Шиманский В.И.
Главы из автобиографического романа "Вехи и вёрсты" (Скопировано с сайта "Свободная газета +": http://www.svob-gazeta.ru/)
Глава 130. Четвёртый класс
В сорок пятом году из школы номер тридцать два госпиталь куда-то перевели, поэтому первого сентября в четвёртый класс меня и Геннадия записали в эту школу. Так я снова попал в свой класс и там встретился со своими бывшими одноклассниками и учительницей Ниной Васильевной Кочубей.
Эмма Семёнова и Галя Смелянская повзрослели, стали ещё красивее, но я к ним не подходил, боясь унизить своё достоинство. Мальчики тоже сильно изменились. Витя Смирнов стал выше ростом, но настолько был худым, что его качало ветром. Однажды на уроке он у доски упал в обморок. Мы перепугались. Нина Васильевна бросилась к нему, подхватила его голову, прижала к себе и держала её до тех пор, пока он пришел в себя.
Ефим Лысый, которого мы звали Фимой, тоже повзрослел. Я вспомнил про маринованную селёдку, которой он когда-то угощал меня, и пошутил: «Селёдку бабушка ещё готовит?» Он сказал мне, что этой зимой бабушка умерла. Мне искренне было жалко его хорошую старушку еврейской национальности.
Николай Кустов стал важным и заносчивым. На рукаве у него красовались три красные нашивки, что означало, что он является председателем школьной пионерской дружины. Если быть откровенным, я завидовал ему. Мне очень хотелось быть на его месте, а я не был даже пионером.
Только дураку не охота быть генералом!
Валька Казюков бросил школу и часто без дела болтался возле неё.
Глава 131. Война с Японией
После окончания войны с Германией воинские эшелоны с песнями и музыкой беспрерывно двигались на восток. Девчонки нашего посёлка забрасывали их букетами цветов. Вскоре по городу поползли слухи о войне с Японией. Все наши соседи, особенно Бунько, боялись, что японцы могут войти в город Свободный. Дядя Ваня говорил: «Если японцы придут, всем нам будет крышка!»
Как-то вечером тётя Клава сказала маме: «Груняша, беда нас миновала. Люди из Благовещенска наблюдали, как горел китайский город Хэйхэ, который у нас называли Сахаляном. Наши войска первыми перешли границу и начали наступление на японцев, отбросив их в глубину Китая. Зарево от пожаров было видно даже в городе Свободном.
Все люди в городе только об этом и говорили, но скоро жизнь вошла в обычное русло, и разговоры о японцах стали потихоньку утихать.
Октябрь месяц в этом году в Амурской области выдался тёплым и сухим. У нас на кухне было настежь открыто окно. Я подошел к нему и выглянул на улицу. Со стороны Бетонного моста — вдоль насыпи железнодорожного полотна в направлении улицы Чапаевская двигалась странная колонна военных.
Резко бросалось в глаза обмундирование военных, оно было под цвет высохшей соломы. Мной овладело любопытство, я выскочил на улицу и у ворот натолкнулся на ватагу ребятишек, которые бежали со стороны улицы Первомайская, крича на ходу: «Пленных японцев ведут! Пленных японцев ведут!»
Любопытство и какое-то непонятное чувство овладело мной. Подхваченный общим потоком, как щепка в водовороте, я сорвался с места и вместе с толпой рванул вперёд смотреть на пленных японцев, которые шли в полушубках, сверху покрытых сукном соломенного цвета, на головах у солдат были пушистые шапки, а в руках они несли громадные тюки. Не смотря на это они шли ровным строем.
В голове каждой группы шагали их командиры, на которых были надеты не полушубки, а лёгкие кителя и белые перчатки. Они были без вещей. Если колона растягивалась, они покрикивали на солдат, чтобы те не нарушали строй. Японцев сопровождали наши военные с автоматами наперевес. Кроме мальчишек на улицу высыпали и взрослые люди, которые, как дети, с любопытством смотрели на пленных. Японцев разместили в конце улицы Чапаевской в лагере под горой, откуда наших заключённых ночами тайно вывезли в другие пересыльные лагеря.
Несколько лет эти японцы работали на Перевалочной базе, рыли в городе траншеи под канализацию и водопровод. Почти все японские офицеры с акцентом хорошо говорили по-русски.
Помню такой случай. Шел снег, японцы около Амурского магазина вели земляные работы, я передал пленным солдатам свёрток с варёной картошкой и горшок с квашеной капустой. Этот свёрток для пленных дала мне мама. Японский офицер посмотрел на меня и русскому мужчине, стоявшему рядом с нами, сказал: «Если бы у нас в Японии ваши пленные копали на улице траншеи, японские мальчишки закидали бы их камнями, а ваши дети нам продукты приносят».
Офицер погладил меня по голове и сказал: «Хоросо, русский мальчик!» О чём он думал, я не знаю. Видимо, в те минуты он испытал в своей душе тёплое чувство к нашему народу.
Глава 132. Возвращение Вершинина Михаила - отца Сергея и Жени
В конце сорок пятого года, украшенный орденами и медалями, в звании подполковника, вернулся с фронта отец Вершинина Сергея. Я смотрел на дядю Мишу и думал: «У моего папы нет ни орденов, ни медалей, а как мне хотелось, чтобы и у него были награды. Серёжка воображает, что его отец орденоносец, а мне про своего отца сказать нечего.
Как-то вечером я спросил у папы: «Папа, почему вам на работе не дают медалей и орденов?» Отец посмотрел на меня, улыбнулся и серьёзным тоном сказал: «Вася, тебе наверно стыдно, что у твоего отца нет на груди побрякушек? Мне давали медали, но я от них отказался. Зачем они мне? Я работаю на совесть, а не за ордена. Тебе никогда не придётся краснеть за своего отца. Выработаю на одном производстве двадцать пять лет, мне сразу дадут Орден Ленина, а других орденов мне не надо!»
Я подумал: «Правда, зачем ему медали и другие ордена, если главный орден страны, которого нет ни у кого из моих друзей, скоро будет красоваться на груди моего отца. Когда папа получит «Орден Ленина», тогда я, как Сергей Вершинин, задеру нос и буду с гордостью задаваться своим папой».
Больное детское самолюбие, или фантазия? Не знаю! Кто хочет быть хуже других людей? Назовите мне того человека! Родители – зеркало для своих детей, а кому охота, чтобы это зеркало было кривым, или горбатым? В детстве я мечтал об орденах и славе потому, что долгие годы они были главным символом славы и геройства.
Глава 133. Возвращение Кравченко Никифора - мужа маминой сестры
Не только отец Сергея Вершинина пришел с фронта в орденах и медалях. Дядя Никифор, муж маминой сестры тёти Вали, тоже вернулся домой с медалями, но без орденов. Я у него спросил: «Дядя, Никифор, а почему у вас только медали, а нет орденов?». Он улыбнулся и говорит мне: «Васёк, я был во втором эшелоне, подвозил воду на солдатские кухни, а не воевал на передовой».
На одной из медалей я прочитал «ЗА ОТВАГУ». Говорю дяде Никифору: «Дядя, Никифор, вы шутите? Медалей «ЗА ОТВАГУ» так просто не дают! Вы совершили подвиг и не желаете мне о нём рассказать». «Подвиг? Да, никакого подвига я не совершал! Это случилось со мной в Манчжурии. Наши войска ушли далеко вперёд, а мы со своими обозами отстали и тащились следом за ними.
Командиры нас предупредили о том, чтобы мы по нужде по одному не отлучались потому, что в любую минуту на нас могут напасть японцы-смертники, которые прячутся в зарослях и, при удобном случае, убивают наших солдат. Один оправляется, второй, как часовой, должен наблюдать за местностью. Какой там часовой! Когда прижмёт, часового звать некогда. Так случилось и со мной.
Прижало, я побежал до кустов с автоматом, который предварительно снял с предохранителя. Только присел, как сзади что-то зашелестело. Не вставая с места, я дал автоматную очередь в ту сторону, откуда послышался шорох. Там что-то шлёпнулось. Я застегнул штаны и в этом направлении сделал несколько шагов. В пяти метрах от меня лежал мёртвый японец с кинжалом в руках.
На выстрелы прибежал мой командир. Он поинтересоваться: «Почему стрелял? Что произошло?». Командиру я не сказал, что ходил по нужде один, а соврал в том, что давно заметил японца, который крался за обозом, подстерёг и уложил его на месте». Вот за это мне командир и дал медаль «ЗА ОТВАГУ».
У него этих медалей много было. Мёртвых героев быстро забывают, а живым иногда давали медали не за подвиги, а за такие мелочи». Дядя Никифор говорил так правдоподобно, что я ему поверил и больше никогда его не спрашивал о наградах.
(Продолжение следует)