Однажды (никто не может сказать точно, когда) в мире родилось Одиночество. Маленькое такое, подобно всем малышам оно доверчиво тянулось навстречу каждому, заглядывало в глаза с готовностью любить и быть рядом. Только не общался с ним никто.
Дети зазывали к себе соседских девчонок и мальчишек, играя во всё, что придумывалось. Одиночеству оставалось издали наблюдать за детской вознёй, ловя звонкие голоса с бисеринками смеха.
Взрослые хватались за телефоны, договаривались о встречах, торопились в гости, убегали на свидания. Кто-то, загруженный работой, путал день с ночью. Художники писали картины. Музыканты сочиняли музыку. Особенно нравилось Одиночеству находиться среди множества людей на выставках и концертах. Оно оглядывалось вокруг себя, надеясь поймать внимательный взгляд, ответную улыбку. Тщетно. Взгляды смотрели сквозь него, ни одна душа не откликалась.
В недоумении и растерянности Одиночество пыталось понять, почему никто не поделится с ним частичкой своего времени, не выслушает, в какой удивительный сон оно попало прошедшей ночью, и отчего никому нет дела до его планов? Что-то делать вместе, делиться мечтами, любя – что может быть лучше?
Постепенно мечты Одиночества превращались в простые желания – вечером было с кем пить чай, а утром – домашний ароматный кофе, когда уже на бегу, кивая и улыбаясь в ответ глазам, говорящим: «До вечера!», знаешь, что этот вечер будет.
Грусть поселилась в доме Одиночества: не выпитой чашкой чая на кухне, не оконченной книгой, недописанными письмами, притихшей мелодией души.
Ещё сильнее устремилось Одиночество к людям. Маленькой девочкой или худеньким мальчишкой тихонько стояло оно на краю детской площадки посреди городского двора, робко наблюдая за игрой сверстников.
Сухонькой старушкой присаживалось на скамейку старого парка.
Потом становилось в очередь за свежей рыбой – салакой, на привокзальном рынке. Или в молочном отделе продуктового магазина пересчитывало мелочь в ладони.
Иногда, по осени, одевшись потеплее, с высокой городской крепостной стены Одиночество подолгу смотрело вниз, на спешащих куда-то людей. Озябнув на сыром ветру, погревшись горячей чашкой кофе за столиком кафетерия, Одиночество возвращалось домой в образе женщины, сидящей возле автобусного окошка, вглядывающейся в проплывающие мимо домА, или мужчины, терпеливо удерживающего равновесие на задней площадке последнего автобуса.
Однажды, вернувшись домой, Одиночество застало там грусть не одну, а в обществе тоски и расплакалось, да так горько, что голубое небо стало серым, затерялась где-то радуга, а стаи перелётных птиц умолкли за горизонтом.
Увидела это осень. Пытаясь утешить, развешивала она на ветвях рябиновые бусы, акварельно раскрашивала листья клёна, и всё сыпала-сыпала-сыпала золото берёз на лесные тропинки, дворы и улицы города.
Засмотрелось Одиночество на эту красоту. Подошедшая зима удостоверила свой приход узорной росписью оконных стекол, напомнив Одиночеству, что вместе с зимой приходит Рождество, а с ним чудеса.
Накануне, в Сочельник, утомившись после долгого зимнего дня, задремало Одиночество над книгой. Часы тикали все тише, ветер присмирел за окном, уличный фонарь уютно спрятал лучи в ветвях дерева, а настольная лампа заботливо пригасила свет. В комнату вошёл сон.
Снилось Одиночеству тихое вечернего небо. Оно убаюкивало, укрывало собой. «Отчего не хотят быть со мной?.. Всё просто – я люблю и скучаю...», – дремотно думалось Одиночеству.
"Не плачь", – вдруг, ласково зазвучало в ответ. - Люди строят города, воюют за славу, богатство, комфорт. Я послал тебя к людям напоминанием. Будь везде, звучи в музыке, картинах, сказках и стихах. Заглядывай в глаза. Прикасайся к душам - не дай очерстветь и потерять друг друга. Ты – часть Любви, создавшей этот мир. Ты – часть меня ".