От публикаторов:
Иван Алексеевич Бунин (1870 – 1953), вне сомнения, самый крупный русский писатель XX века. Его книги содержат вдохновенное, насыщенное художественными образами, проникновенное слово, а представленная им жизнь отмечена достоверностью, увлекает современного человека, волнует его и согревает подлинностью изображения. А как прозорлив Бунин-публицист: он и гневен, и масштабен в обзоре современной жизни, да так, что его творчество на Родине старались затереть, не допустить к народу – слишком неугодно режиму. И лишь с ослаблением идеологии настало время читать Бунина, того самого, что бедствовал в изгнании и на жесты властей – «Вернись к нам!», стойко держался независимого существования. Но вот внутри России родные люди уже смело взяли заветные книги и не выпускают их из рук, вчитываясь в плотные строки, овеянные живым дыханием. Произнесли: «Иван Бунин», - и этим обо всём сказано: о вдохновенных страницах, прочитанных без отрыва, о благодарности от самого сердца за порыв чувств, рождённый благословенными творениями, и неисчезающей памятью о своём опыте жизни.
О благословенных творениях писателя замечательно сказал в Синодальной церкви митрополит Анастасий на панихиде по Иване Алексеевиче Бунине 15 ноября 1953 года. Это его прощальное слово воспроизводится впервые, и вряд ли кто из наших буниноведов о нём знал. Ведь «Православную Русь», газету Синода Русской Православной Церкви за рубежом за тот год не имеет ни одна крупнейшая библиотека страны. Уникальный текст поможет исследователям лучше понять духовность писаний великого соотечественника. Необходимо вкратце сказать и об Анастасии, Первоиерархе РПЦ за границей. В миру он известен как Александр Алексеевич Грибановский (1873 – 1965). Происходил из священнической семьи Тамбовской губернии. Воспитанник Московской Духовной Академии прошёл весь путь восхождения к церковным вершинам – от иеромонаха до Иерарха, и путь этот был связан как с историей нашей страны, так и с судьбой русского рассеяния в Зарубежье. Слово об И.А. Бунине, первейшем национальном русском писателе, о лауреате Нобелевской премии – это тоже важно – сказанное духовным авторитетом, поможет нам полнее представить его творческий облик, лучше понять его наследие.
А.Н. Стрижев, М.А. Бирюкова
СЛОВО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННОГО МИТРОПОЛИТА АНАСТАСИЯ
ПРОИЗНЕСЕННОЕ В СИНОДАЛЬНОЙ ЦЕРКВИ НА ПАНИХИДЕ ПО И. А. БУНИНЕ 2/15 ноября 1953 г.
Неумолим и неотвратим закон смерти, поражающей каждого человека с тех пор, как грех отделил его от Бога, источника жизни.
Безжалостная, холодная рука смерти, не щадящая никого из людей, восхитила ныне из нашей среды самого выдающегося из наших современных писателей - Ивана Алексеевича Бунина. Он отошел от земли насыщенный днями и, как зрелый колос, взят в житницу Божию. И однако нам нелегко пережить эту утрату. Нам хотелось бы, чтобы время, неудержимо стремящееся вперед, не имело над подобными людьми своей всесокрушающей власти.
Он был одним из тех, кого Бог с детства отмечает Своею печатию и о ком мы говорим обыкновенно - это «талант Божией милостию». В этих словах таится глубокий смысл. Среди людей есть особые избранники Божии, обладающие яркими дарованиями, возвышающими их над другими людьми и над обычным уровнем человеческой природы вообще.
Самый корень этого слова - (дарования), свидетельствует о том, что они приобретаются не личными усилиями воли человека, не заимствуются им от других людей, а получаются им «туне», т.е. даром, как бы непосредственно из рук Творца, как особый дар и благословение, ниспосланное ему свыше. Господь Сам озаряет их творческим вдохновением, в котором земное как бы соединяется с небесным, человеческое граничит с божественным.
Для нас имя Бунина ценно особенно потому, что оно связывает нас с старой Россией довоенного времени и что он является носителем традиций т.н. классической нашей литературы, ведущей свое начало от Пушкина.
Пушкин - это высшее воплощение нашего национального духа и лучшее украшение нашей культуры - с его гениальною способностью проникать в самое существо вещей и изумительным чувством гармонии и меры стал мерилом для оценки всех последующих за ним писателей и поэтов.
Одни из них сознательно, другие подсознательно, старались заимствовать у нашего великого национального поэта прозрачную ясность мысли, чистоту и законченность художественного слова, а также ту исключительную добросовестность ума и сердца, которая оплодотворила и возвеличила его творчество, подняв его на недосягаемую высоту.
Бунин пошел по пути, указанному Пушкиным, который «приобщил его к себе», по собственному признанию писателя, от самого «истока своих дней».
Имея пред собой всегда такого строгого и мудрого учителя, он не соблазнился болезненными модернистическими уклонами, внедрившимися в нашу литературу в предреволюционную эпоху. Глубокое укорененное в нем чувство художественной и нравственной правды спасло его от этих опасных увлечений, ставших роковыми для целого ряда других современных ему писателей и частью для всего русского народа и его культуры.
Они создали ту анархию мысли и слова, тот хаос чувств, вкусов и настроений, который стал лучшей закваской для брожения революционных идей.
Самой надежной опорой для Бунина в дни общего духовного шатания было несомненно глубокое религиозное чувство, заложенное в его душе с первых дней детства любящей рукой его благочестивой матери.
Он с умилением рисует перед нами ее облик, бывший для него олицетворением всего высокого и святого на земле.
Последний как бы сливался для него в годы детства с образом ангела-хранителя, присутствие которого он чувствовал в то время около себя - чувствовал «живо» и с «такою нежностью и благодарностью».
Он был свидетелем ее долгих молитв, насыщенных слезами; она молилась с каким-то «горестным восторгом» по преимуществу ночью; но часто плакала и скорбела и в самые прекрасные летние дни, сидя у окна и глядя в поле.
«О чем?» - спрашивает он. О том, что «думы ее полны любви ко всем» и особенно ее близким и о том, что «все проходит и пройдет навсегда и без возврата, что в мире есть разлуки, болезни, горести, несбыточные мечты, неосуществимые надежды, невыраженные и невыразимые чувства и смерть». Она понимала духом, что «Царствие Божие не от мира сего»; она верила «всем существом своим», что «недолгая и печальная жизнь, есть только приготовление к той вечной блаженной».
Все эти высокие мысли и переживания матери невольно отлагались и на душе ее впечатлительного сына, отвечая его собственным духовным исканиям.
«Страшна и непостижима жизнь!» - восклицает он и повторяет затем слова пророка: «Путие Мои выше путей ваших и мысли Мои выше мыслей человеческих». Напряженная борьба добра и зла, какую он наблюдал в этом мире, пробудила в нем высокое чувство, вложенное по его словам в каждую душу, чувство «СВЯЩЕННЕЙШЕЙ ЗАКОННОСТИ возмездия и священнейшей необходимости конечного торжества добра над злом».
«В этом чувстве есть несомненная жажда Бога, есть вера в Него».
Его проницательный ум, озаренный светом веры, помог ему распознать звериный облик коммунизма, от которого он отвращался всем сердцем.
Когда одно время его стали упрекать в сочувствии советам, он с негодованием отверг это несправедливое обвинение, сказав, что он ничего не имеет общего с кровавым безумием, водворившимся в России.
Большевики употребляли все усилия, пользуясь для этого соблазном земных благ и его патриотическим чувством, чтобы убедить его возвратиться на Родину. Он не захотел последовать их призывам и предпочел остаться на чужбине, чтобы разделить судьбу других русских изгнанников.
Свобода окрыляла его дух, развязывала и укрепляла его творческие силы. Живя среди нужды и лишений, он работал с удвоенной энергией, пока не поднялся на такую высоту, что его литературный талант получил мировое признание, выразившееся в присуждении ему Нобелевской премии.
Исторический день, когда она была вручена ему в Стокгольме, был светлым торжеством не только для него лично, но для всего русского народа, ибо в лице его был увенчан наш творческий литературный гений, к которому не всегда было беспристрастно заграничное общественное мнение.
Мы все знаем опьяняющее действие славы, особенно, когда ее ослепительные лучи озаряют человека внезапно.
Такое искушение суждено было пережить и Бунину. Но оно не помрачило трезвенности его ума и сердца. Утомленный суетным однообразным шумом общих похвал, он невольно признался своим друзьям: «Я устал от славы».
Его русская православная душа помогла ему превозмочь соблазн гордого самоутверждения и сохранить смирение на высоте.
После своей столь блестящей мирной победы, обратившей на него внимание всего культурного человечества, он не захотел опочить на лаврах, предавшись заслуженному им почетному покою.
За праздником славы, последовали трудовые будни. Он с увлечением продолжал работать над осуществлением задуманных им новых произведений, видя в неустанной литературной работе свое главное жизненное призвание. Посетившая его тяжкая болезнь ослабила его телесные силы, но не угасила его горящего духа. Как воин, он не хотел оставить врученного ему поста, подлинно, до последнего издыхания.
Только смерть могла исторгнуть из его рук его всегдашнее оружие - перо. Она пресекла его трудовую жизнь, и он перешел тогда к вечному покою.
Каждый человек, говорит Псалмопевец, увядает как «цвет сельный», т.е. как «полевой цветок», но мысль его бессмертна.
Всякий одаренный писатель оставляет после себя драгоценное духовное наследие, которое делается достоянием целого народа и даже иногда всего человечества. И если каждый, кто подаст жаждущему чашу студеной воды во имя Христово, не останется без награды, то тем более будет удостоен ее тот, кто напоит из источника воды живой жаждущую душу человека. Родник ее никогда потом не истощается, она переходит из рода в род из поколения в поколение.
Именно потому, что творение писателей и поэтов продолжает жить на земле и после смерти их авторов, служение слова таит в себе двойную ответственность.
Чем более людей прислушивается к голосу писателя, чем шире распространяется его влияние на общество, тем более угрожает ему опасность впасть в холодное самодовольство, с творческих высот ниспасть в низины бездушного привычного ремесла, служение истине и правде заменить рабским подчинением господствующим взглядам и настроениям или лестью грубым человеческим страстям.
Бунин умел хранить царственную независимость своего таланта и не страшился восстать против т.н. общественного мнения, если оно само стояло на ложном пути.
Если же он по человеческой немощи отступал иногда от этого правила и не достигал такого совершенства, которое Ап. Иаков приписывает человеку, «не погрешающему в слове» (Иак. 3, 2), то Господь по Своему милосердию да не вменит ему в грех этого недостатка и да простит ему все другие вольныя или невольныя прегрешения, содеянныя делом, словом, или мыслию, из которой, как растение из зерна, вырастает обыкновенно каждый сознательный грех.
А за все доброе, светлое, прекрасное, посеянное или оживленное им в человеческих сердцах, за подвиг борьбы с мировым злом и неправдой, за художественное изображение божественной красоты, сияющей в человеке и во всем мироздании, за радость, которую он давал людям блеском своей словесной ткани и особенно за прояснение и правильное направление человеческой мысли и за пробуждение общественной совести в дни настоящей духовной смуты, за все это да воздаст ему Бог сугубым воздаянием.
Упокой, Господи, душу новопреставленного раба Твоего Иоанна, которого Ты избрал из людей, чтобы увенчать его Твоими дарами и земною славою, и так как он явил себя рабом благим и верным, умножившим данные ему таланты, то даруй ему и нетленный венец небесной славы в Твоем блаженном Царствии, которому не будет конца.
(Православная Русь. 1953. № 22 от 15/28 ноября).