Когда в деревне провели интернет, Иван Сергееич ощутил себя прямо космонавтом. Да что – космонавтом: ему казалось, он теперь и сам дирижабль, парящий в бескрайнем информационном небе!
Раньше что? Ну книжку перед сном почитать, ну радио старенькое трескучее послушать. Ну телевизор посмотреть, если ветром опять провода не пообрывало и электричество шустро бежит по ним в этот богом забытый уголок мира – деревню Редкие Острова. Ну с соседом Петей о жизни поговорить: Петя молчун был, любил слушать, приняв на грудь вечерком свой мерный гранёный стакан жгучей жизненной влаги. Выпьет, рухнет блаженно на лавочку у калитки, ноги вытянет на пол-улицы – и слушает, слушает, хоть что ему говори.
А второй стакан ему пить было нельзя, он сразу буйный делался.
Иван Сергееич любил рассказывать: как учился отлично в институте, в далёком Питере, как работал в большом советском институте, день за днём, неделя за неделей – и казалось, такой, скучной и размеренной, его жизнь будет всегда. Как потом грянула перестройка – и он вмиг очутился за бортом, растерянный, никому не нужный, оглушённый непонятным случившимся. Но сестра его – та, с которой он жил с самого детства и с которой после смерти матери остались они вдвоём в целом свете; та, у которой имелись накопления и пенсия была неплоха – успела до того, как рухнули все деньги в стране, купить за бесценок этот домишко в деревне и рябую корову.
«В деревню съедем, – сказала сестра, как отрезала, – огородом проживём и своим молоком».
Характер у неё был железный, потому замуж так никто не взял: убоялись женихи.
Вот и переехали они сюда, в Острова: сначала мыкались, ругались каждый день, потом попривыкли. Работы тут не было совсем никакой, квартирку в городе сдавали, на сестрины деньги жили да на свой невеликий урожай. А потом и Иван Сергеич на пенсию вышел: чутка денег дали ему за всю долгую трудовую жизнь.
Скучновато было в деревне, зимой особенно – но прожить можно: человек везде проживёт, куда его жизнь ни ткнёт. А какой у него ещё выход?
А тут – интернет.
Незадолго до этого ездил Иван Сергеич в город, к жильцам за месячной платой, и по случаю купил у школьного приятеля старый компьютер – тот новым обзавёлся, этот вообще хотел выбросить, но всё-таки продал Ивану Сергееичу, что-то недорого. Сестра поругалась-поворчала на бестолковую обновку: куда ж при такой утлой жизни деньгами сорить? Потом утихла. Так что компьютер был – одинокий-деревенский, напрочь оторванный от всего информационного мира.
Поздним вечером, когда сестра, намотавшись за день, уже крепко спала, садился к нему Иван Сергеич и тихо щёлкал заскорузлыми от осенних земляных работ пальцами по вытертой клавиатуре: записывал.
Что записывал? Да всё: сперва просто дневник вёл о своей жизни, день за днём, неделя за неделей – обстоятельно, точно ходил на службу. И казалось ему, что слова, простые слова, нехитрые его мысли, но теперь материализованные, набранные на клавишах и отображённые на экране громоздкого монитора, приобретают сразу особую важность. Точно говорил он с кем-то, с кем-то невидимым, неясным, не различимым лицом, не имеющим чётких очертаний – но слушающим его мысли, читающим его строчки со светового, помаргивающего экранного листа.
Потом пошли и стихи. Стихи – они ведь что? Да безделица: слово со словом перекликается, словно грибники в лесу аукаются. Так, строчка за строчкой, куплет за куплетом – и выходит вдруг песня!
Песня, песнь…
Читаешь потом снова и снова, что с листа, что по памяти: слова одно к одному встали ладно, всегда – строем, всегда – на своём месте. И радуют всегда.
Вот и сочинилась у Ивана Сергеича сначала «Песнь огородника», а потом и «Гимн садовода», потом другие разные стихи. Всё-всё, что скопилось в душе, что бодрило и грело его изнутри – всё отдал Иван Сергеич невидимому своему читателю, всё в строчки компьютерные заплёл.
А тут – интернет: приехали ранней осенью ловкие молодые ребята, протащили провода от крыши к крыше, здесь закрепили, там хитрых коробочек с техникой понатыкали. Бабки деревенские только крестились да охали: ох, не к добру нам тут такое, ох, не к добру…
Оказалось, богатый мужик, что держит неподалёку страусиную ферму и которого в округе недолюбливали, тянул к себе интернет, да вдруг расщедрился: за свой счёт бросил по пути пару веток в их деревенскую глухомань.
От школьного приятеля уже знал Иван Сергеич о сетевых сайтах и возможностях бесплатной публикации, сразу рванулся туда, вывесил разом все свои стихи в один день. Сидит ждёт, волнуется – что теперь будет?
А ничего. Один человек зашёл-почитал, со странным именем Видопляс. Другая какая-то девушка – Мери Кристмас. И больше к нему не идёт никто, и никто ему не сказал ни единого слова.
Грустно стало Ивану Сергеичу: думал он, что разговор у него с кем-то выйдет – неизвестно, с кем, неизвестно, о чём, но разговор обязательно душевный – интернет ведь, штука неосязаемая, бестелесная, туда люди только душой втиснуться могут.
Стал он сам ходить по чужим страницам, читать стихи, писать комментарии, зазывать к себе – да все отмахивались: куда там других читать, на себя-то никакого времени не хватает, выспаться теперь можно только в мечтах.
Школьный приятель посоветовал: иди в Фэйсбук, там вроде всех читают – Иван Сергеич и кинулся. Друзей там у него тихой сапой набралось полтора человека: сам школьный приятель да какой-то бот. Потом набежали ещё в друзья невредные женщины с розами и цитатами, с мигающими картинками в звёздах и ангелочках. Но на третий день жизнь Иван Сергеича изменилась в одночасье: пришёл к нему в аккаунт сам Иван Иваныч, блоггер* известнейший, поставил лайк на его «Гимн садовода» и зафрендился.
Что такое лайк – всякий знает: так вроде и ерунда, пустяковина, быстрый щёлк мышкой, вроде ласкового дружеского щелчка по носу. Но щелчок к щелчку, щелчок к щелчку – и складываются цифры, созидаются рейтинги. И смешные эти щелчки вдруг становятся мерилом значимости человека в непонятной нечёткой жизни, где всё зыбко, непредсказуемо, где за видимым всегда прячется скрытое, сбивающее с ног, путающее мысли.
Что теперь человек человеку в бескрайних просторах информации?
Человек человеку лайк.
Иван Сергеич порхал от счастья: его первый лайк! Его увидели, его признали! Сам Иван Иваныч, окружённый аж пятью тысячами друзей заметил его, разглядел в нём талант, предложил дружбу!
Чего ещё в жизни желать?
И стал Иван Сергеич Иван Иванычу вернейшим другом: читал все его публикации до последней буковки, лайкал каждое фото, на каждую мимоходом обронённую шутку, пусть и несмешную, вешал смайлики, значки-улыбочки.
Надо заметить, выразить свою любовь и верность Иван Иванычу хотелось многим его друзьям, по сетевому именуемым «френдами». Особенно старались одинокие женщины зрелых лет – те самые, с розами и цитатами. Но когда на день рождения к Иван Иванычу приехала тёща из Караганды, самым стойким всё-таки оказался один лишь Иван Сергеич: только он отлайкал все 97 фотографий, сделанных на вокзале, 343 фото весёлого ресторанного застолья и 124 утренних – похмельных, с букетами и подарками.
Год шёл за годом, и с начала их дружбы прошло уж немало времени, а великий блоггер Иван Иваныч Иван Сергеича больше не лайкал. Но Иван Сергеич точно знал: его друг всё видит, всё читает, кивая своей прекрасной умной головой в такт написанному. И тихий деревенский житель с особым чувством рассказывал ему в своём блоге о первом снеге на старом расшатанном крыльце, о розовых снегирях, облепивших заиндевелые кусты шиповника; о весенних хлябях, усыпанных молодыми звёздами – и напрочь засосавших трактор со страусиной фермы. Рассказывал о летних утренних туманах, сквозь которые гонит он на заре, когда придёт ему очередь пасти тощее деревенское стадо, сестрину старую рябую корову и трёх соседских; о затяжных унылых дождях по осени, под которые тоскующему человеку так хорошо пишется. Теперь он знал: у него есть слушатель, его понимают, ему сочувствуют, он не один в этой веренице неуловимых дней, непонятно откуда приходящих и утекающих в никуда.
А лайки – что ж? Да разве у кого-то на всех алчущих в мире хватит времени? Одному лайк, другому – лайк, третьему… Попробуй-ка поставь в день пять тысяч лайков – рука отвалится!
За долгую жизнь Иван Сергеич научился терпеть и ждать своего часа.
Раньше занятий для души в Редких Островах было негусто. По воскресеньям местные бабки повязывали головы платочками и плыли в лодках к заброшенной церкви на большом острове, потому что другой в округе не было. Но вскоре, с лёгкой руки Иван Сергеича, компьютерами в маленькой деревне обзавелись многие: кому внук привёз свой подержанный, кому – дочка из города. К нему теперь приходили за помощью, за советами, и он терпеливо учил, объяснял, показывал, настраивал на дёргающемся мониторе чёткую картинку.
Теперь бабки-соседки, греясь по осени на солнечной лавочке, громко обсуждали новости блоггера Иван Иваныча, и сердце проходящего мимо них Ивана Сергеича порой ревниво щемило. «Иван Иваныч нынче не в духе, – сплёвывая семечную шелуху, заявляла бабка Соня, – так прям сердито пишет, в сердцах!» «Ага, – вторила ей, постукивая по земле палкой, бабка Нина, хромая на ногу, – у него ж после вчерашнего ресторану понос. Жена его в блоге пишет: сушей он переел!» «Да что ж за дурь у нынешних рыбу сырую жрать, – укоризненно трясла белой как снег головой самая старая из местных, Вера Фоминична, – в ней одни глисты…»
Иван Сергеич морщился от такой неделикатности и прибавлял шаг. Но всё равно он знал, что никто им с Иван Иванычем не помеха, что их особая душевная связь выдержит всё, что такой нет ни у кого больше.
Ни у кого в целом свете.
А бабки кричали ему вслед: «Эй, Сергеич, где-т Наташка твоя? Чё она тама одна бездельничает, пусть чешет к нам, в женской коллектив!»
Сестра его увлечений компьютером не разделяла и всё свободное время вязала толстым крючком коврики-половики из старых тряпок, длинные и округлые. Кое-что и продавала проезжим, по случаю: они у городских-молодых теперь были в большой моде. Но потом заболела и к зиме померла её рябая корова, давно уж не дававшая молока. Ветеринар не раз советовал её прирезать, но сестра на него цыкала: корова для неё была родным существом, вроде собаки. Ей отдала она всю свою нерастраченную любовь.
И вот померла корова, и сестра совсем сникла, делала всё по привычке, безучастно; потом вовсе слегла. Иван Сергеич и понять не успел, как всё вышло, а сестры у него не стало.
Бабки-соседки приползли, помогли, поминки устроили, а он сидел в углу бесполезно, сникший, раздавленный. Не знал Иван Сергеич, как дальше ему без сестры жить. Поздним вечером, как ушли все, выбежал он из дому, долго бегал в темноте по скользким бесснежным тропам – спотыкался, падал, плакал, что-то кричал в высокое зимнее небо, словно молился кому-то там – огромному, безликому, знающему всё. Хотя молиться Иван Сергеич и не умел: он, бывший советский инженер, не верил в хмурого бога, живущего за дырявым иконостасом в заброшенной островной церкви.
И вдруг вспомнил он про Ивана Иваныча.
Иван Иваныч! Как он мог забыть?!
Иван Иваныч знает всё, он друг всех людей – он поможет, поддержит. Он подскажет, как дальше жить.
И бросился Иван Сергеич к своему компьютеру: настал его долгожданный час. И он написал обо всём, с ним случившимся, о бескрайнем горе своём – сперва на едином духу, от сердца, путано; потом поправил, уточнил, затих, успокоился. Словно вдруг снизошла на него непривычная благодать – благодать освобождения, благодать свободного человеческого высказывания.
Сидел долго и молча – да и с кем ему было теперь в этом доме разговаривать?
Женщины с розами вскоре пришли, молча лайков сочувственных ему понаставили.
А Иван Иваныч всё не шёл и не шёл…
Не пришёл он и на второй день, не заглянул и на третий. Не дождался Иван Сергеич ни слова его, ни безмолвного лайка. Ничего. Пустотой оказалась его дружба с Иван Иванычем, предал тот его любовь и верность.
В ярости шваркнул Иван Сергеич монитор об стенку – и ушёл из дому куда глаза глядят. У калитки попался ему Петя в сползшей на нос ушанке, после вечернего стакана медитирующий на промёрзшей лавочке. Иван Сергеич сел рядом, как раньше бывало: маленький человек рядом с другим маленьким человеком.
Сел, отдышался – и рассказал ему всё.
Наутро знаменитый блоггер Иван Иваныч опубликовал 305 свежих фотографий с новогоднего корпоратива. И впервые, к великому своему изумлению, не дождался на них ни единого дружеского щелчка.
.
_______________
* рассказ был написан ещё до внезапного запрета на вторую букву "г" в русской версии слова "blogger / блоггер". Гугл-переводчик до сих пор переводит как "блоггер" - а вы выбирайте сами :)
.