, откликнулась кудрявая, – а ты сам, кто таков?
-Я-то местный, – солидно ответствовал незнакомец, – меня здесь все знают и уважение проявляют, а вам чего дома не сидится?
-Нет у нас больше дома, – шагнул вперед, скорбно ответил Василий.
Высокий перестал подозрительно щуриться, подобрел и как-то обмяк.
-Кочевники пожгли? – спросил сочувственно.
-А вас почему не пожгли? – резко возмутился мститель.
-Откупились мы.
-Это чем же вы могли этим нехристям угодить, если они сами забирают все, что захотят? – не поверил мститель.
-Я их удивил, – гордо выпрямился худощавый, – напугал и удивил.
-Разве ж их напугаешь? – поморщился Василий, – эти лохматые никого не боятся.
-Уверен? – хитро сощурился высокий, – никого не боятся, а вот от этих крох убегают в полном ужасе.
Он ласково посмотрел на жужжавшую возле его рукава пчелку.
-Золотые мои, – с неизъяснимой нежностью обратился он к закружившим вокруг желто-полосатым.
Парень невольно отпрянул, а Настя тоненько взвизгнула.
-Ой, ой они меня покусают.
-Не покусают, зачем ты им нужна.
-Никодим! Никодим! – закричали детишки, – забери своих пчел.
-Они сами выбирают, где им летать.
Сухощавый снисходительно улыбнулся общему переполоху, продолжал невозмутимо:
-Вы теперь знаете, что я Никодим и с пчелками дружу, а вы кто будете?
Девушка стала поспешно рассказывать, хвастаться, но глаз не сводила с жужжавших вокруг пчел, готовая отпрыгнуть и замахать руками. Ее спутник слушал насмешливо ухмыляясь, но не перебивал. Когда она закончила, снова вернулся к расспросам:
-Ты так и не объяснил, – подступил он к Никодиму, – как же ты кочевников напугал?
-Да так же, как вас, – улыбнулся худой, – они пчел бояться.
-А подкупил их чем?
-Секрет я знаю, как у диких пчел из дупла меду набрать и чтоб не покусали. Как раз, когда эти нехристи налетели, я из лесу возвращался с целым горшочком меда. Их главный увидел у меня в руках жидкое золото. Он в своих степях и не видывал медку. Откуда ж? Ведь ни леса, ни деревьев нет. Да и пчёл в дупле.  Я ему подаю горшок, он шарахнулся, тогда я край облизал, вкусно, показываю. Он не верит, но грязный палец свой запихал, сунул в рот. Понравилось. Просиял, как солнышко, потянул к себе, тут пчелки налетели, кружатся, жужжат, жалят. Этот чумазый закричал, руками замахал, едва с лошади не свалился. Перепужался, шайтан! Кричит! Я сообразил, говорю мол, вам мед давать буду каждое полнолуние, только если вы мою деревню не тронете, а не то пчел нашлю, они вас закусают до смерти.
-И кочевник понял? – удивился мститель.
-Все они понимают, только говорить по нашему брезгуют.
-Это что же получается, – задумался мститель, – с кочевниками тоже договориться можно. Просто договориться?
-Вряд ли просто, – поморщился пчёлкин друг, – скорее всего, я их просто очень удивил. Придут в себя, ох, боюсь, ещё вернутся. Не отделаемся горшочком меда. Такие мирно не торгуют, убивают да грабят. Так проще, привычней. Помахал саблей и все твое.
Василий почесал переносицу, помолчал солидно, поразмыслил и спросил озадаченно:
-Каждое полнолуние… а как же ты зимой станешь расплачиваться? Ведь зимой снег, цветов нет, пчелы спят. Об этом даже я знаю.
-Откуда?
-Ещё дед как-то рассказывал, – отмахнулся шайтан, – так как-же зимой? – настаивал на своем мститель.
-Кочевники сами нашей зимы бояться, не суются к нам – сощурился Никодим, - кони их в сугробах вязнут, не слушаются. Морозы трещат. Холодно южным людям, а если сунутся, у меня мёд в погребе еще припасен. Что ж я дурак сразу все отдавать.
-А ежели ещё до зимы вернуться. Вон их сколько…
-Драться будем, – неожиданно смело заявил худощавый.
-Отлично, – пробурчал мститель, привыкший жить по такому же плану, – драться, значит драться. Мне самому это уже не впервой. Боюсь, только здешние жители и  думать не думают сражаться. Миновала первая беда, они и успокоились, скисли.
Никодим слушал его хмуро, даже кивнул, согласно охнул:
-Не умеют наши мужики драться.
-Я тоже не умел, – признался шайтан, – ничего. Быстро научился. Эти кочевники только толпой нападать смелые да сильные, а по одиночки маленькие да слабенькие.    Со   своих лошадок слезть бояться. Да их одной левой одолеть можно, – храбрился крестьянин.
-Так-то оно так, – морщился пчелиный любимец, – только по одному они не ходят, с коней не слезают, так толпой и нападают.
-А я… -начал было расхорохорившийся мститель, но осекся под серьезным тяжелым взглядом Никодима.
-У нас ведь и оружия нет. В деревне ни одной сабли, – сокрушался тот.
-Оружием может быть, что угодно, – торжествовал опытный мститель, – ведь есть же у вас топоры да косы.
-Само собой, – солидно отозвался долговязый.
-А пчелы? – припомнил Василий, – ты и правда можешь ими командовать?
Никодим смутился, закашлялся в кулак, признался:
-Это я так сказанул, чтоб кочевники забоялись. А на самом деле пчелки меня тоже жалили. Никто им не указ.
-Как же ты мед из их дупла лесного забираешь? – удивился парень, – они же всегда выбирают дупло на высоких деревьях.
-Я беру с собой щепку самую дымную, а пчелы дыма не любят, – охотно объяснил худой, – без этого дымка к пчелкам и соваться не стоит. А тот лохматый кочевник  медом перемазался, вот пчелки к нему и пристали.
У Васи накопился еще добрый десяток вопросов и рассуждений, но в задушевную беседу бесцеремонно вмешалась Настя.
-Эй, герои, вернитесь на землю, – потребовала она громко, – потом станете с кочевниками воевать, а пока поесть бы и отдохнуть. Какие сражения с голодухи?
Мститель ужаснулся ее грубой честности, а Никодим посмотрел сочувственно, засуетился…..
-И правда, что ж это я православных на дороге держу, разговоры разговариваю…..
-Брюхо сводит, – гнула свое девушка.
-Грубиянка, – буркнул шайтан, – разве так можно, – переживал он, но его живот тоже жалобно заурчал.
Длинный совсем смутился, затараторил сбивчиво:
-Проходите гостюшки. Вот мой дом, у самой околицы. Заходите, заходите. У меня и очаг растоплен. Дом старый, большой. Еще отец ставил, а я так если надо подлатать чего…
Громадный дом был сложен из толстенных вековых стволов, потемневших от времени, высился прямо напротив. Никодим провел гостей в калитку и гаркнул:
-Агафья! Собирай на стол, живо!
Дородная розовощекая женщина подбоченясь, стояла на высоком крыльце, отозвалась зычно и спокойно:
-Уже давным-давно все готово. Я ведь вижу, ты остановился посреди дороги, разговоры разговариваешь. Жду, когда людей в дом позовешь.
Первое, что бросилось в глаза Василию, когда они поднялись на крыльцо и склонившись чуть ли не вдвое, вошли в очень низкую дверь и ступили в чистенькую горницу, были сидевшие в ряд на длинной лавке дети мал мала меньше, болтавшие босыми ногами. Парень поспешно перекрестился на красный угол, хотел стянуть шапку с головы, уже руку поднял, да вспомнил, что нет у него шапки. Не зима ведь на дворе. Огромная горница была полна света и уютна, несмотря на ее колоссальные размеры. Настя выглянула из-за спины своего спутника, поспешно глянула туда-сюда. Хмыкнула презрительно, набожно перекрестилась и плюхнулась на ближайшую лавку у стола.
-Что у вас сегодня на обед? – дерзко осведомилась она.
-Полба, – отозвалась хозяйка, – ещё репа вареная.
-Обожаю! – жадно потерла руки кудрявая, - накладывай скорей.
-И нам, и нам, – загалдели дети.
Мститель рассмотрел их поближе. Недаром ребятишки сразу показались одинаковыми. Все они были девчонками погодками: шесть курносых носиков и    желтых косичек. Они одинаково сидели, почти одного ростика, в одинаковых льняных светлых рубашонках, стучали большими деревянными ложками и облизывались.
-Ешьте сорочата, – улыбнулась дородная хозяйка и поставила на стол большой горшок с горячей, аппетитно клубившейся кашей. Свято соблюдая традиции, дети дождались, пока глава семейства, зачерпнет полную ложку, потом гости, потом дочки одна за другой строго по старшинству. Никодим шумно проглотил свою кашу, облизал ложку и ритуал повторился. Только после третьего полного горшка Василий почувствовал себя сытым, положил ложку.
-Я наелся.
-А больше ничего и нет, – рассмеялась женщина.
-И вот так каждый день? – ужаснулась Настя, – уж лучше врагов крушить! – убежденно заявила она.
-Да-а, каждый день, каждый день… – устало вздохнула хозяйка, вытерла тыльной стороной ладони пот со лба. Семья у меня, слава Богу, большая, забот много.
Парень благостно погладил живот, но так и не успел поблагодарить щедрую женщину. С улицы в махонькое оконце ворвались громкие визгливые крики, конское ржание и топот десятков копыт. Все бросились к окну.
-Кочевники! Опять кочевники!
-Боже мой, как их много! – вырвалось у кудрявой гостьи.
-Куда они так несутся? – поразился Никодим, – вроде бы мимо скачут. Только это не те, что в прошлый раз были, этих медом не отвлечешь.
-Страшные какие.
-А где ж ты красивых кочевников видела? Черные, кривоногие, кричат, ругаются не по нашему.
-Можно подумать, по нашему ругаться хорошо, – строго оборвал долговязый.
Все многочисленное семейство пчеловода Никодима высыпало на улицу, где уже собрался народ, все смотрели вслед промчавшимся, спорили, рассуждали:
-Смотри, смотри. Мимо скачут, внимания на нашу деревню не обращают. Интересно, куда они так торопятся.
-А вдруг их там поджидают полки Александра Невского, – блеснул знаниями какой-то плечистый немолодой бородач.
-Скажешь тоже, – презрительно нахмурился долговязый, – какое дело славному князю до нашей деревни? Он на севере воюет, а мы живем куда южнее. Да и не станет он воевать с нашими кочевниками.
Вперед выскочил вертлявый мужичок с неопрятной всклокоченной бороденкой, прицепился к Никодиму, даже за зипун ухватил.
-Вот, тебя все мудрым кличут, понимающим. Вот ты мне растолкуй, никак в толк не возьму. Бродяга баял, что князь этот Невский железных немцев победил. Будто громадные они и страсть какие сильные. Будто доспехи ихние ни меч, ни стрела их не берет, а Невский побил железных людей. Ведь победил?
-Одолел, – солидно кивнул долговязый.
-А чего ж он кочевников кривоногих одолеть не может?
-Может! – загалдели крестьяне, – князь все может.
-Чего же тогда не придет, не прогонит лохматых кочевников?
Никодим задумался, затылок потер, бороду огладил, потом изрек солидно:
-Думал я над этим и у бродяги спрашивал, и надумали мы так князь веру нашу православную защищает. Немцы эти на нашу землю не просто так пришли, хотели наши церкви порушить, костёлов своих настроить. Они же на весь белый свет кричали, что мы дикие и молимся неправильно. На веру нашу нападали. А эти кочевники сами дикие. Им плевать, кто как молится, лишь бы грабить.
-Все-то ты знаешь, – с уважением протянул вертлявый.
Василии тоже решился спросить:
-А… - начал он, но договорить не успел, с дальнего конца деревни прилетел истошный крик
-Пожар!
-Горим! Горим, люди!
Все бросились туда и сразу наткнулись на кочевника. Маленький, кривоногий, без лошади, он был особенно жалок.  Подпалил овин и хотел было сбежать, но крестьяне набросились на него всей толпой. Тот рванулся вправо, влево, оскалил желтые кривые зубы, принялся размахивать саблей. Василий увернулся, а неловкий Никодим попал прямо под лезвие. Хищная сталь рубанула его по плечу. Кровь залила рукав и тут с диким криком на врага ринулась жена Агафья. В руках она сжимала длинный ухват и воткнула его с разбегу, прямо в живот кочевнику. Тот заорал, согнулся вдвое, стал пятиться, сзади на его лохматую башку обрушилась тяжеленая колода для рубки дров. Кочевник рухнул, а рядом отряхивал руки рослый крестьянин.
-Горим!  Пожар!  – долетел крик совсем с другой стороны деревни.
Все кроме раненного и его жены побежали туда.
Василий замешкался и подоспел, когда громадный кочевник с саблей в одной руке и горящим факелом в другой, теснил к пылавшему сараю молоденькую девушку. Она отступала, озиралась, беспомощно шарила вокруг себя. Вдруг ее пальцы наткнулись на валявшийся среди колосьев серп. Она сжала деревянную ручку и саданула серпом напавшего. Острый конец вонзился ему в глаз. Враг дико заорал и рухнул. Крестьянка оттолкнула от себя мертвое тело, и схватилась за стоявший рядом ушат со стиркой, поволокла его к пылавшему   сараю.
-Переживать и реветь некогда, – прочел на ее решительном лице Василий и помчался на новый крик.
-Сюда! Сюда! Горим!
Совсем рядом за высоким забором пылала крытая соломой крыша большего дома.
-Помогите! – кричали оттуда детские голоса.
Парень схватил валявшиеся возле сарая вилы и помчался туда.
Калитка была распахнута, на дворе кочевник в черной косматой шапке, размахивал горящими факелами, зашвыривал их на крышу.
 Мститель упрямо, словно бык опустил лоб и с вилами наперевес двинулся на врага. Острые вилы вошли, как в масло. Последний факел упал на утоптанную дорожку, зашипел, погас.
Василий поднял с земли тяжелую длинную лестницу, приставил к стене, полез вверх. Крыша пылала.  Его обдало жаром. Вася не спускаясь, потянул рукава, сбросил зипун на землю, не удобно справа уже подавали ведро с водой, перехватил в другую руку, поднял, вылил на крышу и сразу оказался в белом облаке горячего пара, словно в бане, отшатнулся, едва не упал, поправил лестницу, потянулся за новым ведром, вылил, погасил ещё одного рыжего обжору. Дальше на другом конце крыши плясал огонь, парень размахнулся, плеснул туда. Сбил пламя…
Он тушил, тушил, лил воду, двигал, переставлял лестницу. Снова и снова тонул в клубах пара. Пот щипал глаза, в ушах шумело от усталости, в висках бухал набат. Крыша почернела, но дом удалось отстоять.
Без сил Василий рухнул с лестницы.
Он растянулся прямо на земле, даже прикрыл в изнеможении глаза. Но ему не удалось отдохнуть, новый истошный вопль поднял его на ноги. Мститель резко подскочил и понесся в дальний конец деревни, еще ничего не понимая и не соображая, что происходит. На широком дворе нарядного домика он остановился, пытаясь осмотреться и восстановить дыхание. Пока он жадно ловил воздух открытым ртом, его догнали другие селяне. А мститель смотрел и головой тряс, отвратно скалясь, ему показалось, чторазмахивая кривой саблей к нему снова шёл тот кочевник, которого он только что убил.
-Не может быть! – прошептал Василий.
-А ну лови! – зычно крикнул выросший рядом с мстителем знакомый бугай и бросил косматому здоровенный мешок с зерном. Куль был так тяжел, что сбил врага с ног. Тот повалился на спину, уронил факелы, но выбрался из-под груза, поднялся, выхватил из-за пояса свою кривую саблю и стал ей размахивать.
-А-а-а.
Бугай схватил длинную жердь и ринулся на кочевника. Тот отмахнулся острым клинком, словно от назойливого насекомого и легко перерубил березовую жердь.
Верзила зарычал как медведь, и двинулся вперед с новой силой. В руках у него остался короткий узловатой обрубок. Черный опять отмахнулся, но клинок застрял в деревяшке. Крестьянин дернул деревяшку к себе и вырвал оружие. Мгновение оба противника замерли растерявшись, потом верзила отбросил далеко от себя жердь и схватил валявшуюся под ногами доску. Повисла длинная томительная пауза и стоявшие вокруг селяне поняв, что острая смертоносная сабля безопасно валяется у забора, расхрабрившись двинулись вперед. Кто подхватил еще одну жердь, кто доску…
Василий не стал смотреть на расправу, побежал туда, где снова послышались испуганные голоса. Он миновал несколько заборов и задрал, также как остальные голову, уставился на покатую крышу домика. Там на ровной слежавшейся соломе стоял кочевник и натягивал свой легкий лук. Он целился прямо в грудь подбежавшему парню. Лучник пустил стрелу, но в это самое мгновение молодой мститель метнулся, шагнул назад и в сторону. Злая стрела вонзилась в землю у самых его ног.
-У-у шайтан! – взвыл лучник.
Парень отступил дальше за забор. Рядом прятались другие крестьяне, посреди двора лежали два трупа со стрелами в груди. Повисла тревожная страшная тишина, никто не решался пошевелиться. Все даже дыхание затаили. Внезапно Василия отодвинула невесть откуда взявшаяся Настя.
-Пусти-ка, – потребовала она деловито.
Девушка широко размахнулась и швырнула в лучника увесистый камень. И не то чтоб кинула очень метко, и булыжник был не особенно тяжелый, только кочевник стараясь от него увернуться сделал неловкое движение, оступился, потерял равновесие и повалился с крыши. Он упал на спину и больше не шевелился.
Враг был повержен. На крестьян обрушилась такая тишина, что в ушах звенело. Вокруг не раздавалось ни звука. Весь мир замер, затаился.
Когда где-то закукарекал петух Василий обрадовался ему, как родному. Загалдели  вездесущие воробьи, замычал теленок,  не хватало только веселого жужжания пчелок.
-Какие пчелы, – оборвал сам себя парень, -  холодно. Спят пчелы. Удивительно, что утром они показались, распугали всех, а сейчас что-то ветер поднялся, похолодало. Того и гляди снег пойдет. Надо зипун искать. Где там я его бросил…
Не успел он додумать длинную мысль, как с неба беззаботно кружась посыпались белые снежинки.
-И шапка бы не помешала, – тряхнул головой мститель.
Снег падал и падал, прятал грязь, застилал белой скатертью некрасивую изрезанную колеями дорогу, украшал крыши. Василий зябко поежился, и заспешил в гостеприимный дом Никодима, ведь надо же было узнать, сильно ли тот пострадал. Шаги мстителя ускорял уютный дымок, вившейся над крышей пострадавшего.
Вася поднялся на крыльцо, отряхнул от снега свои лапти, вошел в сени и прислушался. Здесь не голосили, значит худой жив. Тот даже скрипит, за что-то отчитывает дочерей. Услышав недовольный, но бодрый голос раненного, парень вздохнул с облегчением, смело взялся за ручку двери, но в этот момент её дернули так резко, что мститель отшатнулся. Прямо на него налетела Настя. Василий окинул ее удивленным взглядом. На его попутчице были и валеночки, и зипун, и даже аккуратная шапочка. Ни дать, ни взять, снегурка.
-Никодим просто бесценный человек, -  весело сказала она, – ты не представляешь, оказалось у него один брат валенки валяет, а другой шапки шьет. Он мне даже варежки раздобыл…
-Погоди, погоди про одежки, – едва остановил ее мститель, – вот баба, сразу про свои наряды, – сердился он, – скажи лучше, как сам раненный.
 Кудрявая спохватилась, но не посерьезнела, а рассмеялась.
-Чего ты хохочешь? – возмутился парень, – человек кровью истекает, а ей смешно.
-Ничего он не истекает, – радостно заявила Настя.
Мститель ничего не понял, нахмурился.
-Я же сам видел, как враг его саблей по плечу рубанул.
Его скорбное лицо насмешило девушку пуще прежнего.
-По плечу… саблей… - не могла успокоиться она – ты плечи его помнишь.
-Помню. Широкие такие плечи. Сам такой худой, длинный, а плечи широкие.
-Вот именно, – веселилась кудрявая -  чтоб плечи у него получились такие богатырские, Никодим под рубаху подкладывал себе на плечи куски коры, по такому куску кочевник и ударил. Кора, конечно, не выдержала, свалилась, только и сабля с нею соскользнула, руку оцарапала. Удар был не слишком сильный, спасло Никодима его притворство.
-Так он жив? - восторгался мститель.
-Да, живехонек, только в плечах усох.
Василии ей не поверил он же сам видел, как кочевник в лохматой шапке  размахивал саблей, как блеснуло на солнце острая смертоносная сталь.
-Можно подумать, сабля кусок коры не разрубила, – бурчал герой былых сражений.
-Разрубила, конечно, – подтвердила кудрявая, – но я же говорю, только соскользнула она и сильно не навредила.
Мститель хмурился, сомневался в её словах, но войдя в дымное тепло дома, сразу уперся взглядом в Никодима, как ни в чем не бывало сидевшего на лавке. Да, в плечах он изрядно помельчал, но улыбался и командовал своим многочисленным семейством. Перевязанная тряпицей одна рука у него казалась жутко толстой и только. На другой длинной скамье снова болтали ногами его розовощекие девчонки, только не босые, а в крохотных аккуратных валеночках.
-Проходи, поешь, – властно обратилась к парню по привычке подбоченившаяся жена воскресшего Никодима.
Все было так мирно и обыденно, что шайтан почувствовал что-то похожее на разочарование. Он глотал куски сладкой репы и не мог отделаться от мысли, что он непременно должен сделать еще что-то срочно.
-Надо идти! – выпалил мститель.
-Хорошо, хорошо, – мягко согласилась, не стала спорить хозяйка, – переночуете у нас, а утром двинетесь дальше. Какая дорога по ночи?
А ночью посыпался первый снег. Мелкий, колючий и белый, ослепительно белый. Он засыпал своей тонкой чистотой замерзшую некрасивую слякоть и грязную дорогу, и старую солому крыш. Мир преобразился, похорошел. Деревенька в ярких утренних лучах сияла и золотилась.
Мстителю вышедшему на улицу, пришлось зажмуриться, так слепила глаза внезапная белизна. Он так и застыл на крыльце, привыкая к природному великолепию.
Хозяин успел снабдить его отличными валенками и шапкой из светлой овчины. Парню больше не было жарко в его туго перепоясанном отцовским кушаком зипуне. Василии гордо поправил топор за поясом и поднял ладонь к глазам, решительно оглядел лежавший впереди путь.
Нарушив его богатырский настрой, в спину толкнула Настя.
-Какая красота, – громко радовалась она, – и снежок выпал и утро такое солнечное, небо голубое.
Василий только отмахнулся, фыркнул недовольно:
-Все следы замело, а тебе все красиво – некрасиво. Будто кочевники прятались, невесть куда делись.
-Какие такие следы тебе нужны?! – возмущалась девушка, – даже я помню, что эти гады прискакали оттуда и умчались туда, – махнула рукой кудрявая.
-А потом? – не сдавался парень.
-Если только их кони не умеют летать, – резонно рассудила девушка, – на свежем снегу они точно оставят следы. Не потеряются.
Василий сдвинул шапку на затылок, неохотно согласился.
Кудрявая легко сбежала с крыльца. Потребовала:
-Ну. Пошли.
-Не командуй.
Парень поплелся за ней, но болтушка недолго молчала.
-Так мы преследуем кочевников? – серьезно спросила она, – догоним и что станем делать?
-Не знаю, – хмуро признался мститель.
-Очень вдохновляет, – скептично произнесла Настя.
Она остановилась и даже подбоченилась, точно, как грозная жена Никодима.
-Значит ты не знаешь?
Она воинственно надвинулась на своего спутника, потребовала ответа.
-Что ж ты меня подгонял, торопил?
-Я полагал… – начал мститель не слишком уверенно, – я полагал, чем раньше выйти, тем лучше.
-Ну, вышли, – продолжала наступать кудрявая, – дальше что?
-Будем преследовать врага, пока…
Пока? – перебила кудрявая, – пока сам не сдохнет от скуки и досады, что ты не любишь кочевников? – издевалась Настя.
-Ну, я думал все будет понятно, как в прошлый раз. Я ждал, что нам повезет.
-Везет редко и тем, кто сам старается на везение не надеется, – мудро рассуждала девушка, – знаешь, ведь на Бога надейся, а сам не плошай, – она назидательно подняла палец.
-Что-нибудь придумаем.
-Одни против целой толпы кочевников?
-Может они разделятся.
-А может снег пойдет разноцветный, – сердилась кудрявая, – если бы знала, что у тебя нет никакого плана, я бы…
-И что б ты сделала? – подначивал мститель, – осталась бы в деревне каши варить?
-Нет! – отрезала Настя, – заставила бы тебя придумать план заранее.
-А ты? – нашелся шайтан, – На моем месте, что бы ты делала?
-Я..- громко и решительно начала кудрявая, – я бы…
Она смолкла, задумалась, потом хмуро махнула рукой, вздохнула:
-Пошли. Там видно будет.
И они продолжили свой путь, так ничего и не решив. Снова пошел снег. Он сыпал, сыпал, превращал степные просторы в белое полотно. До самого горизонта все вокруг было белым-бело.
-Эх, здесь даже кустика нет, – сокрушалась, бурчала племянница лесного мельника, – не сбережешься, не спрячешься.
Василий шагал хмурый, низко склонив голову. Все не мог придумать ответы на горячие вопросы своей спутницы. Шайтан сутулился, тяжко вздыхал, тер затылок, поправлял и поправлял свою шапку, вглядывался в белоснежную даль, но все не мог придумать, как же быть дальше.
Поэтому углядев далеко впереди на снегу огромное темное пятно, парень даже обрадовался, припустил туда. Настя всюду неотступно следовала за ним, тоже торопилась,  комментировала весело:
-Смотри, смотри сколько здесь отпечатков копыт, едва присыпанных снежком.
-Да, похоже, что всадники были здесь уже утром. Ночной снегопад все бы занес.
-Видишь, какие отпечатки, всадники очень спешили, гнали коней наметом.
Неожиданно Настя замедлила шаг, словно ее ноги отяжелели, потом вовсе остановилась.
-Идем, идем, – тянул ее за руку торопливый мститель.
Девушка покачала головой, произнесла бледными губами:
-Смотри. Вороны чёрные.
Василий неохотно остановился, стал всматриваться. По всему странному пятну деловито разгребая снег, бродили здоровенные черные птицы. Они то и дело опускали свои длинные жуткие клювы, рвали, клевали что-то на земле.
Василий отступил назад. Ему вдруг дико захотелось закричать, сбежать оттуда. Черные птицы клевали трупы.
Василий стиснул зубы, взял себя в руки.
-Что ж, я раньше трупов не видел, подумаешь дохляки. Я и сам убивал и видел смерть много раз.
 Но уговоры действовали плохо. Рядом стояла смертельно-побледневшая Настя. Она и объяснила жуткое впечатление.
-Видела я дохляков, – не страшно, но здесь их столько. – выдохнула она в ужасе. -  Их нарубили на куски, как репу или брюкву. Там рука, там голова, туловище пополам. И везде кровь, кровь. Кто ж их так?
-Видишь, все трупы в косматых шапках, - постарался спокойно рассуждать Василий, – значит, это тела кочевников.
-Ой, мамочки, – вдруг тоненько взвизгнула кудрявая и прижалась, спряталась за Василия.
Откуда-то сзади и сбоку налетели, заполонили весь белый свет тяжелый топот и храп сотен коней, улюлюканье, свист и крики всадников. Шум нарастал, после увиденного от него стыла кровь. Настя в ужасе сжалась, опустилась на корточки, зажала руками уши.
Героический мститель и сам невольно втянул голову в плечи и зажмурился. Осторожно открыть глаза и посмотреть  кругом, он решился только когда все неожиданно стихло..
Василий обнаружил, что вокруг толпятся странные всадники и улыбаются в длинные висячие усы. Головы у них были бритые, только свисала одна черная прядь. Довольные всадники оглаживали своих крупных разгоряченных скачкой коней.
-Турки?! – ужаснулся шайтан.
Но тут же он рассмотрел православный крестик на голой груди всадника.
-Крестьянин?
Но красные широченные шаровары и сапоги так не подходили хлебопашцу. Вышитые белые косоворотки вовсе не вязались с турками. Когда вокруг зазвучала речь вполне русская, только странная какая-то, Вася совсем растерялся.
Настя вынырнула из-за его плеча, разулыбалась, поняв, что вокруг свои. Она радостно поздоровалась, но в ответ вооруженные саблями незнакомцы громко загоготали.
-Тю! – воскликнул стоявший ближе других всадник. Его разгоряченный огненно- гнедой конь шумно дышал, так и пыхал жаром, – ты на войну со своей бабой приперся? – обратился он к Василию.
Кудрявая снова выскочила вперед:
-А вы кто такие?!
Ее снова проигнорировали, зашумели, обратились только к  парню:
-Ты вообще, кто такой. Чего здесь делаешь?
-Я отомстить хочу, за отца, за всех наших, – горделиво выпрямился шайтан, – кочевники нашу деревню разорили.
-Так ты из деревни? – гоготали всадники, – пешком притопал?
-А вы-то сами, кто такие? – обиделся мститель.
-Мы казаки. Сражения - наш хлеб.
В подтверждение своих слов всадник выхватил из-за пояса саблю и принялся вращать ее над головой так стремительно, что у крестьянина дух перехватило. Казак играл, крутил своим оружием. Сталь жутко сверкала у самых глаз хлебороба.
-Можешь так? – снисходительно спросил всадник, – или может твоя баба так умеет? – глумился казак.
Вокруг снова захохотали.
-Брось, Гришко, -  смеялся еще один бритоголовый, – у него и сабли-то нема.
-И коня нема…         
-Лапотник.
Мститель почувствовал себя оскорблённым, хотя и лапти он носил, и коня у него не было, но вдруг очень захотелось швырнуть всаднику свой топорик да так, чтоб задавака его поймать не успел. Но Вася был человеком добрым, устыдился своего порыва, и спросил только.
-Зачем вам такие чубы на лысых головах?
Казак посерьезнел, ответил обстоятельно:
-Во время сечи, битвы, Бог нас за чубы хватает и забирает в рай к себе.
-В рай? – усомнился крестьянин, – это вы натворили?
Указал он на кровавое поле.
-А шо?  - осклабился казак, – славно покрошили.
-И часто вы так?
-Почитай каждый день.
-Так и живете от драки до драки?
-Ага.
-За своих мстите?
-Просто рубимся. Душа поет.
-Когда убиваешь?
-Ага. Сабля крови-работы просит.
-Головы рубить  - работа? – поразился хлебороб, – а как же землю пахать, траву косить, сеять, урожай собирать?
-Гадость какая, – поморщился казак, – с землей, вы лапотники, возитесь, а наше дело – конь, сабля, сечь.
-Так и живете? – поразился крестьянин.
-Мы свободны от всей этой возни с хозяйством. Вся степь наша. Мы врагов рубим, жжём, грабим, воля вольная.
-Как кочевники?
-Не-е, мы только чужих грабим.
Василий помрачнел, задумался, не нравились ему эти вольные ребята.
-Да что ты с этим пешеходом, стоишь гутаришь? – влез в разговор солидный немолодой казак на сивом мощном коне, – сечь ждет, а ты все лясы точешь. Торопиться надо.
Казаки загалдели, принялись лупить пятками по ребрам своих коней, сорвались с места и, размахивая саблями, помчались вперед. Настя посмотрела им вслед, выдохнула горько.
-Мы что, будем как они носиться по степи, искать с кем бы подраться?
-Не-е… – замотал головой мститель, – мы и носится не сможем, у нас коней нет. И чубов таких нет. Богу нас выдергивать не за что.
-Зачем мне чуб? – поморщилась кудрявая, – у меня коса есть. Меня Бог и так любит. Только эти рубаки не любят. Ишь ты, даже разговаривать не стали, будто девка и не человек. Грубые как будто их кобыла родила, а не мать, – обиделась Настя.
-Не ругайся, – примиряюще негромко уговаривал Вася, – мне они тоже не понравились, – сами умеют только драться, саблями махать. Убивают, калечат, и сами помирают, просто чтобы драться. Они воины. Нельзя жить, только чтоб убивать, – убежденно произнес крестьянин.
Настя не возражала, тихо, испуганно стояла рядом, смотрела вслед умчавшимся всадникам. Их лихие крики и посвисты распугали воронье. Черная стая сорвалась тревожной тучей, закрыла светлое небо. Стая закаркала, закружилась над головой, открыла страшные изрубленные посеченные тела.
-Вот уж точно, сечь, – ужаснулся крестьянин, – сколько их здесь…
На путников смотрели сотни мутных мертвых глаз, страшные, искаженные лица, обрубки тел. Ветер принес сильный тошнотворный запах смерти.
Крестьяне резко отвернулись. Черные птицы снова опускались на трупы, выклевывать глаза да рвать плоть.
А впереди снова, как две мощные бури, столкнулись два войска. Смешались в страшный шум крики, ржание, звон сабель, свист ветра. Крестьяне смотрели на сражение и вдруг одновременно повернулись друг к другу и выпалили:
-Пошли домой. Пора возвращаться.