1955-56. Школьные годы. 8-й класс

Виктор Сорокин
На другой день после приезда из деревни, числа 26 августа, состоялся семейный совет, на котором было решено оплатить мою учебу в 8-м классе. Идея о заводе, фабрике и ПТУ даже не возникала. Отчим вспоминал свою учебу в рязанской гимназии (в конце 19-го века), и меня, под воздействием его рассказа, охватили странные и хорошо запомнившиеся чувства.

Я понял, что ДЕТСТВО КОНЧИЛОСЬ! Вот так, в один миг! И абсолютно необратимо! Понимаете, что вот ЕЩЕ вчера, 31 августа, я был В детстве а уже сегодня, 1 сентября, его НЕ СТАЛО! Но я же по минутам помню вчерашний день! Вот, казалось бы, протяни руку и ты можешь достать любую вчерашнюю вещь, переговорить с любым вчерашним собеседником. Ан, нет! Это УЖ и вещь вчерашняя, и собеседник ВЧЕРАШИЙ! Сегодня из вчерашних уже никого НЕТ! Сегодня они все уже сегодняшние!

Эта мысль меня настолько шокировала, что я чуть было не заплакал. Ну как же так! Получается, что я как бы умер и гляжу на свое детство уже как бы из будущего!  Я почувствовал, что встал НАД, – еще не ясно понимая, над чем именно. Если до того дня прошлое для меня было как бы материально-осязаемым, как бы находящимся в соседней комнате – открой дверь и ты в нем, то отныне оно превратилось в какую-то абстрактную информацию, просто в факт. Дверь за прошлым захлопнулась!..

Впоследствии это чувство накроет меня еще раз – после прочтения одного из романов М.Кундеры, где он описывает словенские девичьи проводы подруги из девушки в женщину перед ее свадьбой: они ее как бы хоронили, навсегда – ведь она больше НИКОГДА не будет с ними в их разбитной компании! Даже слова у калитки при случайной встрече будут уже вымученными, ибо теперь ВСЕМИ мыслями она живет в другом пространстве!..

Но на место этого грустного чувства стало накатываться ощущение хоть и ирреальное, но необычайно прекрасное: ощущение дореволюционной питерской интеллигентной культуры, духа интеллигентности. По-видимому, именно в это время я узнал и осознал, что семилетнее образование – это всего лишь низшая ступенька на многоступенчатой лестнице познания и развития, о вершине которой я еще ничего не знал, но таинственное слово «УНИВЕРСИТЕТ» в устах отчима произвело на меня большое впечатление. К этому слову присоединились и впечатления от давнего рассказа отчима о Ломоносове. И еще, в моей памяти нечаянно застряли качественные иллюстрации в дореволюционном журнале «Нива», которые в девять-десять лет я успевал рассматривать – до того, как они шли на растопку печи в холодные и голодные годы.

И сегодня, спустя полвека, я четко осознаю, что в тот момент мое чувствование русской интеллигентности было адекватным Явлению. Через пять лет судьба наградит меня и невероятной встречей с величественным дореволюционным питерским интеллигентом Ильей Александровичем Цареградским. Благодаря ему я впитывал и буду продолжать впитывать интеллигентскую культуру – ценность, мало кому еще, к сожалению, ведомую…

На другой день мы с мамой пошли платить 200 рублей за мою учебу в восьмом классе. Я почувствовал, что школа воспринималась мною уже как-то иначе. Я знал, что вся прифабричная шпана покинула школу навсегда. Вместе с ними оставили школу и многие нормальные ребята – кто из-за отсутствия в семье этих самых двухсот рублей, кто из необходимости пойти работать. Это Валерий Саушкин, Валерий Волков, Петр Абрамов, Игорь Суворов, Галя Шаповалова, Федор Галеев, сестры-близнецы Лесновы, Нина Смольянинова… Съехали от нас квартиросъемщики Смирновы, так что с интересным парнем Валерой Смирновым, с которым я закончил седьмой класс, наши пути тоже разошлись и затерялись навсегда.

Зато в классе появились новые ребята. С одним из них, крайне миролюбивым Витей Приезжевым, я сблизился на почве трех увлечений – геометрии, шашек и пейзажной живописи. К геометрии мы с Виктором подходили со спортивным азартом, стараясь решать все геометрические головоломки. Виктор жил с матерью и младшим братом в собственном сколоченном из досок домике на улице Гончарова (в северо-западной части Пушкина). Через Виктора я познакомился с его друзьями-соседями, однако многолетнее общение с ними оставило лишь тягостные впечатления...

Однажды мы так заигрались с Приезжевым, что я остался у него ночевать. А в четыре утра стук в дверь: пришла моя мама! Почти четыре километра по ночному холодному городу!..

***
А в зимние каникулы мне довелось побывать в самой людской аж самого ЦК КПСС. И всё это благодаря моей бедной маме, работавшей посудомойкой в санатарии ЦК «Пушкино». Оказывается, что, несмотря на самую низшую должность в лучшем из миров, дети таких сотрудников тоже имеют привилегии! Однако в моем случае беда заключилась в том, что я практически ничего из этого двухнедельного Куршавеля не помню: друзей я не завел, от жратвы не охал.

Запомнились всего лишь три момента: на новогодней викторине по сообразительности под руководством неглупого массовика-затейника я занял первое место; девочка-армянка, да еще на год моложе меня, обыграла меня (позор!) вчистую в шашки, и я разбитый вдрызг покинул поле боя; и лыжная прогулка на настоящих (!) лыжах, и не в валенах, а в ботинках (!) в прекрасном еловом лесу. А находился лагерь где-то в районе Звенигорода...

***
А в нашем коммунальном доме произошли изменения. В одной из двух комнат на мансарде появился (не помню, при каких обстоятельствах) новый жилец – пенсионер Авраам, инженер по образованию. Его уже пристукнул Паркинсон (болезнь), и потому его относительно молодая жена гуляла налево и направо. Не считая учителей, Авраам был первый в моей жизни встречный с высшим образованием. И была у него такая интересная вещь, как небольшая техническая библиотека. Наверное, там было много чего почитать, но меня привлек почему-то только академический двухтомник неорганической химии, который мне было разрешено взять домой. Ранее мне доводилось держать в руках только две научно-популярных брошюры (о направленных взрывах и воспитании детей, которые я купил на деньги, вырученные от продажи новогодних елок). А тут в мои руки попал настоящий научный труд!

Меня поразило то, что, читая с самого начала, я понимал в вузовском учебнике абсолютно все! И это было похоже на сказку: я попал в мир, совершенно неведомый ВСЕМ окружающим меня людям! (К сожалению, с самим Авраамом я на научные темы не разговаривал.) И вот, легко глотая научную информацию, я стал выдавать перлы на уроках химии! С троек я вмиг перешел на пятерки. С этого момента химия стала для меня развлекательным предметом, а главное, я получил опыт самостоятельного освоения научного знания.

Однако вот что интересно: никаких подробностей из жизни восьмого класса мне больше вспомнить не удается – какой-то провал в памяти. Знаю только, что я ходил в школьный струнный оркестр, что мы с соседом Аликом Маковкиным читали книги и журналы по охоте и рыбалке и что однажды, после притеснений отчима, я пришел в милицию и попросил направить меня в детский дом. Но под каким-то предлогом мне в моей просьбе было отказано, и я стал настраиваться на то, что из всех жизненных передряг буду выходить самостоятельно.

Стоит отметить, что в то время экзамены в школе сдавались каждый год, начиная с четвертого класса. Однако со следующего, 1957-го года, экзамены остались только после выпускных 7-го и 10-го классов. Экзамены за восьмой класс я сдал хорошо, и передо мной распахнулись двери в лето.

========

На фото: Фотография для техникума, который не состоялся.