Вазари Джорджо(1511-1574) итальянский живописец, архитектор и писатель. Автор «Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (итал. «Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti»)
Гениальные люди временами более всего совершают именно тогда, когда меньше всего работают, ибо они выдумывают изобретения и формируют в своих умах совершенную идею, которую впоследствии выражают руками.
Картины других художников можно назвать картинами, картины же Рафаэля — сама жизнь.
Ионический ордер, более стройный, чем дорический, был создан древними в подражание фигурам, занимающим промежуточное положение между нежным складом и крепким.
Коринфские работы всегда очень нравились римлянам, и они любили их так, что в этом ордере построили наиболее нарядные и почитаемые здания, дабы оставить о себе память.
Фасад прежде всего должен отличаться величием и нарядностью и быть расчлененным наподобие человеческого лица. Нижняя средняя дверь должна занимать место рта на лице человека, через который в тело поступает всякого рода пища; окна вместо глаз…
При входе вовнутрь первое помещение должно быть великолепным и вполне соответствовать устройству горла, через которое ведет проход…
Двор, изображающий туловище, должен быть прямоугольным и равносторонним или же полутораквадратным, как и все прочие части туловища…
Лестницы в каждой своей части должны отличаться великолепием, так как многие видят лишь лестницы, но не видят остальных частей дома…
Их можно назвать руками и ногами этого тела, и поэтому, так как руки находятся по бокам человека, так и они должны находиться по сторонам здания…
Эти члены тела труднее всего включить в постройку, и так как ими больше всего и чаще всего пользуются, то и случается часто, что мы их портим, чтобы выгородить лишнюю комнату.
…Если не будет этого порядка, то композиция будет раздробленной – одна комната высокая, другая низкая, одна большая, другая маленькая, и это было бы похоже на людей хромых, кривых, косых и искалеченных, а такие сооружения заслуживают порицания.
Люди того времени тратили себе же назло несметные богатства возводя сооружения, лишенные всякого строя, плохие по исполнению, жалкие по рисунку, полные самых причудливых измышлений, отличающиеся полным отсутствием красоты и еще хуже того отделанные.
Если греки и римляне образовали эти первые четыре ордера и свели их к общим размерам и правилам, то могли и у нас быть такие, кто в наше время, строя в сложном ордере самостоятельно, создавали вещи, обладающие гораздо большей прелестью, чем древние.
* * *
Вазари о Браманте
Браманте был человеком очень веселым и приятным... Он всегда жил в величайшем почете и вел роскошнейший образ жизни, и на той высоте, на какую он был вознесен своими заслугами, все, что он мог пожелать, было ничем по сравнению с тем, сколько он мог бы на это истратить. Он любил поэзию и с удовольствием слушал импровизации под лиру. Импровизировал и сам и сложил несколько сонетов, если и не таких тонких, как это сейчас принято, но все же довольно строгих и погрешностей не имеющих. Его очень высоко ценила духовная знать, и он был представлен бесчисленному множеству синьоров, которые с ним знались. Величайшей славой пользовался он при жизни и еще большей после смерти, так как строительство Сан-Пьетро затянулось на долгие годы. Прожил Браманте семьдесят лет, и гроб его с величайшими почестями несли по Риму и папские придворные, и все что ни на есть скульпторы, архитекторы и живописцы.
* * *
Вазари о Брунелеске
Он был ниспослан нам небом, чтобы придать новую форму архитектуре, которая ниспослана нам небом, чтобы придать новую форму архитектуре, которая сбилась с пути уже в течении нескольких столетий.
После того как на земле за столько лет не появилось ни одного человека, обладавшего избранной душой и божественным духом, небо возжелало, чтобы Филиппо оставил после себя миру самое большое, самое высокое и самое прекрасное строение из всех созданных не только в наше время, но и в древности…
Чем больше Филиппо, рагоряченный речью. пытался сделать свой замысел доступным, так, чтобы они его поняли и ему поверили, тем больше вызывал он в них сомнений, тем меньше они ему верили и почитали его за невежду и болтуна. Поэтому после того, как его несколько раз отпускали, а он не хотел уходить, приказали наконец слугам вынести его на руках из собрания, считая его совсем сумасшедшим.
Постройка уже выросла на такую вышину, что было величайшим затруднением, однажды поднявшись, затем снова вернуться на землю; и мастера много теряли времени, когда ходили есть и пить, и сильно страдали от дневного жара. И вот Филиппо устроил так, что на куполе открылись столовые с кухнями и что там продавалось вино; таким образом, никто не уходил с работы до вечера…
Филиппо сам ходил на кирпичные заводы, где месили кирпичи, чтобы самому увидеть и помять глину, а когда они были обожжены – собственной рукой, с величайшим старанием отбирал кирпичи. Он следил за каменотесами, чтобы камни были без трещин и прочные, и давал им модели подкосов и стыков, сделанные из дерева, воска, а то и из брюквы; также поступал он и с кузнецами для скобянки. Он изобрел систему петель с головкой и крюков и вообще значительно облегчил строительное дело, которое, несомненно, благодаря ему достигло того совершенства, какого оно, пожалуй, никогда не имело у тосканцев
Можно определенно утверждать, что древние не достигали в своих постройках такой высоты и не решались на такой риск, который бы заставил их соперничать с самим небом, как с ним, кажется, действительно соперничает флорентийский купол, ибо он так высок, что горы, окружающие Флоренцию, кажутся равными ему. И действительно, можно подумать, что само небо завидует ему, ибо постоянно и часто целыми днями поражает его молниями.
* * *
Вазари о Джотто
В 1334 году приступили к строительству кампанилы Санта Мариа дель Фьоре, основанием которой служила площадка из пьетрафорте на том месте, где на глубину в двадцать локтей вычерпали воду и гравий; над этой площадкой, уложив порядочную забутовку высотой в двенадцать локтей от первоначального основания, вывели еще восемь локтей ручной кладки. И когда было положено начало работ, прибыл епископ города, который в присутствии всего духовенства и всех должностных лиц и заложил торжественно первый камень. Затем, в то время как работу эту продолжали по названной модели, сделанной в принятой в то время немецкой манере, Джотто нарисовал все истории, предназначавшиеся для украшений, и разметил с большой тщательностью белой, черной и красной краской на модели все те места, где должны были проходить камни и фризы. Кампанила внизу равнялась ста локтям, то есть каждая сторона равнялась двадцати пяти локтям, высота же составляла сто сорок четыре локтя.
Мы должны, как мне думается, быть обязанными Джотто, живописцу флорентийскому, именно тем, чем художники-живописцы обязаны природе, которая постоянно служит примером для тех, кто, извлекая хорошее из лучших и красивейших ее сторон, всегда стремятся воспроизвести ее и ей подражать, ибо с тех пор, как приемы хорошей живописи и всего смежного с ней были столько лет погребены под развалинами войны, он один, хоть и был рожден среди художников неумелых, милостью Божьей воскресил ее, сбившуюся с правильного пути, и придал ей такую форму, что ее уже можно было назвать хорошей. И поистине чудом величайшим было то, что век тот, и грубый, и неумелый, возымел силу проявить себя через Джотто столь мудро, что рисунок, о котором люди того времени имели немного или вовсе никакого понятия, благодаря ему полностью вернулся к жизни.
Говорят, что, когда Джотто в молодости еще жил у Чимабуе, он нарисовал как-то на носу одной из фигур, написанных Чимабуе, муху столь естественно, что когда мастер возвратился, дабы продолжить работу, он несколько раз пытался согнать ее рукой…
Джотто был не только сделан флорентийским гражданином, но и награжден флорентийской Коммуной стами золотыми флоринами в год…
* * *
Вазари о Виньоле
Якопо Бароцци да Виньола, болонский живописец и архитектор, имеющий ныне от роду пятьдесят восемь лет, в детском и юношеском возрасте занимался в Болонье искусством живописи, однако не сделал в нем больших успехов, ибо сызначалу не имел хорошего руководства, а кроме того, сказать правду, от природы обладал к архитектуре гораздо большей склонностью, чем к живописи, что, наконец, и обнаружилось явственно в его рисунках и немногочисленных живописных работах, где постоянно можно рассмотреть вещи, относящиеся к архитектуре и перспективе. И эта природная склонность в нем была столь сильной и могущественной, что он, можно сказать, самоучкой наилучшим образом и в кратчайшее время овладел первыми началами и вещами более трудными, потому и можно было увидеть, почти до того как он стал известным, прекрасные и причудливые замыслы в различных композициях…
* * *
Вазари о Микельанджелло
…Переживший его (Микельаньоло) папа Пий IV приказал лицам, наблюдавшим за постройкой (собора св. Петра), ничего не менять в планах Микельаньоло, и настойчиво предписал следовать им преемник его Пий V, который во избежании разногласий объявил проекты Микельаньоло не подлежащими никакому изменению и исполнение их поручил архитекторам Пирро Лигорио и Якопо Виньоле; так как Пирро самонадеянно захотел нарушить и изменить планы Микельаньело, он с позором был отстранен от строительства, предоставленного одному Виньоле…
_____________________
…Папа Пий IV приказал лицам, наблюдавшим за постройкой (собора св. Петра), ничего не менять в планах Микельаньоло, и еще настойчивее предписал следовать им преемник его Пий V, который во избежание разногласий объявил проекты Микельаньоло не подлежащими никакому изменению и исполнение их поручил архитекторам Пирро Лигорио и Якопо Виньоле; так как Пирро самонадеянно захотел нарушить и изменить планы Микельаньоло, он с позором был отстранен от строительства, предоставленному одному Виньоле…
________________
Искусства достигли в нём такого совершенства, какого не найдешь ни у древних, ни у новых людей за многие и многие годы. Воображением он обладал таким и столь совершенным и вещи, представлявшиеся ему в идее, были таковы, что руками осуществить замыслы столь великие и потрясающие было невозможно, и часто он бросал свои творения, более того, многие уничтожал; так, известно, что незадолго до смерти он сжег большое число рисунков, набросков и картонов, созданных собственноручно, чтобы никто не смог увидеть трудов, им преодолевавшихся, и то, какими способами он испытывал свой гений, дабы являть его не иначе, как совершенным.