Прощальная симфония Йозефа Гайдна

Василий Доценко
               

Ты чужая, но любишь, любишь только меня,
Ты меня не забудешь до последнего дня.
Ты с ним женщиной стала, но не девушка ль ты?
Сколько в каждом движенье простоты, красоты.
                Иван Бунин. Чужая

Справка. «Прощальная» симфония Йозефа Гайдна (№45, фа-диез минор, в 4 частях) исполняется при свечах небольшим составом камерного оркестра: гобоя 2, фагот, валторны 2, струнные (не более 9 инструментов). В последней части произведения музыканты по одному гасят свечи и уходят за кулисы. Симфония заканчивается в в полной темноте.
    
        «Слушатели уходят притихшие и растроганные» (из газеты 1799 г.)

        Зимним вечером 196-какого-то года в Л-й филармонии с концертом выступал приезжий камерный ансамбль. Заключительным номером программы вечера значилась симфония №45 Йозефа Гайдна.

Волнуясь до обморока, я, казалось, слушал божественного Гайдна с сидевшей рядом Н., однокурсницей, в которую я был без памяти влюблен. И Н., и запах ее духов, черное скромное платье и некрупные бусы волшебной завесой отделяли меня от Гайдна.
 
       Сама она выглядела на удивление спокойной, хотя дома ее ждал муж  и родня.  Предлог выхода ее из дома был самый невинный – «культпоход», как тогда говорили, с подругой, которая конечно же была предупреждена. Муж, заканчивающий активные выступления спортсмен,  был безнадежно далек от Гайдна, Глюка, Моцарта … (список, при желании, можно продолжать).
Глядя на ее милое, всегда бледное, с серыми глазами лицо, с модной в то время прической «бабетта», нельзя было и подумать, что уже три месяца она изменяет мужу со мной. 

       Но вот зажгли свечи, музыканты струнной группы тихонько подстроили инструменты. Поднялся к пульту дирижер, зажег свечу и взмахнул палочкой. Вступили скрипки, первые, вторые, подхватили тему духовые инструменты. Слегка колебалось пламя свечей на пюпитрах исполнителей. Лица музыкантов были мечтательны, дирижера, когда он оказывался в пол оборота к залу,- задумчивым. В глазах пощипывало. Поток небесного блаженства распространялся по залу и, казалось, был адресован прежде всего нам с Н. Но лицо ее было непроницаемым, как будто звуки обходили ее стороной  и терялись в бездне.
Симфония перешагнула стадию апофеоза,  началось угасание громкости, едва слышалась тема. Погасили свечи на пюпитрах «духовики», тихо поднялись и подались за кулисы часть скрипок. Оставшиеся альт и две скрипки  вышли на коду. Наконец поднялись и они, задул свою свечу дирижер. Тихо и темно стало в зале.

      На мгновение  слились в поцелую наши губы, я успел шепнуть: «Люблю», - и тут дали свет. В «Солнечном ударе» потрясение было у обоих героев, боюсь, в нашем случае,  - по-настоящему ранен был только я.
О совместном возвращении домой не могло быть и речи. Ей следовало торопиться домой и обсуждать услышанное и пережитое было невозможно. Поцелуй в темном зале, казалось, закрепил взаимную уверенность в чувствах.
Был еще один поход, на это раз - в кинотеатр. Мы сидели в последнем ряду, ласкали друг друга руками, не замечая, что происходит на экране. Не досмотрев до конца фильм, бросились ко мне домой, забурлили в объятиях, не заботясь о контрацепции.

      Наконец последним самоотверженным подарком стало ее согласие провести со мной всю ночь. Свидание должно было состояться в квартире обаятельной мамы, человека драматической судьбы, журналистки и автора нашумевшего романа о заключенных Сибири. Сын, живущий в Москве популярный молодежный писатель, после смерти ее второго мужа, реабилитированного после заключения на Колыме врача, прилагал всевозможные усилия, чтобы прописать и получить путем обмена квартиру в Москве. На время ее частых отлучек в столицу мне поручалось время от времени проветрить и протопить квартиру, полить цветы, вынуть письма и газеты из почтового ящика. Какая это была радость выполнять такие поручения!  А сознание того, что у меня периодически была свободная «хата»? Но, клянусь, до случая, о котором я сейчас расскажу, никогда я не смел опорочить доверенную мне квартиру.

      И вот, в это святое место и пришла моя Н., сославшись на ночное студенческое дежурство в клинике. Я купил бутылку дешевого сухого красного вина. Даже на скромную закуску у меня, студента, денег уже не было. Хорошор, что Н. принесла из дома пару бутербродов с паштетной колбасой.
Я дрожал от счастливого нетерпения. Не дав ей дожевать, я, путаясь в одежде, стал сбрасывать с себя одежду и помогать раздеваться Н. В комнате было прохладно. Квартира основательно промерзла и два часа нагрева газом печки не помогли.

      Наверное, чтобы скрыть смущение, Н. распорядилась выключить свет – свидетеля преступного свидания. Безумно хотелось полюбоваться ее телом, но из-за холода ее белое виденье юркнуло в холодную постель. Из-за волнения, нетерпения, стеснения и не знаю, чего еще, но акт любви был сумбурным и ни одному из нас не доставил удовольствия. Я не смог уснуть до самого утра, укоряя себя за бестолковость, неумение сделать эту встречу вершиной счастья. Не говоря ни слова осуждения, она наскоро оделась, причесалась и заторопилась домой.

      В этот день, уже на занятиях в группе, она держалась подчеркнуто независимо. Я почувствовал, что наши отношения пошли под откос. Просить о свидании я не решался. А тут началась зимняя сессия, каникулы,  которые я провел в гостях у одноклассника в Ленинграде.

      Начался семестр. Н. была необычно бледна. На все мои знаки поговорить  не обращает внимания. Избегает остаться наедине со мной, выходит из классной комнаты или присоединяется к группе разговаривающих студентов.
И вот через недели две этой пытки ее подруга подает мне записку, текст которой я привожу дословно: «Наконец когда мы успокоились, я вот что скажу – Я люблю только А. и остаюсь с ним навсегда. Все, что случилось – игра, и только я за все в ответе. Прости».

      Я был в отчаянии. Как жить? Что делать? И тут я совершаю самый гадкий в моей жизни поступок, за который стыдно до сих пор. Я поджидаю ее у спортивного зала, где она занимается художественной гимнастикой. На глазах у ее подруг наношу ей пощечину и, угрожая разоблачениями, требую явиться ей на свидание.
На следующий день слышу звонок в дверь. Открываю, она с парнем на голову выше и вдвое шире меня. Она представляет его своим другом, который в курсе наших отношений. Здоровяк требует оставить ее в покое и дать гарантии не разглашать бывшие отношения. Я, поломавшись, соглашаюсь и ловлю себя на том, что она мне безразлична.

      Мне вспоминается, что всего несколько месяцев назад она казалась мне ангельски красивой. Когда человек влюблен, ему хочется, что бы красивой считали его пассию и другие. Я как-то пристал к одногруппнику, невинному Яше: «Правда, Н. красивая?», на что он ответил: «Скуластенькая, нос картошкой, хотя безусловно милая». И только сейчас я заметил его правоту.

      Прошло 15 лет после окончания института. Мой любимый друг В. решил собрать однокурсников, которые живут в Л., и отметить эту некруглую дату у него в квартире. Собралось человек 10-12, в то числе Н. Стали вспоминать веселые эпизоды из студенческой жизни. В. включил проигрыватель с записями песен нашей молодости. Стали, разбившись на пары, танцевать. Я пригласил Н., которая, как мне показалось, с нетерпением ждала оказаться рядом со мной. Медленно танцуя, положив нежно руку мне на плечо, она сказала: «Мне тебя было очень жаль. Но и я оказалась жертвой игры, которая зашла так далеко. Я забеременела от тебя и сделала аборт».

      - Боже мой, зачем? Я бы никогда не отказался от нашего ребенка. Я тебя так искренне любил. Даже когда так гадко, по моей вине закончились наши отношения, я не переставал тебя любить. Я не проклял тебя даже тогда, когда ты назвала «игрой» реакцию на мою безмерную влюбленность.

      -  Нет, нет. Это был мой выбор, хороший - плохой, разумный – глупый. Все в прошлом. Думаю, ты нашел свое счастье. Пусть пережитое будет несмотря ни на что красивым эпизодом в твоей жизни.

      Она тщательно порвала записку, которую я, не зная зачем, хранил все эти годы. На этом, казалось, мы расстались с ней навсегда. Но жизнь преподнесла мне радость увидеть ее еще раз.

      Она живет в Израиле и приехала в город проведать могилу дочери, умершей от лейкоза 10 лет назад. Общая однокурсница сообщила ей мой номер телефона и, сговорившись, мы встретились у Университета. Была она не по годам моложава, стройна, с чудным свежим лицом. Моими первыми словами были:"Здравствуй, чужая милая!". Она продолжила:"Та, что была моей".

      В кафе, за кофе она рассказала о своей жизненной драме. Муж в районе организовал фирму, где из пластмассы готовились запасные части к автомобилям. Она, педиатр, работала на трех работах: в поликлинике, детском садике и школе.
Неожиданное в 90-е годы благополучие, казалось, будет всю последующую жизнь. Но,к сожалению, у мужа развилось тяжелейшее осложнение из-за работы с пластиком в горячем цеху - пневмофиброз. Из-за тяжелейшей одышки у мужа, внезапной болезни дочери Н. была в отчаянии. Похоронив дочь, Н. пыталась спасти хотя бы мужа и эмигрировала с ним в Израиль. Но и там лучшие специалисты помочь ни чем не могли.
Сегодня она живет с младшей дочерью,очень красивой девушкой. Однако душевной близости у них нет.