Предыдущая:http://www.proza.ru/2016/10/05/687
Дорога!..
Сколько уже написано о ней. Сколько ещё будет написано. Это – символ самой жизни: вечное движение. Человек жив, пока движется…
В моей большой семье горе – обезножил мой 93-летний отец. Патриарх нашей фамилии, всей нашей большой родни, «последний из могикан» того поколения, которое когда-то взвалило на свои плечи судьбу страны, пронесло её через горнило Великой Отечественной, подняло её из руин, завоевало космос, долгие десятилетия защищало её рубежи, на излёте трудовой деятельности, остатками физических и нравственных сил пыталось удержать от развала великий Советский Союз…
А далее уже смогло только с горечью и бессильем наблюдать за разрухой в умах и сердцах соотечественников, за тем, в какие же «райские капиталистические кущи» повернула их дорога…
Дорога длинною в жизнь!..
* * * * *
«Предотъездная суета на вокзале,
Так знакомая мне ещё с детских времён…
Вот и поезд, которого долго ждали.
Мало времени. Надо садиться в вагон…».
Это стихотворение из моих ранних, студенческих. Но не только студенчество оторвало меня от родного порога и бросило вдаль. Железная дорога сопровождала меня чуть ли не с пелёнок. Первые проблески памяти мелькают, когда меня везли через всю страну по Транссибирской магистрали на Восток в 1951 году.
Нашими соседями тогда была молодая офицерская семья, глава которой, лейтенант, виртуозно вылепливал из хлебного мякиша фигурки зверей, чтобы как-то развлечь меня. Кому из нас этот эпизод больше врезался в память: моему отцу или мне, не помню.
Наверно далее образ этой железной дороги сложился во мне в один бесконечный путь, который лишь периодически прерывался краткими остановками: на чукотско-камчатско-кишинёвское детство; поездки к многочисленным родственникам в Среднюю Азию, с остановками во всех её столицах - от Алма-Аты и Оша, до Фрунзе и Ташкента; ленинградскую студенческую юность; мурманско-кишинёвское начало самостоятельной жизни… А, затем, снова – такой бесконечный, и такой захватывающий своей вечной новизной - Транссибирский путь…
В детских поездках по Транссибу почему-то запомнилось ожидание больших станций; тогда на перронах больших городов, перед приходом поезда дальнего следования, накрывались обеденные столы и после остановки, кажется, весь поезд выходил обедать. Всё было торжественно, красиво и вкусно.
На Байкале железнодорожные пути проходили непосредственно вдоль озера: с одной стороны - обрыв и чистая байкальская гладь, с другой – нависающая на дорогой скала, круто уходящая вверх. И ещё – сплошные тоннели, только вынырнешь из одного, а, уже вон он – другой. Где-то там, на одном из крутых виражей, вдруг открывался на скале выложенный из цветных камней барельеф Сталина, и все в немом восторге льнут к вагонным окнам, боясь пропустить.
А ещё припоминается, как меня, под дружный смех соседей по вагону, буквально с ремнём, отец заставлял пробовать, никогда не виденный мной ранее, арбуз, купленный им на одной из дальневосточных станций.
Зато много позже, в 1980-м, когда мы всей семьёй возвращались из очередного отпуска на Дальний Восток, где-то в Сибири нас догнал и долгое время шёл параллельно с нами товарный состав, в одном из вагонов которого везли арбузы и предприимчивые азиаты на полустанках, поравнявшись с нашим поездом, продавали их нам не по весу, а «на глазок». И весь наш поезд несколько дней дружно объедался этими дарами Средней Азии.
В одной из поездок, возвращаясь из отпуска, который мы по традиции проводили у своих родителей, живших в западных районах страны, нам также очень повезло и с попутчиками, и с проводниками. Весь вагон состоял из военных семей, возвращавшихся, как и мы, из отпусков к местам службы на Востоке. Нашими соседями оказалась семья, гостившая на Украине. Она была под завязку «затарена» настоящим деревенским салом и самогоном. Мы везли молдавское вино. Естественно, за застольными посиделками быстро сдружились.
Но всё же мужчинам чего-то не хватало. Появились карты, за которыми обнаружилась общность интереса к настоящей офицерской игре – преферансу. Единственной бедой было отсутствие третьего партнёра, а играть вдвоём в упрощённый вариант игры, под названием «гусарик», было неинтересно. Но нам и здесь повезло. На одной из станций нашей новой попутчицей оказалась дама средних лет, которая во время знакомства проявила неподдельный интерес к картам. Оказалось, что она играет в преферанс. Мы были спасены!
Проводниками нашего вагона оказались муж с женой: очень добросовестные и приветливые люди, настоящие хозяева вагона. Увидев наши стеснённые условия, они предложили нам свободное купе, где мы расположились с полным комфортом, а наши жёны, успокоенные наличием в наших офицерских рядах дамы, не препятствовали нашему времяпрепровождению. Кстати, наша попутчица и партнёрша оказалась… майором внутренней службы, являвшейся начальником медицинской службы одной из сибирских колоний. Время дорожное пролетело незаметно.
Позднее военнослужащим разрешили выдавать воинские перевозочные документы на проезд в отпуск не только поездом, но и самолётом, а потому, жалея собственное время для преодоления столь больших расстояний, мы предпочли авиацию железной дороге.
И всё же, я больше люблю путешествовать, глядя из вагонных окон на наши российские просторы, либо забраться на вторую полку и, будучи погружённым в собственные думы, дремать под мерный стук колёс. А сколько интересных попутчиков встречаешь в этих поездках, какие только удивительные истории не услышишь: ведь это у нас незнакомому человеку, с которым завтра расстанешься навсегда, можно, порой, доверить самое сокровенное.
* * * * *
Итак, первая половина июня 1976 года. Позади сданная должность, дежурная батальонная жилплощадь, проводы в местном кафе. Кишинёвский вокзал. Родители, друзья. Фото на память. И… в путь. Взволнованная и заплаканная жена, радостная в предвкушении большого путешествия пятилетняя дочь Оленька, и… минимум вещей.
Поезд следует южной трассой, через Украину, минуя Москву. Волгу пересекаем в Саратове. Дальше наш путь лежит до Новосибирска, где нас ожидают наши армейские друзья Акуловы – Костя и Оля, с которыми мы подружились в Кишинёве ещё до моей службы, и которые приложили много усилий к тому, чтобы я продолжил свою жизнь в качестве офицера.
К моменту нашего отъезда Костя уже продолжил службу в Одессе, но мы договорились, что по дороге на Чукотку мы заедем к ним в Новосибирск, откуда они оба родом, и где находились в тот момент в отпуске. Мы ещё тогда не знали, что наше общение с ними продолжится через несколько лет, уже на Дальневосточной земле, на просторах которой мы долгие годы будем гоняться друг за другом, получая всё новые свои служебные назначения на просторах огромного Дальневосточного военного округа, пока в одно прекрасное время наши пути не сойдутся в Хабаровске.
А пока Новосибирск принял нас как родных, мы познакомились и подружились с родными Кости и Оли, отдохнули от вагонных забот. Оказалось, что покинуть Новосибирск не так-то просто. Для решения возникшей проблемы с билетами на Дальний Восток, нам пришлось подключать Костиного отца, занимавшего большую должность в управлении Западно-Сибирской железной дороги.
И вот нас провожает в дорогу дальнюю Сибирская столица. При посадке в поезд, краем глаза замечаю неадекватно держащуюся недалеко от нас на перроне группу солдат – явно из «дембелей». А поскольку я ехал в военной форме, то, сев в вагон, принял необходимые превентивные меры, переодевшись в спортивный костюм, сняв очки и спрятав мундир подальше. И не напрасно. Вскоре по вагону начал бегать один из «дембелей» в поисках ненавистного ему «старлея», которому он решил отомстить за всех офицеров, видимо, досаждавших ему за два года службы. Но всё обошлось.
И вот мы во Владивостоке, столице Приморского края, малой Родине моей жены, и почти конечном пункте нашего путешествия. Почти, потому что конечный пункт – это Чукотка (увы, более конкретной точки на её студёных просторах мы пока не знали, был известен только номер воинской части, где я должен был продолжить службу).
Во Владивостоке находился так называемый пересылочный пункт для тех, кто убывал служить «на Севера»: Сахалин, Курилы, Камчатку, Чукотку. А ведь каких-то 25 лет назад моя семья уже проделала тот же маршрут.
Почему-то вспомнились слова из стихотворения А. Блока:
«Всё это было, было, было,
Свершился дней круговорот.
Какая ложь, какая сила
Тебя, прошедшее, вернет?..».
* * * * *
Владивосток в те годы был закрытым пограничным городом, перенасыщенным военной инфраструктурой Тихоокеанского флота.
Меня всегда смущали слова песенки В. Высоцкого «Москва-Одесса», где были такие слова:
«…Открыт закрытый порт Владивосток.
Но мне туда не надо…».
Ведь он написал эту песню ещё в 1968 году, выступил с ней здесь в 1971 году, а ушёл из жизни в 1980 году, всего через четыре года после нашего пребывания там. Но мне и в более поздние годы приходилось бывать в южной части Приморского края и всегда в поездах, идущих в сторону Владивостока, пограничники загодя проверяли документы и всех, не имевших прописки или разрешительных документов, просто высаживали из поездов.
А реально «открыли» «закрытый порт Владивосток» только в 1992 году, уже при Ельцине. Так что Высоцкий намного опередил события. Ну, да поэты часто предвосхищали будущее…
И ещё одно – здесь реально почувствовал на себе некоторую неуютность, будучи в форме сухопутного офицера, в городе, являющемся Базой второго по мощи океанского военно-морского флота страны, где основными хозяевами города были военные моряки.
Первую по прибытии в город ночь пришлось, после долгих уговоров, коротать в привокзальной гостинице, где для нас троих временно, только на ночь, был выделен одноместный номер, с полутораспальной кроватью. Мне пришлось довольствоваться придвинутым к кровати креслом, уступив основное спальное место моим уставшим женщинам.
На следующий день в гарнизонной флотской комендатуре бравый дежурный мичман сжалился над нами и подсказал адрес гостиницы флотских строителей, где мы получили шикарный трёхместный номер, в котором несколько дней дожидались оформления в пересыльном пункте наших документов. А в промежутке бродили по городу, где жена вспоминала места, в которых бывала в детстве, разбавляя собственные воспоминания дегустацией вкусных блюд из красной рыбы, от которой мы отвыкли на «диком западе».
* * * * *
Поскольку из Владивостока рейсов на Чукотку не было, нам пришлось поездом выехать в Хабаровск, где мы получили на руки авиабилеты на рейс Хабаровск – Анадырь (с промежуточной посадкой в Магадане).
На календаре было 19 июня. Купив авиабилеты, мы сели на такси и попросили водителя отвезти нас в самый хороший ресторан. Им был выбран ресторан «Уссури», в самом центре города (ныне там один из центральных книжных магазинов), где мы с удовольствием пообедали, потом решили пройтись по городу, посмотреть на Амур.
В Хабаровске был жаркий день, парило. Мы успели дойти только до Комсомольской площади, хотели спуститься к Амуру, но были застигнуты врасплох набежавшей тучей. Нас накрыло проливным дождём. Спасаясь от ливня, спрятались под деревом, не зная, что в двух шагах от нас был Гарнизонный Дом офицеров, где можно было укрыться.
Окончательно промокнув, мы решили обсохнуть… в центральном кинотеатре «Гигант», купив билеты на американский боевик. Осталось в памяти и его название – «Новые центурионы».
За время просмотра обсохли и ближе к вечеру вернулись в аэропорт.
Регистрация, посадка, взлёт. Курс на север, на Магадан. Опять в памяти Высоцкий:
«Мой друг уехал в Магадан!
Снимите шляпы…».
Ну, а нам ещё дальше, ещё севернее. Сквозь ночную дрёму – объявление: «Через несколько минут приземлимся в Магадане». Опять короткое забытье и мелькнувшая мысль: «Что-то долго тянутся эти минуты».
А утро-то начинается с Востока! Взгляд в иллюминатор, где уже брезжит рассвет. И что-то непонятное, но очень знакомое. Внизу, под нами… вулканы!
И вновь голос диктора: «В связи с плохими погодными условиями Магадана приземляемся в Петропавловске-Камчатском». Вот это – да!
И опять пришли на память теперь уже мои, давние, стихи:
«Сквозь туман далёких детских лет,
Где всё новое так ярко и так сладко,
На краю земли, в прохладной мгле,
Занималось утро над Камчаткой…».
Приземляемся в аэропорту Елизово. На дворе раннее, прохладное утро, маленький аэропорт пуст и безлюден. А на нашем борту в основном военные семьи, много детей. И наши жёны начинают бунтовать, требуя открыть буфет, чтобы накормить детей. И – добиваются своего.
Эх, вот если бы была возможность, я бы с удовольствием съездил в сам Петропавловск-Камчатский, ведь какие-то девятнадцать лет назад мы жили с родителями здесь целых четыре года.
Увы! Моей мечте угодно было сбыться только спустя 30 лет, когда в начале XXI века, я, будучи в командировке на Камчатке, стоял перед своим старым деревянным домом, глотая слёзы…
А сейчас, в аэропорту Елизово, мы могли лишь наслаждаться чудесным видом двух грандиозных вулканов: слева, вблизи, почти рядом – Корякского, справа, чуть дальше – Авачинского.
И вновь самолёт в воздухе, пересекает северо-восточную часть Охотского моря и приземляется в столице Колымского края – Магадане. Затем, ещё один прыжок в полторы тысячи километров, и мы на Чукотке.
Аэродром Угольные Копи…
Спускаемся по трапу. Нас пронизывает холодным ветерком с какой-то каменной крошкой. Гнетущая, пустынная местность вокруг, на фоне которой, как нечто инородное вырисовывается высокое, серое здание на бетонных сваях. Аэропорт и гостиница в одном «флаконе». На душе пусто и тоскливо. Входим внутрь. Много народу, много военных.
Ищу военного коменданта аэропорта. Предъявляю капитану с лётными эмблемами свои документы. Он говорит мне: «Вам лететь дальше, в посёлок Беринговский. Это 300 километров вдоль побережья, юго-восточней Анадыря. Бухта Угольная».
Затем продолжает: «Кстати, вон там, в очереди за билетами, на Хабаровский рейс, стоит ваш командир, подполковник Черственков Виктор Иванович, обратитесь к нему».
Я подошёл, представился. Он заулыбался, показывая ряд металлических зубов. Взгляд пронзительный, но доброжелательный. Сказал, что летит в командировку, в штаб округа. Посоветовал попробовать улететь в Беринговский сегодняшним грузовым АН-2 («Кукурузником»). Мы расстались.
Через некоторое время нас посадили в самолёт, всё полезное пространство которого было забито коробками, ящиками, ещё чем-то. Только возле кабины лётчиков оставалась свободная скамейка, куда нас и усадили.
Двери закрылись, заработал мотор. Потом он заглох, открылась кабина лётчиков, командир экипажа, выйдя, сказал, как отрезал: «Выгружайтесь, сегодня не полетим – сильный ветер».
На календаре было 20 июня 1976 года.
Так, не очень ласково, приняла нас в свои просторы Старуха-Чукотка!..
Продолжение:http://www.proza.ru/2017/09/02/595