Благополучное возвращение после практики означало переход на 5 курс. В отпуск мы отправлялись уже «пятаками», но уже не бросались дрожащею от счастья рукою нашивать на рукав пять галок. Большинство совали форму в сумку и ехали «по гражданке», а форма была необходима для постановки на учёт по месту отпуска. И это была не демонстрация пренебрежения атрибутами Системы. Наоборот, даже будучи в чём мать родила, мы уже принадлежали Системе. Она уже внедрилась в подсознание. Начинали движение автоматически с левой ноги. И во сне уже осознавали себя не просто большим мальчиком, а большим мальчиком на службе.
Отпуск, в который мы с другом Михаилом отправились после северных холодов, был посвящён солнцу, воздуху и воде.
Сначала поехали в Белгород, где практиковали активный отдых. Днём были на пляже, пока позволяла погода. Плавали для разминки на другой берег водохранилища и потом обратно, а его ширина – метров триста. Играли в бадминтон, а если собиралась компания – в волейбол через сетку.
В то лето изо дня в день, как по графику, с утра часов до 15 жарило солнце, а потом собирался ливень с грозой. И часто мы не успевали вовремя смыться и домой шлёпали под дождём босиком по бурным потокам на асфальте. А вечером, как жара спадала, ходили гулять.
Потом поехали в Белоруссию, на малую родину Мишки.
Письмо 17.08.78 г.
"Доехали мы отлично. В Харькове благополучно уселись в поезд и почти весь день проспали. Во втором часу ночи высадились в Городцах и протопали по шоссе к Антополю. Прошли километра три и поймали попутку. Приём был очень радушный, а накормили так, что потом пыхтел и не мог заснуть.
Сегодня проснулись поздно, в одиннадцатом часу. Сбегали на стадион, а потом ещё 5 километров к кирпичному заводу, там старые карьеры превратились в пруды. Водичка в них чистая, как слеза и прохладная. Погода стоит жаркая и окунуться было очень приятно. Обратно шли через сад, наелись яблок и прихватили с собой. Яблоки крупные и сладкие, у нас таких на базаре не найдёшь, а здесь они на земле валяются. И ещё говорят, что урожай в этом году плохой.
Потом кормление было продолжено. Я вспомнил бабушку, которая так же из-за стола не выпустит, пока со стула не сползёшь. Мы с Мишкой договорились сплотиться в противодействии перееданию и вместе выть, что наелись и больше не хотим".
Письмо 24.08.78 г.
"Три дня были в Бресте, жили у Мишиной сестры. В первый же день облазили всю Брестскую крепость, а я отснял всю плёнку. Жаль, что нельзя было запечатлеть ночное освещение, это зрелище впечатляющее, особенно там, где развалины изнутри подсвечиваются красным светом".
Одно дело читать и слушать, другое дело – посмотреть. Наглядно примерить на себя тот кошмар, что был 37 лет назад, в 1941-ом. Это тогда, в 78-ом мне казалось, что это много. А с 78-го до нынешнего 2015-го прошло как раз столько же – 37 лет…
"Ещё два дня днём торчали на пляже на Муховце, потому что стояла убийственная жара. Гулять по городу шли только вечером. Сам город небольшой, в центре всё больше старые двухэтажные дома, много красивых скверов, ну а достопримечательностей, кроме крепости, больше нет.
Из Бреста заехали в Кобрин, чтобы посмотреть дом-музей Суворова. Но оказалось, что дом разобрали по причине крайней ветхости, а экспонаты вывезли. Будут восстанавливать.
В Антополе проводим время на природе с пользой для здоровья. Ходили на рыбалку, долго сидели с удочками и только мне попался один жирный карась. Потом стали ловить другим способом: прошлись с сеткой и за полчаса натаскали полное ведро. Дважды ездили за грибами, недалеко – на велосипедах, а подальше, чуть ли не в самую пущу – на мотоцикле. Грибов полно, за час набираешь сумку подберёзовиков, а на маслята здесь никто и не смотрит".
Письмо 02.09.78 г.
"В Питер прибыли утром 28 августа. Пришлось весь день болтаться по городу, потому что никто из знакомых ещё не приехал.
Со вчерашнего дня начали учиться. Почти целый месяц будут только лекции, так что можно ещё не напрягаться, заняться развитием общего кругозора и повышением культурного уровня. Возможности для этого теперь неисчерпаемы: каждый день после занятий свободный выход в город. Со службой тоже не утомишься, всего два наряда в месяц.
У нас новый командир роты, а по-новому – начальник курса. Говорят, что он в каком-то училище был начальником строевого отдела, а это мужики всегда суровые.
На личном фронте тоже всё в порядке. Танька уже сдала один экзамен, сегодня пойду пытать её по математике. А вчера с ней ходили в кино на «Новобранцы идут на войну», комедия настолько глупая и смешная, что разрядку даёт полнейшую. Будет идти у вас, сходите.
Хотел проявить отпускные фотоплёнки, но в ателье была такая очередь, что я бы не выстоял. Нужно выбрать время с утра, чтобы сдать".
Письмо 10.09.78 г.
"Сегодня правлю службу дежурным по факультету, контролирую и навожу порядок. Каждый час совершаю обходы, облавы и экзекуции на младших курсах, воспитываю и взыскиваю с нерадивых. А между набегами читаю художественную литературу".
В училищной Системе имеется только одна каста – пятый курс, имеющая наименование «пятаки». Специальное наименование имеет и первый курс, «караси». Плох «карась», который не мечтает стать «пятаком». Но ещё хуже «пятак», забывший, что когда-то он был «карасём». Потому как любой адмирал происходит из «карася». И «карасей» нужно уважать, но это совсем не значит, что нужно жалеть. Система вообще не имеет жалости, для неё жалость – это болезнь, которая разлагает.
Каждый семестр начинается с оргпериода. После отпуска требуется сбросить, вытряхнуть и вымести из организма весь мусор и липкий налёт цивильной жизни.
"Оргпериод близится к концу. Мы уже надеялись, что теперь вольготно заживём, и напрасно: на овощебазу пошли вагоны, а 2-ой и 3-й курсы с конца сентября задействуют в парадный полк, который будут готовить на Красную площадь. До нас «пятаки» на разгрузке почти не показывались, но мы, наверное, очень умные, раз нам все 5 лет так не везёт.
Скорее всего, и в загранпоход в Грецию на учебном корабле нас не отправят. Шуму было много, списки составили – и всё заглохло.
Сегодня с утра торчал под дверями ЛЭТИ: Татьяна сдавала последний экзамен по физике, – и сдала! А так как я внёс в успешную сдачу немалую лепту, то был удостоен после этого шикарной благодарности. Помаду еле отмыл. Так как перед службой даже «шампань», не говоря о чём покрепче, мне было нельзя, то был накормлен бесподобной дыней, которая только что из Феодосии. До сих пор специально руки не мою, от них так пахнет, что слюнки текут. А ещё Татьяна мне проспорила арбуз весом не менее трёх кило.
Ну всё, пора службу править, а то ещё карасям и молодёжи служба лёгкой покажется".
Письмо 18.09.78 г.
"Вчера мы были колхозниками (вернее, совхозниками). Подняли с самого с ранья и погнали копать картошку. Работа была каторжная. Местность болотистая, а совхоз так и называется – Болотницким. Комбайны не проходят, увязают в грязи. Копали вилами, а собирали ручонками. По щиколотки в грязи, ноги вязнут, а с собой ещё надо тащить ящик, куда картошку набирать. Забрызгались грязью, а назад ехали электричкой, так как один автобус сломался.
По приходу в училище не успели помыться, как объявили водяную тревогу. Но угроза наводнения оставалась только угрозой и на этом приключения завершились.
На неделе искал для мамы жидкость для снятия лака, а сестричке фломастеры. Ничего сейчас в магазинах нет. Придётся вам купить бутылочку ацетона – это почти то же самое, только «аромат» будет резче. А фломастерам можно жизнь продлить, если закапать в них одеколона. Они ещё немного попишут".
Письмо 26.09.78 г.
"Свободного времени поубавилось, свою Таню уже неделю не видел и до четверга вряд ли получится вырваться в город. Театры открыли сезон, а повышать культурный и эстетический уровень нет никакой возможности.
Все дни проходят в мытарствах, одна отрада: утречком выкраиваю часик, чтобы побегать и сделать зарядочку.
Выдали задание на курсовое проектирование. Меня выбрали комсоргом класса и теперь через день хожу на учёбы актива. Два-три раза в неделю посылают на овощебазу. Там мы особо не утруждаемся, поедаем яблоки, сливы, арбузы и дыни, но времени-то пропадает уйма.
Теперь у меня просьба. Скоро мне понадобится рублей 25. Хочу обзавестись перчатками, пятёрку нужно сдавать на выпускной альбом и ещё мы заказали белые «поплавки» об окончании училища. Такие, как были раньше, а сейчас выдают сине-зелёные общеармейского образца".
Письмо 06.10.78 г.
"Период тяжёлой борьбы за урожай продолжается: по воскресеньям – в колхоз, на неделе по три раза – на овощебазу. Сегодня после занятий тоже поедем ворочать картошку. Завтра благодаря празднику будет единственный за два месяца свободный день, «гуляй – не хочу».
То есть, учиться не дают, а преподавателей это не колышет, требуют по полной схеме.
У меня ко всему этому присовокупляется общественная деятельность. Ещё выше пошёл по комсомольской линии – выбрали в комсомольское бюро курса.
Приходится уродоваться и суетиться, чтобы не погрязнуть в задолжностях. Духовного роста нет никакого, даже книжку некогда почитать".
Последний год учёбы был не проще, чем даже самый первый. Но мы чётко знали, что и когда от нас требуется, знали, где можно сачкануть, а где показать усердие, предугадывали возможные повороты и «засады».
"Вчера нам объявили, кто пойдёт в Грецию. Меня сия доля миновала, так как отправляют только коммунистов, не имеющих партийных взысканий. Меня оставляют обеспечивать сознательность несознательной части комсомольцев. Ну и ещё подкинут парочку нарядов на службу. Ну и ладно, нам «через день – на ремень» не привыкать".
Письмо 14.10.78 г.
"Отличительной чертой прошедшей недели явилась замечательная погода. Тёплая и солнечная золотая осень.
Как только стало тепло, запустили отопление. Теперь в каютах жара, на ночь открываем окна, а до этого дрожали под двумя одеялами.
Через два дня наши избранные отчаливают в Грецию, а я остаюсь за комсорга курса. На каждодневных тычках и шишках набираюсь опыта идейного организатора молодёжи. В оставшееся время тяну курсовой проект или строчу конспекты первоисточников по научному коммунизму, за отсутствие которых душат невзирая на должности.
7 октября хотя бы нормально отдохнул. В составе небольшой компании был в Павловске. От красот и прелестей природы, замешанных на избытке кислорода, мы там прямо балдели, не хотелось, чтобы день кончался.
За деньги большое спасибо. Дерут с нас за атрибуты – не дай боже. «Поплавок» – 10 р., знак в честь 180-летия училища – 7 р., взнос на выпускной альбом – 5 р. и ещё потом надо будет доплатить 25 р. Так что остался без денег, но завтра должна быть получка, и на октябрь мне хватит".
Письмо 23.10.78 г.
"Пишу вкратце, времени нет. Наступили холода, сегодня шёл снег. Через день посылают на базу, там фрукты-овощи не успевают разгружать, всё мёрзнет в вагонах. Комсомольская работа накатывает как снежный ком, измордовали в связи с подготовкой к 60-летию комсомола. А на неделе ещё будет строевой смотр и смотр помещений, это череда приборок и занудных проверок. Мужики всё это посылают куда подальше, а к ответу призывают старшину да меня как идейного вдохновителя. Мы как буфер между командованием и своими ребятами. Это очень несладко, приходится кое с кем из прежних приятелей портить отношения".
Двойки и залёты по дисциплине продолжают сдерживать пыл рвущихся в город. Рваться есть зачем: кому-то молодую жену ублажать, кому-то младенца нянчить (первых и вторых уже почти половина от всех нас), а остальным – весёлый и беззаботный холостяцкий досуг. Однако пятый курс в курсантском фольклоре именуется именно так: «Отцы и дети».
Письмо 31.10.78 г.
"Мои мучения через два дня должны завершиться, приезжают «греки». Вчера, когда об этом узнал, сотворил хвалебную молитву. Уже содрогался от того, что все мероприятия по встрече 61-ой годовщины революции придётся претворять в жизнь именно мне, как только что было при ознаменовании 60-летия комсомола.
5 ноября будет последний наш, дембельский, выезд на разгрузку картошки. Уже начинаем готовиться это событие достойно отметить.
С учёбой конечно тяжеловато, но курсовик двигаю вперёд, задания тоже постепенно спихиваю. По вторникам, средам и пятницам в десять вечера встречаю Татьяну возле института и провожаю домой. При этом вроде бы гуляю и отдыхаю. Ну и в субботу или воскресенье, если не служу, стараюсь отвлечься и развлечься.
На праздники отдыхаем не как все, а с перерывом, так как 6-го учимся. 7-го будем стоять в линии на Дворцовой, потом – свободны. Если сохранится хорошая погода, можно будет съездить за город, а в Питере будет толкотня".
Письмо 09.11.78 г.
"Сегодня был тяжёлый послепраздничный день с суетой и перенапрягом извилин. Расплата за пять дней и полного, и относительного безделья. В субботу 4-го вместо занятий устроили тренировку линейных на Дворцовой площади. В воскресенье добросовестно отдыхал, а объявленный на 6-ое учебный день был совсем не учебный, как и ожидалось.
Во время демонстрации погода была сырая и холодная, и на наше несчастье народ вышел в несметном количестве. Через пять часов стояка ноги хоть и переставлялись, но задубели и не чувствовались.
Праздник отмечал вдвоём с Татьяной, тихо и скромно. Прошлись вдоль Невы, посмотрели корабли. На следующий день эстетически обогащались, лицезрев новый балет в «Октябрьском»".
Письмо 15.11.78 г.
"Сегодня сидим по водяной тревоге, днём кое-где топило Васильевский. Сейчас уровень Невы спадает, но увольнения запрещены. Это уже третья за неделю угроза наводнения. Ветер очень сильный, порывами валит с ног, но при этом тёплый.
В воскресенье был дежурным по камбузу. Вечером все дела поручил помощнику, а сам смылся и ходил с Танькой смотреть кинокомедию «Беспокойтесь, пожалуйста», роли играют Тарапунька со Штепселем. От души посмеялись. На фильм «Тихий Дон» сейчас попасть трудно, надо билеты брать заранее, а времени нет.
До конца сампо остаётся два часа, а у меня по плану – законспектировать выступление Косыгина, написать протокол комсомольского собрания и выучить свои обязанности в карауле. Завтра заступаем в гарнизонный караул".
Письмо 24.11.78 г.
"Начался завершающий период сдачи заданий и зачётов, мозги трещат, к ужину уже мало что соображаешь, а от чертежей рябит в глазах. И перед сном не погуляешь из-за жуткой погоды. Почти каждый день, как дело идёт к вечеру, поднимается ветер и вода в Неве, у нас тут же объявляют водяную тревогу".
Письмо 05.12.78 г.
"Пока ещё жизнь напряжённая и беспокойная, но уже виден светлый горизонт. Сегодня разделался с курсовиком, а в четверг будет последний звонок. Мне осталось сдать два зачёта и одно задание – и всё!
С пятницы и до начала сессии будут ТСУ – тактико-специальные учения и уже начинают долбить с подготовкой к ним.
Всё бы можно было спокойно успеть, но, как всегда, на кучу валят ещё не одну кучу. Вчера прибыл новый начальник курса, уже третий по счёту. Но хотя бы обещают, что выпускать нас будет именно он. Старый командир сдаёт сои дела и нас в придачу, в связи с чем происходит много дёрганий и неурядиц.
Тут ещё начальство решило именно сейчас провести факультетский вечер, и на мои уже и так поникшие плечи залезло ещё одно мероприятие по мобилизации комсомольцев на чествование «альма-матер».
А вчера весь пятый курс сняли с занятий и послали по школам проводить профориентацию. Я скооперировался с Мишкой, нам поручили 305-ую школу на Будапештской улице, в новом районе, которую мы только искали больше часа. Всё-таки нашли и развернули широкий фронт агитации.
Ну и ещё заикнусь о том, что уже нужно углублённо изучать материалы последнего Пленума и Сессии ЦК КПСС".
ТСУ – это такая корабельная практика на суше. Неделя в «полной боевой готовности», «дробь» на увольнения, все ходим с противогазами и «воюем». Используются все пульты и тренажёры.
Запомнилось, как считали остойчивость и непотопляемость при боевом воздействии противника. Бомба или ракета «попадали» в место, определяемое по таблице случайных чисел, давалась вводная о характере разрушений. Требовалось рассчитать последствия и произвести все действия не только для предотвращения опрокидывания, но и обеспечения крена и дифферента, допустимого для сохранения боеспособности.
Письмо 19.12.78 г.
"Только что сдал первый экзамен, теорию корабля, – на 5 баллов. Сейчас ничем не занимаюсь, кроме подготовки к экзаменам. Слава богу и тьфу-тьфу не сглазить, - пока не отрывают. А самому отвлекаться погода не даёт, мороз временами до -30, на улицу носа не высунешь.
Ещё надо выдержать 5 экзаменов, из них 2 будут весьма затруднительных.
Скоро Новый год, а как его встречать, ещё даже не позаботились. Не до этого".
Ну да, стало не до этого, но не значит, что было «не до того». К наступающему году я «созрел» и решил... жениться. Всерьёз-то об этом не задумывался, а потом как пробило: Танюшку люблю и чувствую, что жить без неё не могу, так чего ж тянуть? Надо успевать до выпуска, а то ведь кто знает, куда ушлют...
Новый год мы встречали вместе, и я ей сделал предложение. В первый же рабочий день наступившего года мы пошли подавать заявление. Для этого с самого утра я двинул в самоход.
Волнение и возбуждение перед этим днём не давали мне спать. Ненадолго засыпал и тут же просыпался, и не мог дождаться, когда же наступит утро. Конечно, под самое утро всё же «вырубился», но с подъёмом подскочил с будоражащим чувством: одновременного с беспокойством необычного душевного подъёма. Быстро оделся и во время утренней физзарядки смылся из училища. Немного успокоился по дороге к метро. Доехал до Нарвской, когда выходил на улицу, попал в толкотню спешащего на работу народа, но всё это никак меня не затрагивало, люди только мельтешили перед глазами, как на кадрах документального кино.
По проспекту Стачек шёл как можно медленнее, было ещё рано. Самому же не терпелось, дух захватывало в ожидании чего-то необычного и значительного, а сердце моментами заходилось от счастливого предвкушения. То и дело замечал, что ускоряю шаг, сдерживал себя и успокаивался, делая глубокие вдохи-выдохи. Но помогало ненадолго. К тому же мысли увлекали в будущее, в котором так сладко, заманчиво и в то же время загадочно было ощущение того, что мы с Танькой будем муж и жена…
Когда я зашёл в её комнату, весь мандраж мигом прошёл, всё пошло спокойно и деловито. Попили чаю, собрались, поехали в ЗАГС на набережную Лейтенанта Шмидта. Там поозирались – красиво. Немного подождали, получили бланки заявлений и старательно их заполнили. Выслушали работника ЗАГСа, ответили на вопросы и получили дату бракосочетания – ровно через три месяца, 3 апреля. Потом пешочком пошли по улицам, поцеловались, как положено, на Поцелуевом мосту, в кафе-мороженице возле Мариинки обмыли заявление шампанским. Мне надо было появиться на занятиях, кажется, должна была быть консультация. Пообещав вечером приехать, посадил Танюшку на автобус в одну сторону, а сам поехал в другую…
В отпуск я поехал для того, чтобы преподнести родителям сюрприз: женюсь! Преподнёс не откладывая, чуть ли не с порога. Вопрос потом обговаривался допоздна, тщательно. В зависимости от того, насколько родственники смогут помочь материально, потом можно планировать расходы на свадьбу.
Родичи нисколько не поколебали моего доверия к ним, к моему выбору отнеслись с полным участием и довольно спокойно. Только на ночь снотворного глотнули.
Дома побыл недельку и рванул к невесте.
Письмо 22.01.79 г.
"Доехал я хорошо, даже весело. В одном купе с каким-то заслуженным артистом, который снимается в кино. Я его физиономию в каком-то «кине» видел, но в каком – не вспомнил, а его фамилию тем более. Он уже пребывал в лёгком подпитии, очень здорово читал монологи и потрясающе выдавал нашей соседке всякие театральные жесты, свидетельствующие о страстных чувствах.
Последние четыре дня, оставшиеся от отпуска, пролетели ужасно быстро, но почти всё успел сделать. В субботу с Таней проехались по магазинам, самый большой выбор свадебных нарядов и атрибутов был в «Юбилее», но там не оказалось нужных размеров. На следующий день затемно продрал глаза и поехал забивать очередь в другой магазин, «Агат». А там вообще очереди не оказалось. Себе купил кольцо за 90 р., а Татьяне за 128 р. широкое. Были кольца поинтереснее, рифлёные, но не наши размеры. Нашли комнату для съёма, посмотрели. Десять квадратов, вход отдельный, квартира со всеми удобствами, 30 р. в месяц. От центра далековато, но рядом метро. Договорились, что с апреля снимем.
Вчера Татьяна сдала второй экзамен, а вечером мы были у её тёти. Справляли поминки тётиного мужа, который умер полгода назад. Там же был Танин двоюродный брат с женой и ещё какие-то родственники. Я всем понравился и был как-бы принят, а один родственник пригласил на бутылочку к себе домой, чтобы я потолковал с его сыном, который заканчивает школу. Выпили там неслабо, сегодня голова побаливает".
А в конце этого дня мы отправлялись на стажировку. Мне дорога лежала, кто бы сомневался, – на Северный флот! Стажировка – это уже не практика, это самая что ни на есть проба себя на профпригодность!
Письмо 25.01.79 г. г. Североморск.
"Тридцать шесть часов в поезде до Мурманска – это был кошмар. Поезд был грязный и обледенелый, в вагоне духота, окна не открыть – замёрзли. Единственный был радостный момент, когда уже при подходе поезда к перрону Мурманска обнаружили, что наши шинели, выполнявшие роль прикрытия от сквознячных струй, примёрзли к окнам. Растопить корку льда руками не получалось, колупали кто чем или отдирали резким рывком, рискуя порвать. Вышли из вагона – и сразу «дали дуба», морозец – 28 градусов со знаком минус.
К Североморску подкатили на автобусе с надеждой на корабликах погреться да пожрать, но оказалось, что кораблики-то – в море, на учениях. У последнего причала сиротливо торчали плавмастерская, эсминец 57 проекта и ржавая «тридцатка-бис» – тоже эсминец, но совсем древний. Меня и ещё двоих наших определили на «полстаседьмой», остальные поползли на плавмастерскую.
Мой «пароход» приходит то ли завтра, то ли ещё позже. А пока вот сижу в весьма неприглядном, тёмном и загаженном кубрике, удивляюсь беспримерной наглости тутошних «стасиков» и терпеливо поджидаю, когда же принесут матрас, подушку и одеяло. Тогда можно будет принять горизонтальное положение и отрешиться от всех красот удивительной жизни.
Сейчас вот придавил небывало здоровенного тараканчика, в палец длиной вместе с усами. А повсюду ползает мелюзга, которую и не разглядишь не напрягаясь.
Ещё командир этой рухляди предложил проходить стажировку у него. И хотя он предложил это в деликатной форме, у меня видать такое изобразилось на лице, что отвечать уже не надо было. Вежливо только выслушал тираду о том, что молодёжь сейчас боится трудностей".
Письмо 26.01.79 г.
"Сегодня пришла из морей моя «коробка» с предостерегающей надписью «Решительный» на борту. Только по трапу залез, – попал в объятия своего шефа на период стажировки, – командира трюмной группы. Который без всяких «здрасьте» или «как устроился» в упор предложил всерьёз заняться делом, чтобы на будущий год, после окончания «системы», попасть на этот корабль. А сам он собрался поступать в академию.
Далее пошла мотивация: зато потом у меня не будет трудностей со становлением в качестве офицера, ибо я буду знать корабль и личный состав! Конечно, сейчас, на «стаже», придётся попахать, исполнять в полном объёме обязанности по должности, но зато он же будет меня направлять! И уже сегодня мне будет первое счастье – участвовать в строевом смотре, а в понедельник второе – проводить политзанятия с моряками, а днём позже третье – проводить занятия по специальности.
В общем, мужик решил передохнуть полтора месяца, свалив всю тягомотину на меня. Ну ничего, надо браться, может и понравится. Во всяком случае, потом пригодится. Да и время пробежит быстрее, когда при деле".
Письмо 29.01.79 г.
"Не могу не излить свою радость и восторг от неописуемо прекрасной жизни на «стаже». Сначала меня временно поселили в мичманской каюте. Местечко было что надо: над моей коечкой на втором ярусе проходила труба перегретого пара, ночью спал без одеяла и даже без простынки, обливаясь потом. Потом меня перевели в самое замечательное место на корабле, в седьмой кубрик. Этот кубрик – выгородка в носу под верхней палубой. По сравнению с пережитой парилкой температура здесь вполне комфортная, градусов на десять выше нуля. Подволок постоянно отпотевает и сверху капает. Так как несподручно несколько раз в сутки выжимать одеяло, верхнюю койку застилаю в два-три слоя газет, а на них – ветошь, чтобы не так громко капало. Зато поутру не надо ходить умываться: выставил морду за пределы навеса, полежал, потом вытерся полотенцем – и порядок.
Служба началась превосходно. Мой шеф постоянно «болеет» и мне за него приходится отдуваться. При этом все озадачивают, но никто ни о чём толком не наставляет. Но только до тех пор, пока чего-нибудь не «отмочу» по незнанию и непониманию, – тогда подсказывают так, что сразу становится понятно кто ты, где ты и куда тебе идти дальше.
Ну и переполняет восторг и радость от того, что, командуя целой группой, сам живу в таком месте, где даже «стасики» не решаются размножаться. Из-за сверхпрекрасных бытовых условий вступил в очень тёплые взаимоотношения с некоторыми начальствующими лицами. Они удивились моим философским познаниям на тему первичности бытия перед сознанием, и я почувствовал, что далее жизнь будет ещё более увлекательная и содержательная.
За бортом погодка – тоже изумительная. Морозец - лёгкий, всего-то 25 градусов, и ветерок такой ласковый, – если ты не хилый, на ногах удержаться ещё можно.
В описываемую мною «идиллию» не вписывается только пищевое довольствие. Кормят отлично, после жрачки где-то на часик можно сунуться в свой «холодильник», чтобы не ронять лицо перед личным составом храпом на каком-нибудь корабельном устройстве.
В прошедший день трудился не покладая рук, ног и иногда головы. Водил трюмных на «тридцатку-бис», эсминец ещё первой послевоенной серии, который своё отплавал и ждёт незавидной участи у последнего причала. Его все грабят, снимая на запчасти трубы и арматуру. После набегов он начинает тонуть, чуть не каждый день туда гонят аварийную партию с других кораблей на откачку воды из трюмов.
30.01.79 г.
Со вчерашнего дня засобирались в моря, все изображали кипучую деятельность, но при этом офицеры знают, что по плану мы должны вставать в ремонт, и что-то должно произойти, чтобы послали. Плохо будет, если не пойдём, в море с меня спросу меньше, а если ремонт – упахают".
Письмо 3.02.79 г.
"Как всегда на флоте, как только на построении громогласно объявили, что завтра корабль встаёт на ППО и ППР, а офицеры с мичманами засобирались по домам, раздался сигнал «Корабль к бою и походу изготовить!».
После чего двое суток напролёт «Решительный» совершал круиз по безмятежным и ласковым северным морям. До того весь этот процесс был приятен, что до сих пор даже на твёрдой земле ещё продолжает качать и мутить. При всех прочих прелестях я по нескольку раз в день совершал оздоровительный моцион вроде финской бани: «попарюсь» в трюме у испарителя, а потом – наверх, где как дунет, да как обдаст морской водичкой, – такого кайфа ни в какой баньке не словишь.
А как зайдёшь в свой кубрик № 7, – там сидят и лежат чучела из шинелей и одеял, и только по струйке пара можно определить, где у них голова. Газовый состав воздуха в кубрике тоже сложный: смесь табачного дыма, перегара, блевотины (в носовой части качает ну очень замечательно!) и немного углекислоты с азотом и кислородом.
Это на корабль пригнали партизан*, разместили в этом особом гостевом кубрике и тут же про них забыли. От всего пережитого и ранее выпитого они пребывают в состоянии, близком к коме, только один уже пожилой дядечка стал у меня допытываться, когда и где можно пожрать. Оказалось, что он из рыбаков, опоздал по случаю перепоя на свою шаланду и его сдали на перевоспитание, то бишь переподготовку. Ему такая болтанка – как штиль.
Вот сейчас холодная тяжёлая капля шлёпнулась сверху мне прямо на затылок, и в этот момент кто-то из партизан очень красочно и витиевато, этажей в пять, выразил переполнявшие его чувства, и это неожиданное сочетание сбило плавный ход мыслей".
* общепринятое прозвание призванных на переподготовку.
Письмо 6.02.79 г.
"Снова отвалили от стенки и порыли в моря. Полтора часа «воевали», мы с аварийной партией в отсеке «горели», заделывали «пробоины». А сейчас прём полным ходом спасать каких-то рыбаков. Вылезал наверх – уже темно, но луна такая яркая, что небо кажется светлым, до горизонта виден блеск воды, по волнам бежит дрожащая дорожка серебристого цвета. Море лениво ворочается, холодное и жутковатое. Сразу возникает позыв вернуться в корабельную «утробу», пусть там шумно, лязгает и свистит.
После долгих обид и гневных выступлений мне пришла в голову простая мысль: а почему бы не сделать сраный седьмой кубрик райским местом? Прихватил двух трюмных, и за полдня мы усовершенствовали систему отопления, добавив труб и радиаторов, которые когда-то натаскали «тридцатки-бис». Результат налицо: сейчас мимо тетрадки прополз таракан, то есть аборигены вернулись! Конденсат остался только на носовой переборке, за которой – холодная шпилевая. Убрали навесы, стали врубать вентиляцию. Партизаны меня зауважали. Когда отмечали очередной прожитый день, всегда и мне предлагали остаграмиться, пока их запасы не иссякли.
Но мою гордость собой омрачили два огорчения. На завтраке, кусая очень мягкий хлебушек, сломал зуб, теперь он качается и зудит. И у фотоаппарата съехал переводчик выдержки, им уже не пофотографируешь".
Письмо 8.02.79 г.
"Двигаемся домой, в базу. Идём против ветра и волны, из-за этого кажется, что ползём из последних сил. Два дня не мылся и спал урывками по 2-3 часа, не раздеваясь. И качало просто замечательно. Несколько раз посчастливилось «погулять» по верхней палубе, ощущения не просто острые, а ещё и скользкие. Море всё в пене и парит, как будто дымится. Нос захлёстывает до надстройки, всю палубу прихватило льдом, когда двигаешься из носа в корму, то начинаешь скользить с нарастающей скоростью, расставив руки, и тормозишь, хватаясь за поручни, чтобы не расшибиться. Ну а когда надобно из кормы в нос, – дело совсем дрянь. Можно двигаться, только подтягиваясь за поручни, а где их нет – начинаешь буксовать, перебирая ногами и судорожно пытаясь хоть за что-то ухватиться.
Состояние как после хорошей пьянки. Чтобы не мутило, многие сосут чёрные сухари, помогает. Их раздают сколько возьмёшь.
Мы действительно неслись на поиски рыбаков, потерпевших катастрофу. Судно их затонуло, а несколько человек, спасшихся в надувном спасательном плотике, раньше нас подобрали другие рыбаки, наша «колымага» немного не успела отличиться".
Письмо 14.02.79 г.
"В наших рядах пополнение – вчера на корабль прибыли на стажировку двое мужиков из ВМИУ имени Ленина. Просвещал их насчёт местных нравов.
Потом после обеда и до вечера лазил по Североморску. В магазинах тут плоховато, в очередь на колбасу записываются с утра, а привозят её обычно в обед. Но зато есть яблоки и апельсины.
Пошёл в кино на «Фронт за линией фронта» и два часа просидел как будто на улице, потому что зрительный зал не отапливался. Перестал ловить «колотуны» только в парилке, куда залез сразу же по возвращении на корабль.
Сегодня закончилась переподготовка у «партизан», они, когда собирались, прямо утомили беготнёй, летали, как на крыльях.
И ещё одно событие: сегодня на обед получил зажаренного тараканчика. Говорят, что это большой деликатес, а я от него опрометчиво отказался".
Письмо 17.02.79 г.
"На заполярье дыхнула Атлантика и уже второй день льёт дождь, снег на глазах оседает, уже и ручьи текут. Прямо полная картина весны и даже ею, родимой, в воздухе пахнет. Жалко сознавать, что это кратковременная иллюзия. Если «красноносый» опомнится и долбанёт, то придётся к заду привязывать подушку и обзаводиться ледорубом.
На днях кто-то из курсантов попался на глаза или кэпу. Кэп вопросил старпома и понеслось, уже все начальники вспомнили про нас и про то, что давно никого не домогались. И теперь мы снова вынуждены «ходить задом к переборкам», иначе возьмут за это прикрываемое место. Сход на берег запрещён, можно просочиться только инкогнито, с превеликими предосторожностями, по «тропе Хошимина», так как с КПП сразу «настучат» командованию.
Только одно обстоятельство душу греет: завтра «перевальный» день, остаётся ещё столько же – и данный унизительно-унылый период жизни уйдёт в прошлое.
У меня появилась знакомая крыса. Поначалу она моментом исчезала, когда я входил в кубрик. Но теперь она ко мне постепенно привыкает, всё дольше задерживается, наблюдает. А сегодня мы с ней поздоровались и затем занялись каждый своим делом, на всякий случай наблюдая искоса друг за другом.
Ночью снились кошмары. Сижу будто бы в каюте, и вдруг она в момент заполняется водой. Я с головой уже в воде, передо мною плавают тельняшка и какая-то красная рубашка. Рванулся к двери, чтобы её открыть – не поддаётся ни в какую. «Вот он, думаю, конец» и стал вниз головой куда-то проваливаться. Проснулся – волосы дыбом".
Письмо 19.02.79 г.
"Был какой-то событийный день, словно «прорвало» после затишья. Непруха пошла ещё вчера вечером, когда в парилке обжёг руку об паровую трубку. Побаливает не сильно, но спать не даёт. А сегодня после подъёма замполит заглянул в наш кубрик и никого бодрствующего не обнаружил. Как старший я получил строгое «ай-ай-ай», и в момент, когда подумал, что этим всё и ограничится, отгрёб поручение: красиво переписать и оформить реферат о походе корабля в Бостон с визитом дружбы. Когда я сообщил, что в кубрике нет условий, получил разрешение занять ленкаюту, она же – корабельный музей. Там хорошо, но коечки нет.
Доброта замполита на этом не закончилась. Он упрекнул «бычка» (командира боевой части) тем, что у него курсанты ничем не озадачены, спят круглые сутки, так что пришлось ему, замполиту, за них взяться.
«Бык» тут же вспомнил, что нужно заполнять формуляры технических средств и, пока не забыл, вменил это в мою обязанность. Работка тоже весёлая и увлекательная: одни и те же записи рисовать в журналы-формуляры несчётное число раз, а таких формуляров около полусотни. И это когда я откопал в библиотеке пятнадцатый том Алексея Толстого, последние его произведения, «Делец» и «Чёртов мост», да ещё журналы «Наука и жизнь» с серией статей «Искусство владеть собой»!
К тому же, как назло, установилась замечательная погодка: тепло, хоть раздетый ходи и, на удивление, полный штиль. Почувствовал острую необходимость выползти с «корыта» и хотя бы малость погулять. Но приходится, так и не успев ознакомиться с теорией по журналу, начать закалять психику и развивать терпение сразу на практике.
И в довершение всему осложнилась международная обстановка: пришло известие о конфликте у узкоглазых, Китай с Вьетнамом стреляются на границе. Не живется им в дружбе в соцлагере".
Письмо 21.02.79 г.
"Только что получил два толстенных письма с поздравительными открытками. И этими двумя толстыми письмами получил три раза по носу, хорошо ещё, что сегодня среда.* И Сашка, негодяй, вложил в письмо три копейки, а я доверчиво подставил нос, потому что такими приколами занимались давно и сейчас такой подлости я не ожидал. Теперь не избежать ему моей мести. Варианты: перекрою воду на баню, когда он намылится в душевой или организую ложный вызов к старпому. Сашок – это мой сотоварищ по несчастью, курсант с электротехнического факультета, тоже стажёр.
Рухнули мои планы побалдеть три дня во время праздника с выходными, проведав мужиков на других коробках и посетив североморские увеселения. Механику понравилось, как я расписал формуляры и грамотно подготовил документы к списанию техники. Дал мне новое задание: изготовить чертежи для изготовления деталей и оформить соответствующие заявки в судоремонтные мастерские. Я ему говорю, что очень большой объём работы, а праздник и выходные уже на носу, хотелось бы отдохнуть. В ответ он меня успокоил тем, что времени у меня будет немерено, так как сегодня – завтра идём в море, как минимум дней на десять".
* по указанной традиции при получении письма в понедельник «отбивается» по носу один раз, во вторник – два раза и т.д.
Письмо 24.02.79 г.
"Кончается уже третий день, а «Решительный» всё стоит на якоре «за углом» - в сторонке от выхода из Кольского залива. Повышаем и повышаем боеготовность. Выгнали нас так спешно, что даже не дали заправиться водой, сегодня подгоняли «водолей», который доставил всех оставленных из-за срочности на берегу и закачал под завязку цистерны. Вдали виднеется освещённая солнцем яркая белая полоска берега, тихо плещется совсем спокойное Баренцево море. В двух-трёх милях проходят белые пассажирские пароходики и ржавые рыбаки. Я сейчас сижу в полутёмном кубрике под одной-единственной лампочкой аварийного освещения и настроение у меня тоже полутёмное, меланхолическое. Перестало радовать сияние солнца и по-южному лазурного моря и всё это великолепие начинает восприниматься как издевательство.
Пребываем в полной неизвестности. Судя по усиленному пополнению запасов, можем уйти надолго. Был такой случай, когда корабль срочно погнали на боевую службу с курсантами и те вернулись в училище через месяц после окончания практики. Но у нас после стажа пойдёт дипломная работа, этот аргумент будем использовать, если позабудут о бедных гардемаринах. «Обер СС» (начальник службы снабжения) обмолвился, что ждёт катер с хлебом и иной провизией, на нём можно будет улизнуть. Конечно, если будет высочайшее разрешение.
Вчера праздновали день СА И ВМФ. Строились, торжественно поднимали флаг, гюйс и флаги расцвечивания. Потом я почти весь день просидел в кают-кампании, смотрел и телевизор, и кинофильмы, которые крутили до, после обеда и вечером после чая, потом снова глазел в телевизор до полуночи. Все фильмы перемешались в голове.
Сегодня по аксиоме «От сна никто ещё не умер» проспал до обеда. Сейчас подышу свежим воздухом, поколдую над чертежами и, скорее всего, опять буду пялиться на голубой экран.
25.02.79 г.
Всё та же тоска и неизвестность. Развлекались, устроив в кают-кампании облаву на крысу. Вестовой даже схватил её за хвост, но не успел накрыть бачком, ускользнула. Всё это происходило во время просмотра «Они сражались за Родину», когда Шукшин обхаживал свою богатырскую Федосееву.
Ощущаю себя как-то странновато, эдаким сторонним наблюдателем спектакля «И тогда никто из нас не против хоть всю жизнь служить в военном флоте», а мысли и душа где-то там, где идёт другая жизнь. Но спектакль всё идёт и идёт, из зрительного зала никто не выпустит, начинаешь путать, где настоящее, а где игра и декорации.
А другой раз – всё определённо, чувствуешь себя крутым мореманом, первым делом корабли, а девушки потом; всё по плану, солидно, как положено – служба, моря, заслужить академию, и только потом пристроиться в тёплом месте.
26.02.79 г.
Всё так же никаких перемен, если не считать погоды. Задул ветер, зарядами валит снег, да иногда так, что за бортом – белая стенка, воды не видно. Море разгулялось уже до трёх баллов, начинает покачивать. С нынешнего дня начинаются сухарные дни, будут сухари вместо хлеба. Ожидаемого катера нет, забыли совсем про нас, а это значит, что, скорее всего, никуда мы не пойдём. Но и когда вернёмся в базу – вопрос.
Дни проходят ужасно скучно, но всё-таки проходят. Всё ближе становится тот светлый день, пусть даже он будет пасмурным и хмурым, когда застучит колёсами по рельсам в Питер вагончик, пусть даже он будет грязнючим и медлительным. Уже в глазах, подобно оазису в пустыне для измученного жаждой путника, будет как наяву выплывать во всём своём величии любимый город с любимой девушкой в придачу.
Ну а пока писал, объявили «ветер-2», это около пяти баллов волнения, уже чувствительно качает и слышны звуковые эффекты распоясавшейся стихии (по-дурному, как кувалдой, шлёпает в борт). Надо сходить на построение, подразузнать обстановку, если ничего нового – с горя в койку.
Да, мы с Таней хотели для свадьбы заказать зал в «Мишени», а тут ребята из Фрунзенской системы* доложили, что там разогнали музыкантов и теперь если хочешь музыку, надо приглашать со стороны. Они мне посоветовали заказать банкетный зал в «Метрополе», там их несколько и все приличные. Ещё, говорят, хорошо в «Невском»".
* курсанты ВВМУ им. Фрунзе.
Письмо 01.03.79 г.
"По всем календарям пришла весна, а у нас вернулась зима. Мороз вместе с ветерком доставляют очень приятные ощущения. Ветродуй усердствует, наше корыто всё качается и качается, то с борта на борт, то с носа на корму. Тоска зелёная, телевизор и тот не посмотреть, потому что «рогатые»* врубают какую-то станцию на УКВ и на экране нет ничего, кроме полос в сопровождении дикого треска. Одно огорчает, что скучать осталось недолго, через день-два – в базу. И это только благодаря выборам, иначе торчали бы тут до посинения. Никогда мне ещё так не хотелось по земле потопать, чтобы под ногами ничего не проваливалось и ходуном не ходило. Свежий хлебушек привезут... В городе кофе с кексом – и в кино... Райская будет жизнь. Много ли человеку нужно.
Состояние сонное, до трёх ночи рубились в «козла», а подъём сегодня в шесть часов. Ползаю как зимняя муха, все мечты сошлись на койке. И они сбудутся минут через двадцать, когда закончатся тренировки на боевых постах.
Дописываю уже после досыпания, расположившись в родном кубрике, куда сейчас редко кто заглядывает. Наши переселенцы-тараканы дали потомство, всюду шуршит несметное количество малышей-стасиков. Они долго не решались здесь размножаться, видимо опасались резко континентального климата. В кубрике бывает перепад температур от плюс тридцати, когда идёт отопление, до плюс десяти через полтора-два часа после его отключения. Попотел – помёрзни, замёрз – потей на здоровье. В таких условиях одни загибаются, другие закаляются. Тараканы, выходит, закалились. А мы, курсанты, на сухарях и макаронах как-то упустили первенство в испытаниях на выживание, упали духом. Лень – уже побочное явление. Даже книжки читать уже неохота. За всю неделю едва осилил один номер «Иностранной литературы» и рассказы «Дребезги» Золотухина. А мужик пишет прекрасно: свободно, просто, ярко и со смыслом.
Надо бы лени давать решительный бой, пора готовиться к зачёту за стажировку, который обещал принимать лично кэп. Он непременно будет «выпендриваться» и изголяться на все лады. Но есть надежда – по слухам, он уйдёт в море старшим на переход с другим кораблём.
3.03.79 г.
Ура!!! Идём в базу, к бережку! Часа через полтора будем на месте. А через две недели ступлю ногой на перрон Московского вокзала! От этого становится так радостно, что в голове одни «чёртики» бегают. И не у меня одного. Сашок притащил позаимствованную на время гитару, под её бренчание воем на весь носовой отсек. Конечно, в предусмотренное распорядком время.
Позавчера я весь день работал на механика, потом полночи на замполита, проснулся только к обеду. Поэтому прошедшей ночью не мог заснуть, а заснув, одурел от каких-то глупых детских кошмаров.
Ну всё, заканчиваю. Уже идём по Кольскому заливу.
Должен получить кучу писем, потому что попалось мне в супе три лавровых листа".
* «рогатыми» на флоте называют радиотехническую службу (РТС).
Письмо 4.03. 79 г.
"Вчера в одиннадцать утра причалили к стенке. Я для приличия переждал часик и смылся на берег. Это просто непередаваемое ощущение, когда после недели болтанки ступаешь пусть на грешную, но большую и твёрдую землю. Но ещё с полчаса тебя качает из стороны в сторону, даже шаг замедлять приходится. А если сесть или лечь, закрыв глаза, то через некоторое время начинаешь проваливаться вниз и взлетать вверх, с непривычки этому пугаешься. Почему-то неприятные ощущения всегда сохраняются надолго, а вот приятные, сколько не пыхти, улетучиваются тут же (или по чьей-то милости заменяются тут же неприятными).
Так вот, свалив с незабвенного корвета, сбросил на почте письма и пошёл в кино на «Синьора Робинзона», посмеялся. После фильма как белый человек посидел в кафешке; «как», потому что свободных карманных ресурсов хватило только на кофе. К ужину потопал на корабль и не напрасно: там меня ждали три письма от Тани. Примета с тремя «лаврушками» в супе сбылась на все сто!
Прочитав письма, конечно же расслабился и размечтался. Изрядно потравив себя воспоминаниями и мечтаниями, в какой-то момент вдруг стал умиротворённый, упал в койку и проспал вечерний чай, и кинофильм. А ночью потом не мог заснуть.
Сегодня, по случаю выборов, подняли в половине шестого и уже к половине седьмого весь экипаж проголосовал. Играет музыка, замполит улыбается, что редко бывает.
Но за завтраком мичмана нас обожрали, даже хлеба не осталось, придётся теперь до обеда экономить силы в царстве Морфея, а потом можно и погулять «на воле». Погодка ныне на удивление приятная, такая часто бывает перед Рождеством: мягкий морозец и искрящийся на солнце пушистый, бархатный снежок. Ветра совсем нет, ощущение стерильной чистоты и покоя".
Письмо 7.03.79 г.
"Получил больше половины зачётов, остаётся немного, но главное – чтобы кэп шлёпнул печать в четырёх местах, что он вряд ли сразу сделает, будет «тянуть жилы». Но времени у него на это осталось маловато и моя тактика выжидания и нажима снизу должна привести к успеху".
Выжидание – раньше времени не высовываться. Совсем не поставить зачёт мне не могут, ибо тогда напрашивается вопрос: а куда же вы, командиры, раньше смотрели, почему стажёрами не занимались, почему не приняли меры убеждения-принуждения?
Нажим снизу предполагает хорошие отношения с теми, на ком всё на корабле держится; как правило, это старшины команд и командиры групп. Они при необходимости доводят нужную информацию до вышестоящих, чья подпись должна появиться в зачётном листе. Говнистые офицеры, которые перед курсантами пятого курса будут испражняться, на кораблях встречаются редко.
"Механику и замполиту я на зачёт отработал. Старпом в силу своей должности, конечно же, повыступает, но он должен помнить мои хорошие дела, а при необходимости мой «бычок» напомнит про мои героические набеги с трюмными на истязаемую всеми, несчастную «тридцатку-бис», где мы рискуя жизнью добывали трубы и радиаторы для ремонта системы отопления на вымерзающемо «Решительном», когда плавмастерская расписалась в бессилии удовлетворить все заявки.
Тем временем в наш гвардейский кубрик загнали ещё четырёх курсантов из школы мичманов и стало очень беспокойно. Всё время кто-то бегает, кого-то куда-то вызывают. Я ушёл в глубочайшее подполье: с переноской* забираюсь в кладовую водолазного имущества и работаю по своему плану, по которому достаточная часть времени выделяется на чтение и сон. Там тихо, тепло и сухо. Жаль, что нельзя перейти в «водолазку» на постоянное жительство – там не слышно корабельной трансляции.
Но сегодня предстоит весь день быть «на поверхности»: до обеда веду личный состав группы на лыжный кросс, потом надо начертить план-график ремонта на следующую половину месяца. Не представляю только, как на таких лыжах мы пойдём: рубленые как топором, совершенно несмолёные, крепления – ремешки. Но движение и свежий воздух – лучшее средство для того, чтобы встряхнуться, за последние две недели я что-то совсем зачах, даже по трапу лень бегом подняться. А со следующей недели матросов будут водить в бассейн. На такие хлопотные мероприятия командование подвигнуло известие о том, что корабль будет проверять комиссия по физической подготовке. Очень жаль, что пораньше не сподобились с такой проверкой, доведётся всего разок в бассейне поплавать.
Вчера вечером наблюдал северное сияние. Такая красотища! В небе образовался как бы конус: в районе Большой Медведицы чернота, дальше небо начинает постепенно светлеть, мерцать и на севере, у самого горизонта, дрожат и переливаются радугой столбики света. Свечение такое блестящее, ледяное. Сразу становится зябко, чувствуется близость космоса.
И ещё второй день по утрам такая красивая заря – глаз не оторвать. Выхожу на подъём флага и стою потом, любуюсь, пока не помешают звонки на занятия. Весь горизонт с востока, юга и севера становится малиновым, а облака окрашиваются ярко-алым, с золотистой каёмочкой внизу и багровыми, тёмными оттенками сверху. Сопки белые, а под ними кроваво-красная вода залива. Как будто попал на другую планету, в фантастический мир. Такое можно узреть только на севере.
10.03.79 г.
Не изощряясь в жанре, опишу выдающиеся события прошедших дней. В лыжном кроссе я сам не участвовал, а только спускался на лыжах с сопочки. Сопочка была хорошая – когда стоишь наверху, поджилки трясутся, внутри всё холодеет и никак не решиться оттолкнуться и «посыпаться» вниз. Но как только оттолкнулся – потом только дух захватывает, летишь, куда придётся, а точнее, куда лыжи несут, управлять уже невозможно, ветер в ушах свистит. При первом спуске я струхнул, стал тормозить «пятой точкой». Второй раз на половине спуска «поймал» трамплинчик, подлетел и так шмякнулся, что в глазах потемнело, лыжи улетели в разные стороны. Встал – ничего, целый. А на третий раз съехал почти до самого низа. Удовольствие, не передаваемое словами.
Восьмого марта на берег никого не отпускали – была штормовая готовность. А вечером я заступил на дежурство, отпустив группмана поздравлять жену.
Сегодня мы отдыхаем, живём по воскресенью. Не знаю, чем заняться. Спать – не спится, читать – не читается, гулять – мерзопакостная погода. Стал учиться играть на гитаре – переусердствовал, теперь кончики пальцев болят. На домино смотреть не хочется, «накозлился» до отвращения. От такого безделья время тянется убийственно медленно".
* переносная электрическая лампа.
Письмо 14.03.79 г.
"Итак, программа стажировки завершена. Отнёс зачётныё листы руководителю практики. Этому предшествовало множество неприятных для самолюбия эпизодов, воспоминание о которых несколько омрачает радость благополучного завершения мрачноватого периода службы под названием «стажировка». Именно периода службы, а не периода жизни. Чувствуя предвзятость кэпа к курсантам, отдельные мелконачальствующие лица решили прогнуться и устроить нам «аутодафе». Им это не удалось, но настроение испортили. Самого командира уже никуда не пошлёшь, он царь и бог, и у него печать. Безропотно отдались на порку. Причём сей изощрённый в службе военачальник повернул всё таким образом, что одновременно с нами «выпорол» и «бычка», обвинив его в безобразной организации стажировки. Мне это поначалу было неприятно, а потом проскользнула мысль, что так оно и есть, и поделом ему. Пусть и много у механика других забот, но мог бы отнестись к подрастающей смене с отеческой заботой, хотя бы поселил в нормальной каюте. С этого момента где-то в подсознании у меня родилось если не уважение к командиру, то подспудное понимание его позиции.
Злые языки на корабле поговаривали, что кэп носит фамилию своей жены и женился он по расчёту на дочке «большого человека». Но исконную свою фамилию, намекающую на причастность к не очень уважаемой нации, всё равно не спрячешь, поэтому он, несмотря на большое желание и свою искушённость, дальше командира морально устаревшего корабля второго ранга не пойдёт. Из-за этого он якобы такой злобно-язвительный. А на корабле часто ночует из-за отсутствия любви в семейных отношениях. И лучше даже, когда он сидит на корабле, потому как по приходу из дома он кидается на всех похуже старпома.
Так вот, меня и двоих моих товарищей по несчастью два дня подряд кэп держал в тревожном напряжении, вызывая к себе в каюту и гоняя по полной программе. Как котят, тыкал носом и позорил на все лады. К обеду второго дня я его всё же удовлетворил. Воспитательный процесс закончился обвинительным заключением. За такое отношение к изучению своей будущей специальности следовало сорвать с меня погоны и с позором изгнать с флота (хорошо, что не расстрелять). Куда смотрят в училище? Он вовремя обратил внимание на пробелы и недостатки, благодаря чему стажёры хоть что-то поняли в службе. Учитывая это, он даёт мне шанс исправиться и через полгода, получив диплом, занять своё место в строю. Со слезами благодарности я принял подписанный и заверенный зачётный лист. Слова благодарности застряли в горле.
Мужики делали ещё два захода и, когда благодетель им подписал листы, были уже в состоянии, после которого может наступить только кома.
После таких серьёзных волнений и испытаний душа потребовала праздника и удаления тяжёлых воспоминаний. Чтобы самим не «залететь» в последний день, послали гонца за «праздничным атрибутом». Грубо нарушили корабельный устав, но соблюли традиции. Уже пора на покой, последняя ночёвка на корабле. Вроде бы и привык к военно-морской жизни, а где-то глубоко внутри сидит ощущение подавленности и неудовлетворённости, нереальности всего со мной происходящего. Будущее – одна неизвестность, прошлое – как сон. А настоящее, как известно, это миг между прошлым и будущим".
После возвращения со стажировки жизнь «понеслась». Дипломный проект – почти что творческий труд. Чувствуешь себя прямо-таки настоящим конструктором. Воплощаешь наработки и даже вкладываешь что-то своё. Выражаешь всё, чему тебя научили. И, как оказалось, научили-то многому! Здесь система сработала без сбоев.
Но... Сбой был, на мой взгляд, в другой подсистеме большой системы – в организации стажировки. После неё в подсознание залегло ощущение, далёкое от ожидания предстоящей осмысленной и нужной стране и тебе лично деятельности. Долг, ты должен... А почему так-то? Не через сознание, не через пользу, а всё – через... жопу? Но это – выталкивалось в подсознание. А жизнь не просто шла своим чередом – бурлила. И от тяжких предчувствий отвлекала.
Всё свободное время занимала подготовка к свадьбе. Беготня и хлопоты. Третьего апреля – бракосочетание и свадьба.
Свадьба была обычная, по стандарту того времени. Но у каждого своя свадьба – особенная! Не похожая на все другие, на которых когда-то был.
На выкуп невесты я прихватил с собой группу поддержки – Юрку и Мишку. Мы втроём были в военной форме. Оборону держали одни девушки, которые от морской формы стали такими... ну, в общем такими, какие должны понравиться. На это и был расчёт. На третий этаж мы прорвались за несколько минут, меня даже не успели подвергнуть всем предусмотренным испытаниям.
Больше времени ушло на то, чтобы найти невесту, в коммуналке с кучей комнат это нелегко. Но зато, когда нашёл – едва устоял на ногах. И влюбился второй раз, уже не по уши – теперь ушей и не видно было!
Сочетались в Дворце на Набережной Красного флота. Две белых «Волги», одна с золотистыми кольцами на крыше. Как ехали, не помню. Запомнились только какие-то отрывочные эпизоды и детали. Чувства – подпрыгивают, то жар, то озноб. Ожидание в разных комнатах, выход, потом – вверх, по красивой лестнице в зал. Церемония, кольца на палец, расписались в книге... Всё – расписались! Тогда – немного отпустило...
Поехали кататься по городу. Дворцовая площадь, Марсово поле – к вечному огню. Два круга, как два кольца вокруг Михайловского сквера на Площади Искусств, потом – к Смольному. И уже пора было в «Метрополь», где был заказан Вишнёвый зал на втором этаже.
Это сейчас уже не каждый может себе позволить, а тогда – всё было доступно на относительно скромные средства.
Началась семейная жизнь. Первые дни – как чокнутые. Утром – в училище, но там все мысли не о дипломном проекте, а о том, когда «домой» – в комнату, которую снимали возле станции метро Проспект Ветеранов, на улице Лени Голикова. Ожидание выходных дней – гулять вместе! Гуляли ведь вместе больше года, а теперь – уже по-другому, и разговоры другие... А тут же ещё весна!
За весной – лето. И выпуск. Всё – ты лейтенант, при погонах и при кортике. Одна подсистема тебя отпускает и из рук в руки передаёт как бы другой, уже высшей по иерархии – самому флоту! Шутки шутить уже не стоит.
Назначение – на Северный флот, Мурманск – 140. Все знают, это – Гремиха, атомные подводные лодки. А по специализации я был надводник, диплом защитил на тему «Проект противолодочного корабля с динамическим принципами поддержания». Ну, Гремиха так Гремиха! Впереди ещё отпуск, первый лейтенантский отпуск, с почти полтыщей рэ в кармане. По тем временам это – ого!
Пытался поговорить с жёнушкой на предмет возможного принятия рационального решения – пока остаться в Питере, всё же ей надо доучиваться, можно в очередь встать на своё кооперативное жильё. Но она даже слушать не захотела – как это, остаться без мужа? Тогда всё было по-другому...