Я ее увидел сразу, проходя мимо котлована строящегося дома. На песке зубцами вверх лежал ковш, сам экскаватор стоял в стороне. Бомба была надета на зуб, а дворовая мелюзга швыряла в нее камни. Самому старшему из них было не больше двенадцати лет. Сверху были хорошо видны линии, которые они прочертили на песке. Кое-кто уже попал в цель и перебрался на пару линий вперед. Самый меткий стрелок находился от авиабомбы в трех-четырех шагах и уже собирался швырнуть свою четвертинку кирпича. Я заорал и скатился кубарем в котлован. Все внимание шпаны было обращено на меня, как никак, я был старше их главаря на три года. Это он стоял, готовясь к победному броску. Я выбил камень из его руки и приказал всем выбросить свои метательные снаряды. Мелюзга с большой неохотой выполнила мою команду.
- Где вы ее взяли? – спросил я у старшего.
- Это наша бомба, - мямлил малолетний балбес, вытирая сопли, - мы ее откопали в песке вон там. - И он ткнул рукой в направлении противоположного края котлована.
- Да как вы ее дотащили сюда и как напялили на ковш?! В ней же килограммов тридцать, если не больше!!!
- Мы ее с Юркой катили, не такая она и тяжелая, - сказал шкет, пытаясь стащить бомбу с зуба.
- Ты что, спятил?!!! А ну, отвали подальше, придурок!!! Значит так, - скомандовал я, - ты стоишь здесь и сторожишь, и чтобы никаких камней! Понял?!
- Понял, - промямлил пацан.
- Бросите камень – убью!
Я побежал искать кого-нибудь из взрослых и увидел соседа из нашего дома, возвращающегося с работы.
- Дядя Володя! Там пацаны бомбу нашли, нужно вызвать саперов!
Вместе мы побежали к ближайшему телефону-автомату, но он оказался с оборванной телефонной трубкой, только из следующего удалось дозвониться по «02».
Милиция, саперы и мы прибыли к котловану почти в одно время. Ковш был на месте, экскаватор тоже... только пацаны и бомба исчезли. Я даже подумал, что эти придурки продолжили швырять камни и бомба взорвалась. Осмотрели весь котлован, но ни бомбы, ни пацанов не нашли. Дядя Володя даже засомневался, не выдумал ли я всю эту историю. Саперы уехали, а милиционеры с участковым еще долго ходили по домам, опрашивая взрослых. Но поиски ни к чему не привели, поздно ночью все разъехались и разошлись по домам.
На следующий день по дороге в школу я встретил Крета, его глаза светились каким-то нехорошим блеском. Он схватил меня за руку и потащил к подвалу. Оказывается, этот козел спер бомбу, когда мы бегали звонить, а шпане надавал подзатыльников и под страхом смерти велел молчать. Теперь ржавая немецкая, а может и наша авиабомба спокойно лежала в его сарае под домом. Там она пролежала еще три дня, а потом, боясь, что мать обнаружит бомбу, Крет предложил взорвать ее на свалке.
Вечером в мешке из-под картошки наша «банда» оттащила бомбу на свалку. Удобное место для разжигания костра нашли быстро. Огромного диаметра труба выходила из песка наружу и закрывала костер от ветра. Бомбу поставили на стабилизаторы и обложили со всех сторон толстыми сучьями. Костер разгорелся и мы отбежали на приличное расстояние, спрятавшись за кучей строительного мусора. Ждали полчаса, бомба не желала взрываться. Время от времени кто-то из нас подбегал, чтобы подбросить очередной кусок доски. Потом Крету надоело и он пошел к бомбе со словами «она негодная или отсыревшая». Со всей силы он пнул ее ногой и та свалилась на бок. Мы тоже вышли из укрытия и окружили костер. Для убедительности Крет залез на трубу и сверху бросил здоровенный камень. На всякий пожарный, мы рванули во все стороны, боясь не взрыва, а взметнувшегося снопа искр и не сгоревших головешек.
Постояв еще какое-то время, мы бросили на бомбу старую покрышку и разошлись по домам.
Ночью весь город проснулся от сильного взрыва, а утром выяснилось что в кранах нет воды. По дороге в школу я слышал, как соседка «по секрету» рассказывала своей знакомой, что диверсанты взорвали ночью городской водопровод, но их поймали и сейчас допрашивают в КГБ. Я сделал вид, что все это меня мало волнует и, ускорив шаг, прошел мимо.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Пролетели годы. Я иду по нашему старому двору, но меня никто не узнает . Старики давным-давно умерли. Я иду, незаметно разглядывая лица, но это все – незнакомые мне люди. Навстречу понуро идет алкаш, поравнявшись, он притормаживает и на обросшем щетиной лице появляется подобие жалкой улыбки. Мне кажется, он узнал меня и сейчас кинется со словами: «Привет, Пастер! Угостишь пивом?!». Вместо этого, небритый субъект начинает выклянчивать мелочь на опохмел.
Я протягиваю купюру и он торопливо запихивает ее в запазуху такой же старой, как и он сам, рубашки. Прежде,чем дать ему уйти, я спрашиваю, не помнит ли он Вовку Петрова, Юру Фисенко, Сережу Кретова...
- Так они все уже давно померли, - виновато улыбается алкаш, - Петров в позапрошлом году, а Фисенко, с Кретовым – сто лет назад. А ты что, жил здесь?»
- Жил, - отвечаю я и чувствую, как повлажнели щеки.
- Из стариков никого не осталось, все ушли... кто спился и замерз, как Нича, у кого-то отказал мотор...
- Какие они старики?! – спохватываюсь я. - Это мои одногодки, мои кореша!!!
- То-то, я смотрю, лицо мне твое знакомо. Ты не смотри, что я на деда похож, мне всего сорок шесть. Когда вы тут «вышивали», я еще под стол пешком ходил. Тебя как звать? Может вспомню?
- Не важно. Пойдем, я угощу тебя пивом.