«Доктор медицинских наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР, врач высшей квалификационной категории, прошел стажировку по специальности в ведущих клиниках Европы и США. Является постоянным участником международных съездов и симпозиумов, автор множества научных трудов и публикаций», - торжественно зачитывал диктор Российского телевидения перечень заслуг, представленного к высокой Государственной награде доктора В. , которую вручал ему на днях в Кремле, наш Президент.
У меня же, при звуке знакомого имени, хаотично заметалось в памяти: комнатка, которую я снимала студенткой в городе; две пыльных финиковых пальмы по углам; клетка с попугаями; редкостной красоты чайный сервиз в старомодном буфете и капризная болонка в вязаных башмачках для прогулки по снежному двору , про которую я, не отвыкшая от деревенских наших дворняжек, написала – «Я с презреньем пишу о собаках, уплетающих колбасу. А собаки тут ходят в тапках, а не, как у нас - на босу». А ещё худенькая большеглазая Ирка, внучатая племянница старухи-хозяйки, горько плачущая, уткнувшись мне в плечо. Да имя - Славик, вместо того, что так торжественно прозвучало сейчас из Екатерининского зала Кремля.
***
Восьмиклассница Ирка была тайно влюблена в Славика, лучшего ученика школы выпускного класса. Ах, эта атмосфера повальной влюблённости в среде старшеклассников всех времён. Конечно, он даже не замечал её.
Она только окончила девятый класс, когда машина лихого пьяного шофёра насмерть сбила её мать. Отца Ирка не знала никогда. Вопрос о дальнейшей учёбе в школе, а потом в институте, отпал, как-то, сам собой. Старухи , бездетные саратовские тётки её матери, тётя Поля и тётя Тоня, которые оказались самой близкой роднёй, после похорон рассудили, что Ирке нужно поскорее получить профессию, чтобы самой зарабатывать на жизнь. Выбор пал на книготорговый техникум. Всё-таки, с книгами дело иметь будет, а не с рыбой, да картошкой, И, как ни суди – торговля. Комнатку их с матерью в старом железнодорожном доме тётки заперли на замок ( на случай, иметь свой угол) и увезли девчонку с собой. Было ей в ту пору шестнадцать лет.
На постоянное жительство Ирку определили к тёте Тоне. Крупная, сырая, тяжело ступающая плохо подчиняющимися ногами старуха, любила ВСПОМИНАТЬ. И касались воспоминания эти, чаще всего, бывших её любовников. В такие вечера Ирка и студентка, которой бабка «сдавала койку» ( в тот год, это была я), располагались за большим столом под оранжевым абажуром со своими тетрадками и книжками, а тётя Тоня доставала из «шкапчика» большую, необыкновенной красоты парадную чашку, и со вкусом заваривала хороший чай. На предложение лимона она пугалась и махала обеими руками:
- Что ты! Лимон крепость чайную съедает. Тотчас посветлеет. А у меня - «Цейлонский», красный!
Наколов серебряными щипчиками голубоватого рафинада, она принималась чаёвничать. Отхлебнув из чашки огненного чая, начинала:
- А, вот ещё, помню Валериана. Ох, красавец был. Правда, женатый…
Далее следовала скороговоркой история их романа, без лишних подробностей, и долгое перечисление всяческих вкусных вещей, которые он всегда приносил с собой, вроде: истекающих жиром копчёных лещей, салями в золотом манжете, красной маленькой головки сыра и какой-то особенной ветчины. Про такие пустяки, как конфеты , и говорить не приходилось. И, как-то, принёс серёжки. Одна вскоре потерялась, а вторая… вторая… Она тяжело поднималась, ковыляла к комоду, доставала шкатулку с изображёнными китайскими красавицами в штанах, близоруко копалась в ней и вдруг торжественно извлекала серёжку - маленький, почерневший от времени кусочек металла. Видя наши разочарованные лица, она величественно шествовала на кухню , откуда через минуту доносился резкий запах нашатыря и, наконец , предъявляла нам прелестный серебряный листочек смородины. И теперь мы с удвоенным интересом внимали истории с Валерианом, которого, к сожалению, направили на повышение и роман их окончился.
- И вот этот сервиз немецкий, это он мне на память подарил. Мы с Иркой оглядывались на буфет и вздыхали - повезло тётке с Валерианом.
Следующим вечером она рассказывала нам уже о Николае Иваныче, осветителе драмтеатра…
Иногда приходила тётя Поля. Ей было несколько за восемьдесят. Она звала сестру Тоськой. Всегда сердитая, она проверяла, в порядке ли у Ирки бельё и одежда, не прохудились ли сапоги и, если нужно, не откладывая, помещала их в бездонную сумку свою и несла в починку. Заглядывала в холодильник и выдавала Ирке деньги на расходы. Не скупилась, баловала даже.
Потом уводила Тоську на кухню, что-то сердито выговаривала ей. Та виновато топталась рядом, обещая «присматривать», «глаз не спускать». На что Ирка только прыскала. Уходя, старуха, обернувшись к нам, советовала:
- Вы, Тоську-то, не больно слушайте, у неё всю жизнь одни мужики на уме…
***
Их новое настоящее знакомство со Славиком состоялось через три года, на одном из вечеров встречи выпускников. Славик, гордость школы, учился во Втором медицинском в Москве. Ирка скромно училась в книготорговом.
Завершилась торжественная часть. Начался бал. Тоненькую смуглую девушку с огромными глазами в вишнёвом коротеньком бархатном платьице, которое перешила ей тётка из своего, приглашали бесконечно. Она же, с трепетом ждала, чтобы обратил, наконец, на неё внимание Славик. И он пригласил её на танец и больше не отпускал. Потом пошёл провожать на пригородную электричку. Тогда она и призналась ему в давнем своём чувстве. Рассказала и о жизни своей.
Завязалась переписка. Ирка писала ему длинные, полные любви, письма. Славик, ссылаясь на занятость, отделывался открытками. Учился в интернатуре. И вдруг пригласил её приехать на зимние каникулы. Тётя Тоня засуетилась. Советовала. Опытом богатым делилась. Хотелось ей пристроить Ирку за хорошего человека. Полная надежд, Ирка нарядилась в мою шубку и помчалась навстречу счастью.
Сашу, соседа его по комнате в общежитии, «приютили» ребята. Славик заторопился на дежурство. Ирка же, принялась приводить в порядок захламлённое холостяцкое их жильё. И нужно ей было протирать пыль на полке, чтобы под стопкой книг обнаружить несколько писем … от девушки по имени Алла. Понятно было, что та училась на последнем курсе филфака университета. Чувствовались нежные короткие отношения. У Ирки подкосились ноги.
Твёрдо решив про себя, что ни слова не скажет Славику о письмах, она ждала его с приготовленным ужином. И ждала ночи. И она случилась, та единственная, необыкновенная ночь. Уже светало, когда она, не умея побороть ревность, и, на правах - почти жены, спросила о его планах относительно Аллы.
- Ты прочла её письма? – побледнел он. И, не слушая объяснений, не сказав больше ни слова, оделся, бросил ключ от комнаты на стол и вышел. Ирка не знала, как ей быть. На её рыдания прибежал сосед Саша и обещал уладить дело. Часа через два он вернулся и сказал, что Славик видеть её не хочет, оскорблён и не появится, пока она не покинет комнату.
- Ты должна простить Славке минутное увлечение, - уговаривал Саша. Ну, какая ты кандидатура ему в жёны. Алла из семьи влиятельных родителей. Он – талант. У него большая перспектива, карьера. У кого не случается «ошибок молодости», как говорится. Разве не сама ты желала этих отношений? И, согласись - этот непорядочный, провинциальный какой-то, поступок с письмами … Так что, давай мне обратный билет, я обменяю его тебе на вечерний поезд и провожу.
***
Я слушала потом, горько плачущую Ирку, и догадывалась, что «принципиальность», нежелание объясниться, скорее, были способом ухода от ответственности за минутное легкомысленное развлечение, которое простая девчонка приняла всерьёз. А, может быть, опасение разоблачения перед будущей невестой, ( конверты – то, с обратным адресом), и крахом такой удачной, во всех отношениях, партии. К тому же, в самом деле, это так неблагородно, так стыдно - читать чужие письма.
Знаешь, - призналась мне, как-то, сразу осунувшаяся Ирка, когда я вернулась после каникул, - я у них там чайник заварной случайно разбила. Сказала тёте Тоне. Она достала свой роскошный чайник из сервиза, завернула в махровую простыню и велела отправить ему. Как ты думаешь – ответит?
Не ответил. А я через месяц получила комнату в общежитии, съехала с квартиры и с Иркой мы больше не виделись.
***
Встретились мы с нею случайно на вокзале лет через тридцать. Я узнала её. А она меня – нет. Мало ли квартировало у тётки её студентов. Разговорились.
- Замуж вышла поздно, за вдовца с ребёнком. Теперь мальчику нашему – 25. Есть внук. Своих детей нет.
- Я ведь помню Славика …
Тень пробежала по лицу её:
- И я помню. Потому и нет у меня больше деток. Забеременела ведь тогда. А рожать от него тётки не позволили. Да, и сама не захотела.