Г. Емельянов
ВОСПОМИНАНИЯ О СЕРГЕЕ АЛЕКСАНДРОВИЧЕ РАЧИНСКОМ
(Народное Образование. 1904. Т. 2. Кн. 7-8, июль-август).
Юный "сват" Рачинского
Мне было лет восемь, когда я впервые увидал и познакомился с незабвенным С.А. Рачинским. Встреча эта и первое знакомство запечатлелись у меня на всю жизнь. Конечно, в те мои годы, я не мог вполне понять и оценить всю задушевность отношений С.А. к детям и любовь его к ним, но тем не менее они поразили меня и перевернули во мне то представление, которое я, крестьянский мальчик, имел о барах. В то время живы были ещё в памяти всех времена крепостничества: истекло не более двадцати лет со дня освобождения крестьян. Мои родители-крестьяне, испытавшие на себе тяжёлую руку помещика, частенько вспоминали при мне те прошедшие времена. Много я наслышался от них о разных жестокостях некоторых помещиков к своим крестьянам, какие происходили во времена крепостного права. Много было в этих рассказах и правды, не обходилось и без легендарности. Но для детей в таком возрасте невозможно отличить и понять правдоподобное от сказок, наоборот, всё принималось с полной верой, тем более, что это рассказывали родители и люди старые, уважаемые. Вследствие этого у меня сложилось воззрение на барина, как на нечто очень высокое, недосягаемое и вместе с тем властное, жестокое. Когда мне случалось видеть господ, я прижимался, но с великим любопытством из укромного местечка разглядывал их. Мне они в то время казались людьми совсем из другого мира, - и одежда, и разговоры, и обращение были у них совсем не те, к которым я привык в крестьянстве.
Слышал я от людей и о Татевском «барине», что он очень добрый, хорошо и просто обходится с крестьянами, что у него выстроена большая школа для таких же мальчиков, как я, что он даже живёт в этой школе, сам учит ребят, ест и пьёт с ними, и я, слушая такие рассказы, не совсем верил им. Какой же это барин, думалось мне, что вместе с ребятами живёт? А если это и правда, то, должно быть, и достаётся же ребятам от него, и вообще не желал бы я быть на их месте. Вот с такими-то детскими понятиями о «барине» мне и пришлось познакомиться с С.А.
Случилось это следующим образом. Один из моих братьев женился на сестре учителя, воспитанника Татевской школы, родом из крестьян дер. Татева. Жена брата собралась пойти навестить своих родителей. Я стал просить отца отпустить и меня в гости, на что тот и согласился. Это было весной. Погода стояла прекрасная, тёплая. А так как от нашей деревни до Татева было пятнадцать вёрст, то, чтобы легче было идти, я отправился без сапог - босиком. Пришли мы в Татево вечером, накануне праздника. Хоть я и очень устал, но всё-таки попросил разбудить меня на другой день пораньше, чтобы пойти к обедне. От деревни Татева до села Татева две версты. Когда мы подходили с запада к селу, первое что бросилось мне в глаза, это большое, длинное здание с огромными окнами, с надстройкой на одном конце его, вроде мезонина, стоящее на горе; из-за этого здания видна была глава церкви. Когда мы вошли на гору и подошли близко к этому диковинному, на мой взгляд, зданию, я спросил у снохи: «Кто живёт в этом большом доме?». «Да это ж и есть училище!» - отвечала она. Обошедши училище с южной стороны, мы вышли на площадь. Тут я взглянул на главный его фасад. Первое, что меня опять удивило, это огромное крыльцо-терраса с навесом, в промежутках между столбами затянутая парусиновым холстом, с красными, кумачными прошивками. По обе стороны террасы, под окнами были разбиты палисадники, обнесённые частоколом, засаженные кустами роз и множеством цветов. Прямо на восток от террасы, саженях в двадцати, стоит каменная церковь, и вход в неё находится как раз против входа в школу. Всходя на террасу, я увидел перед ступеньками, по обе стороны, длинные невысокие деревянные ящики, наполненные землёй и тоже засаженные цветами. Над самой входной дверью в училище висит большой образ Спасителя, благословляющего детей, со словами: «Оставите детей приходить ко мне». Мы пришли более чем за час до начала обедни и зашли в школу. Сноха повела меня к брату своему - учителю, который стал мне показывать школу. Помню, вошли мы в класс, и меня очень заинтересовали портреты и картины, раз-вешанные по стенам. Я стал с увлечением их рассматривать. Вдруг сзади берёт меня кто-то за плечи и поворачивает к себе лицом. Я опешил... Вижу перед собой какого-то человека во всём белом, в очках и, главное, что меня поразило, без усов и бороды, а на вид уж человек пожилой: наполовину волоса на голове седые. «Это кто такой?». «А это мой сват! - отвечал за меня учитель, брат снохи. «Как же он сюда попал, ведь, кажется, сестра твоя выдана довольно далеко?». «А вот он и пришёл с ней». «Такой маленький и так далеко шёл?». «Поэтому-то, как видите, и босиком». «Как же ему идти в церковь босиком? Нужно бы дать ему что-нибудь надеть на ноги». Мне дали чьи-то сапоги. Далее он стал расспрашивать меня - который мне год, как зовут, учусь ли я в школе, пою ли, нравится ли мне его школа?.. Я отвечал на все вопросы, как мог. Когда зазвонили к обедне, он сказал: «После обедни приходи опять сюда, будем пить чай и обедать». Тут я догадался, наконец, что этот человек и есть Татевский «барин». Только что же он не похож нисколько на барина? Одет совсем просто, даже проще учителей, которые здесь находятся. Положим, у него очки, да и усов с бородой нет, а то какой же он барин? Он же первый обратил на меня внимание, так ласково глядел и разговаривал со мной, как будто давно уж знает меня, да и страха никакого перед ним я не чувствую. Неужели это барин? Что-то не верилось даже самому себе, хотя меня и спросила сноха: «Ну, что хорош барин?» Всю обедню я стоял, не спуская глаз с С.А. Передо мною стоял человек среднего роста, худощавый, сутуловатый, немного нагнувшийся вперёд, на носу с горбинкой очки, одет в белую парусиновую пару, в сапогах с высокими каблуками. Идя из церкви, я увидал, что на школьной террасе приготовлен чай на двух больших столах. Ученики, учителя все толпятся у столов. Один усаживается, другие разносят чай. Я прошёл в школу, стал у открытого окна и с интересом смотрел на эту суету. Вот вошёл С.А. Ребята немного стали потише. С.А. сел на стул у конца стола, ему подали чашку чаю. Вероятно, тут только он вспомнил обо мне и спросил: «Где же наш сват?». Все посмотрели на него с недоумением. Наконец, догадались и засмеялись все. «Позовите же его сюда!». Меня схватили и притащили к чайному столу. «Ты что же, сват, прятаться вздумал? Садись-ка вот здесь около меня, пей чай, а потом не прячься и не уходи, будем обедать». Во время обеда я опять сидел рядом с С.А., он меня угощал и всё время в шутку называл сватом. С этих пор, когда я бывал в Татеве, С.А. всегда называл меня сватом.
Меженеская школа
Я учился в Межененской школе, строителем и попечителем которой был С.А. Рачинский (Межененка от Татева находится в пятнадцати верстах).
Он в зиму раза по два - по три приезжал к нам в училище. Приезды эти для нас, ребят, были настоящим праздником. За неделю получалось учителем письмо из Татева о приезде С.A. Все эти дни перед приездом идут у нас разговоры о С.А., усиленные занятия уроками, а также производится мытьё и чистка училища. Наконец, настаёт желанный день. С раннего утра все готовятся к достойной встрече. Кто уроки зубрит, кто умывается, причёсывается, одевается почище. У всех лица праздничные, настроение приподнятое. На уроках сидят рассеянно. Один из учеников постарше отряжен сторожить, скоро ль покажется гуськовая тройка С.А. Вот уж скоро одиннадцать часов, а ожидаемой тройки всё нет. Нетерпение обуревает всех. Вдруг сторожевой мальчик вбегает в класс взволнованный, раскрасневшийся, запыхавшийся и еле может крикнуть: «Едет!», а сам опять быстро скрывается за дверью. Тут уж поднимается такая суматоха, что и сказать нельзя!.. Все ученики кубарями летят через парты и поднимают невообразимую кутерьму, особенно в дверях - давка, крик, визг... Несмотря на зимнее время, мороз и холод, все вываливаются из училища в одних рубашках. Учитель хоть тресни от крика, чтобы оделись, - никто не слушает его. Школа стоит на высокой горе, и от неё далеко видно по дороге. Все устремляют глаза на дорогу. За версту или даже более видно: по дороге мчится тройка гуськом. Чуть-чуть слышна трель колокольчика, и ему глухо вторят бубенцы. Ребята от радости начинают прыгать, бегать, кричать, поднимают возню, несмотря на снег. Всё-таки некоторые не выдерживают холода, - бегут поскорей накинуть себе на плечи что-нибудь.
Вот уж тройка подъезжает к горе. Колокольчик так и заливается, бубенцы так и рокочут, а маленькие так и переговариваются. «Ну, ребята, сейчас гору брать будут!» - выкрикивает кто-то. Но мы уже все знаем, что Маркелл (кучер) в гору лошадей пустит во всю мочь и в один миг очутится около нас. Действительно, подъезжая к горе, заметно: Маркелл начинает как-то подбираться. Вожжи натягиваются, сам выпрямляется, слышны окрики на лошадей не то сердитые, не то ободрительные, и лошади, уж приученные и понимающие, начинают тоже подбираться - забирать всё сильнее и сильнее. Перед самой горой вдруг вся тройка пускается в самый отчаянный карьер. Миг... и С.А. около нас. Мы кричим на разные голоса, здороваясь с С.А., толпимся около саней, не помогая, а скорее мешая ему выбраться из саней. Кто полость отстёгивает, кто намеревается взять его под руку. Он только весело улыбается и приветливо кивает головой.
Мы уж знаем, что минут через двадцать С.А., выпивши стакан чаю, придёт в класс, а поэтому бежим, поскорее усаживаемся за парты и готовимся к уроку. Входит учитель, распределяет уроки по группам. Начинаются занятая. Вот слышны в коридоре мелкие шажки, - это «он». - Все замирают... Открывается дверь, на пороге показывается С.А. Мы, как один, поднимаемся и оглушительно здороваемся ещё раз. Затем все успокаиваются, и урок продолжается, как всегда. С.А. ходит по классу молча, прислушивается ко всему, что делается в классе. То подойдёт к группе, где идёт Закон Божий, послушает немного и идёт к следующей. Редко, редко, когда он сам задавал какие-либо вопросы, большею частью присматривался и прислушивался к общему ходу занятий в школе. День кончался, как и всегда. Никаких изменений не полагалось - обед в своё время, уроки до положенного часа, потом роспуск, и С.А. уезжал в Татево. Изредка ему случалось даже и ночевать в нашей школе. У нас так же, как и в Татевском училище, было общежитие для дальних учеников, и в нём жило человек до двадцати. Весь вечер С.А. проводил с нами. Прочтёт сказочку, задаст каждому по задачке, кто вперёд решит, заведёт игры и сам также участвует. Смотришь, вечер уж промелькнул, пора ужинать, делать вечернюю молитву, а там и спать.
Экзамены в Татевской школе
Так как меня отдали в училище на седьмом году, то до окончания курса мне пришлось пробыть в школе пять зим, потому что раньше одиннадцати лет ученики к экзамену не допускаются. В продолжение этого времени я каждое лето бывал по несколько раз в Татеве и иногда подолгу живал там. В последнем учительском выпуске Сергея Александровича был мой старший брат, что и служило мне хорошим предлогом часто посещать Татевское училище. Лето брат учился в Татеве, а зиму проводил в Межененском училище, состоя помощником учителя.
Татевская жизнь в эти годы по летам была самая кипучая. Занятия и работы сменялись весельем и играми. Во время летних каникул в школе живало не менее двадцати человек. Народ всё молодой - учителя, художники, а также и юноши, готовящиеся к учительству. Как известно, покойный Сергей Александрович воспитанников своих готовил во время летних каникул. Главные предметы он сам преподавал, а второстепенные поручал другим учителям. Конечно, уроки шли вперемежку с играми и забавами, и таким образом лето проходило, как беспрерывный праздник. Летом же приезжали в Татево многие известные лица, интересующиеся деятельностью и школьной жизнью Сергея Александровича. Особенно много собиралось в Татево почитателей Сергея Александровича ко дню его именин (5 июля), которые всегда справлялись торжественно. В этот же день, после молебна преподобному Сергию, желающие записывались в общество трезвости.
В 1887 г. я должен был кончать начальное Межененское училище. Пасха была поздняя, а экзамен Сергей Александрович назначил на первое мая, это приходилось чуть ли не в конце Фоминой недели. Учитель, чтобы получше подготовить нас к экзамену, заставил нас ходить на уроки первые три дня страстной недели и с третьего дня Пасхи. В среду на Пасхе мы собрались в школу. Всех нас готовилось держать экзамен двенадцать человек. Школа почти пустая. На дворе так весело: птички распевают, травка кое-где уж начинает пробиваться, деревья расцветают, а тут сиди в четырёх стенах, решай задачи, пиши диктанты, да разбирай - где подлежащее, где сказуемое. А уж, как вспомнишь про деревню свою, да про дом, как там ребята в бабки играют, бабы, девки яйца катают, а вечером все, собравшись в одну весёлую кучу, поют «Христос Воскресе»... до самой полуночи, - так просто тошнёхонько станет, и на ум нейдут ни задачи, ни подлежащие со своими сказуемыми. Ко всему этому в четверг я заболел. После обеда у меня страшно разболелась голова, поднялась рвота и я, как говорится, пластом лежал в постели, без движения. Учитель переполошился. Накануне экзамена и вдруг лишиться хорошего ученика. Стали класть мне компрессы на голову, поить горячим чаем. К вечеру мне стало легче, и я уснул крепким сном. На другой же день встал, как встрёпанный - никаких болей не осталось, только чувствовалась слабость. Промаялись мы кое-как эти несколько дней до экзамена.
Накануне экзамена занятий не было. Мы целый день приводили в порядок школу и украшали её, чем было возможно. В этот же день должен был приехать и Сергей Александрович, так как на другой день экзамен предполагалось начать рано, часов в восемь. Часов около семи вечера мы заслышали звон колокольчика и громыханье бубенцов, - это означало, что едет Сергей Александрович. Опять показалась вдали на дороге тройка, но уж не гуськом, а в ряд. Подъезжает тройка ближе, и мы ясно рассмотрели, - кроме Сергея Александровича в экипаже сидят ещё каких-то два человека, мужчина и женщина.
Мы с удивлением стали поджидать. Тройка Маркелла гору взяла, как и всегда - взлетела птицей. Мы уж не так шумно встретили Сергея Александровича, как в прошлые приезды, ввиду того, что с ним находились незнакомые нам лица и даже дама. После обычных приветствий Сергей Александрович обратился к учителю: «А я вот привёз к тебе с собой гостей, они тоже интересуются твоим экзаменом». Этими гостями были - Н.Г. и О.Л., молодая девушка еврейка, недавно принявшая православие. Ночевать в этот раз Сергей Александрович отправился со своими гостями в барский дом, который находился саженях в двухстах от школы. Кучеру он велел ехать одному, а сам пошёл пешком. Мы его, во главе с учителем, провожали до самого дома. Дорогой он шутил, смеялся с нами, гости тоже не отставали от него. Между прочим, идя, он в шутку представил своим гостям: «Вот сей отрок доводится мне сватом». Все засмеялись. Гости стали спрашивать, как это так вышло! Сергей Александрович рассказал им о нашем знакомстве.
На другой день к восьми часам утра в школе всё было приготовлено к экзамену. Большой стол, покрытый красным сукном, торжественно поставлен посреди класса. На нём разложены списки, очиненные карандаши, книги, по которым нам придётся читать, и стакан холодной воды, - мы знали, что Сергей Александрович во время приступов сильного кашля всегда выпивал несколько глотков воды. Вокруг всего стола расставлены венские стулья. Мы, в ожидании Сергея Александровича, выбежали на улицу. Стояло чудное весеннее утро. Маленькая изумрудная травка только что покрыла землю, и на ней ещё кое-где блестели бриллиантовые капельки росы. От сосновой рощи, которая с восточной стороны прилегает к школе, тянуло приятным и здоровым запахом смолы. На юг от школы, невдалеке под горой, блестело, как стекло, своею поверхностью, будто ещё дремавшее, огромное озеро. Жаворонки неумолкаемо заливались в голубой синеве небес. Скворцы, для которых у нас было наставлено много скворешен, усердно выделывали свои замысловатые коленца. Всё пело, жило, радовалось этому роскошному весеннему утру и сливалось с нашими детскими криками в одну неумолкаемую, разноголосную песнь. Но вот мы заметили на дороге между деревьями рощи белую фигуру, которая спускалась с горы от барского дома, и со всех ног бросились к ней навстречу - это был Сергей Александрович. Шумной толпой окружили мы его, посыпалось на разные голоса: «Здравствуйте Сергей Александрович! С добрым утром Сергей Александрович!». Таким образом, окружённый нами, он дошёл до училища. Придя в класс, пропели молитву «Христос Воскресе» и сели за парты. Экзамен всегда начинался с арифметики. Учитель писал на доске две задачи, выбранные Сергеем Александровичем, а мы читали их и решали. По арифметике я был первым учеником и, очень скоро решив обе задачи, понёс показать и объяснить их Сергею Александровичу. Он слушал меня, улыбаясь и кивая головой. «Ну, сват, ты молодец! Очень хорошо!» Подошёл к столу и в своём списке, против моей фамилии, в графе «по арифметике» поставил пять с плюсом. Я поскорее стал переписывать условие и решение задач в тетрадь и, кончив, подал Сергею Александровичу, он посмотрел, положил тетрадь на стол и сказал: «Иди, бегай!». В это время пришли гости. Сергей Александрович сейчас же похвалился, что его «сват с задачами уж покончил». Те стали в свою очередь смотреть мою тетрадь и хвалить меня. После решения задач был маленький перерыв. Мы, побегав по улице и подышав свежим воздухом, вернулись в класс. Здесь уж Сергей Александрович выбрал статью для диктанта. Статьи для диктанта на экзаменах постоянно выбирались Рачинским из Св. Истории «Зонтаг» или из Евангелия. Мы уселись, приготовились, и учитель начал диктовать. Сергей Александрович занимал своих гостей. Изредка они подходили к кому-нибудь из нас и смотрели в наши тетради. Через полчаса диктант был кончен. Тетради собраны и положены на стол. Все уселись вокруг стола. Сергей Александрович постоянно поверял диктант сам. Моя тетрадь опять оказалась первой. Вызвали меня, я стал у стола, а Сергей Александрович, подняв очки на лоб, начал быстро, быстро пробегать строки диктанта, так что я никак не мог за ним уследить. Вот, кончил. Не оказалось ни одной ошибки. «Ну, братец, не сделал ты ни одной ошибки, за это опять - молодец, а почерк-то плохой». Действительно, каллиграфия моя очень страдала. Всё же мне поставили за диктант пять. После поверки всех тетрадей сделан был большой перерыв. Ученики обедали, а Сергей Александрович и все присутствующие пили чай. Я отварил в самоваре для Сергея Александровича три яйца всмятку, наливал чай и подавал. За чаем он обратился ко мне: «Вот, сват, теперь и ты угощаешь меня чаем». Чай пил Сергей Александрович ужасно густой, курил за чаем почти беспрестанно одну папиросу за другой и, пока выпьет чашку, на блюдечке лежит уж окурков пять.
После чаю начались устные экзамены, начиная с Закона Божия. Вызывали к столу по одному ученику. Ученики все хорошо отвечали, бойко, смело, так как экзаменующие были люди все свои, к которым мы уже хорошо привыкли. При Сергее Александровиче же мы ещё лучше себя чувствовали. Во время экзамена он только слушал - мало задавая вопросов, и являлся со своими вопросами только тогда, когда ученик затруднялся ответом, ставя наводящие вопросы и тем облегчая ответ. Часам к 5-ти всё было кончено. Перед тем, как раздавать подарки, всех учеников удалили из класса, остались там только экзаменующие, во главе с Сергеем Александровичем. Мы с величайшим нетерпением ждали, скоро ли позовут нас. Минут через двадцать отперли дверь, мы вошли. На столе лежало много книг, разложенных на кучки по числу окончивших учеников. В каждой кучке лежало по три книги: Новый Завет, Псалтирь и Часослов. Все они были в хороших переплётах. Новый Завет на русско-славянском языке в коленкоровом переплёте с вытисненным золотым крестом. Псалтирь - в кожаном переплёте с красной печатью в заголовках. Тут же была разложена на кучки почтовая бумага, конверты, ручки, перья, карандаши и даже стояло для каждого по флакончику чернил. Сергей Александрович встал и обратился к нам со словами: «Ну, милые друзья, все вы кончили хорошо, поздравляю вас!», - и прочитал нам баллы. Потом обратился к нам приблизительно с такими словами: «Ещё раз поздравляю вас, дети, с окончанием! Теперь вы уходите навсегда из училища в свои семьи. Здесь вам жилось весело, беззаботно, потому что в ваши годы ни нужды, ни горести ещё не касались вас. Вы будете подрастать, начнёте понемногу входить в жизнь, а вместе с этим она будет вам казаться тяжелее и тяжелее. Когда особенно покажется она вам горькой, прошу вас, милые детки, раскройте св. Евангелие и читайте со вниманием и благоговением до тех пор, пока у вас станет легко и светло на душе. Это чудная книга! Она вам даст ответы на все ваши житейские вопросы, она облегчит вам все ваши невзгоды и горести, поможет вам переносить тяжёлые дни с терпением и покорностью воле Божьей, а в радости научит благодарности к Богу и надежде на Него. Читайте её почаще вашему семейству, познакомьте и его с этой книгой, дающей утешение и облегчение всем. Не прерывайте сношений со школой вашей, с своими учителями. Когда будете взрослыми, заботьтесь о ней. Приходите сюда, берите книги, читайте. Не забывайте и церкви Божией, ходите неопустительно по праздникам в храм. Некоторые из вас поют. Не бросайте пения и по выходе из школы. Церковное пение уподобляется славословию ангелов у престола Божия, а потому и поющие в церкви уподобляются им. На память же моей любви к вам и слов, сказанных мною, я даю вам эти священные книги и ещё раз прошу: читайте их, как можно чаще и внимательнее». Раздавая книги Сергей Александрович, в ответ на благодарность нашу, целовал каждого из нас. Благодарственный молебен, о благополучном окончании экзамена, отправились служить в церковь, которая находится в тридцати шагах от училища. После молебна были провозглашены многолетия по обычаю, начиная с Государя Императора, а в конце строителю и попечителю училища Сергею Александровичу, учащим и учащимся. Этим закончился наш экзамен.
Когда вышли из церкви, лошади Сергея Александровича уж стояли у школы, и чрез четверть часа, распрощавшись со всеми нами, он уехал к себе в Татево.
Праздник свв. Кирилла и Мефодия в Татево
Ежегодно Сергей Александрович устраивал детский праздник в Татеве. Для этого праздника, как самый подходящий день, выбран был день св. Кирилла и Мефодия учителей славянских, одиннадцатое мая. К этому празднику приглашались в Татево ученики из всех его школ, окончившие курс в этом году. Уезжая из Межененки в день нашего экзамена, Сергей Александрович не забыл и нас пригласить на праздник. Мы слышали уже об этом празднике от своих товарищей, окончивших раньше нас и побывавших там. По их рассказам этот праздник проходил торжественно и весело, а поэтому мы и ждали этого дня с большим нетерпением. Когда мы стали расходиться по домам после экзамена, учитель сказал нам, чтобы мы десятого мая все собрались в школу с утра. Незаметно пролетело время, и настал день нашего путешествия в Татево. Часам к девяти все мы были уж в школе. С утра день был хороший, тёплый, солнечный, но часам к одиннадцати на небе стали появляться небольшие тучки. Шли мы все в одних рубашках и, конечно, босые, сапоги же несли за плечами: путь не близкий - пятнадцать вёрст. Шли, не торопясь, с роздыхами, - пройдём три-четыре версты и в тень - на мягкую зелёную травку - полежать. Разговоров только и было, что о завтрашнем дне. Проходя деревнями толпой человек пятнадцать, во главе с учителем и помощником, мы вызывали любопытство и удивление крестьян, особенно же баб, который частенько спрашивали:
- Ах, родимые, куда ж это вас гонят?
Мы с гордостью отвечаем:
- Идём в Татево к Сергею Александровичу на праздник.
- А-а, это значит к Татевскому барину? Какой же это будет у него праздник, словно ж и праздника ни сегодня, ни завтра нет?
- Как нет, тётенька? Есть! Это вы только не знаете. Завтра праздник Кирилла и Мефодия.
- Нет, детушки, мы что-то такого праздника не знаем, да и не слыхивали.
- А ну-ка, тётенька, нет ли у тебя кваску, пить больно хочется, - говорит кто-то из нашей толпы.
- Есть, есть, родимые, только не обессудьте - квас-то немудрой, старый.
- Ничего, давай какой есть!
Мы окружаем крылечко избушки и садимся, кто на что может. Деревенские ребятишки окружают нас и, засунув пальцы в рот, с любопытством уставляются пугливыми глазёнками в нашу пёструю толпу. Баба выносит ведро квасу, и мы с усердием тянем тёплую, буроватую жидкость, именуемую в деревнях квасом.
- Слыхала я, детушки, - начинает опять баба, - про Татевского-то барина, все хвалят его, говорят, дюже добер барин. Много он настроил, говорят, школ, сколько мужицких детей - своих учеников - сделал, говорят, учителями, дьяконами и даже попами, - всех производит в люди. Дай Бог ему здоровья и долгой жизни, что мужиками не гнушается.
- Однако, тётенька, спасибо тебе за квасок! Прощай! А сколько вёрст вы считаете до Татева?
- Да вёрст восемь, либо девять будет. Заходите, соколики, попить, как будете назад идти! - кричит баба вдогонку.
Мы издали кричим:
- Зайдём, зайдём, тетёнька, - спасибо!
Пройдя ещё версты три, входим в лесок, опять отдых под тенистыми деревьями на мягком, сухом мху. Минуя лесок, поднимаемся на крутую гору и отсюда, как на ладони, перед нами открывается Татево: церковь, школа, парк и господская усадьба. Мы в восторге от вида на Татево, а ещё больше от близости цели нашего путешествия, так как все устали от ходьбы, больше же от жары. Мы ободряемся, оживаем, шаги ускоряются, - нетерпение одолевает поскорее добраться до отдыха. Через час, взойдя на гору, мы приблизились к училищу. Все как-то невольно затихли, сосредоточились, сделались серьёзными, лишь изредка некоторые перебрасываются короткими словами. Наконец-то добрались. Вот и школа. Глаза всех с любопытством устремляются на неё. Слышны шёпотом передаваемые замечания и впечатления: «Э-э, брат, вот так это школа, не нашей чета! Эвон, гляди-ко, длинная-то какая, а окна-то - шире дверей, а цветов-то что? Гляди, гляди, братцы, крыльцо-то, крыльцо какое большущее, да и холстиной затянуто!» На площади играют татевские ученики и другие, пришедшие раньше нас из более близких училищ. Всходя на террасу, мы видим Сергея Александровича за столом, окружённого множеством больших, деревянных чашек, наполненных выше краёв красными яйцами. Это он выскабливает перочинным ножом на каждом яйце буквы «Х. В.», чтобы завтра после обедни похристосоваться и раздать их ученикам.
- А, вот и Межененцы пришли! Здравствуйте, голубчики! - встретил нас Сергей Александрович.
Мы здороваемся.
- Ну, сядьте на скамейки, отдохните, сейчас вас напоят чаем.
В этот день училищные самовары кипят с обеда и до вечера, потому что ученики собираются постепенно. Через четверть часа мы с удовольствием пьём чай, закусывая мягкими, аппетитными булками. А Сергей Александрович беседует с нашим учителем и усердно занимается своим делом. После чаю, поблагодарив Сергея Александровича, мы окружили его, с любопытством смотря на его занятия. Он позвал одного из своих учеников и сказал: «Ну, дети, если вы отдохнули, вот этот мальчик сведёт показать вам наше училище, а потом пойдите до ужина погулять». Мои товарищи ушли. А я, как уже всё видевший и раньше знакомый со всем в Татеве, пошёл гулять. Внутреннее расположение Татевской школы такое. - Через дверь с террасы входите в прихожую, небольшую комнату. Направо дверь ведёт в раздевальню и столовую, довольно большую, светлую комнату. Здесь посреди столовой стоят два длинных обеденных стола. Передняя стена от входа занята двухэтажными нарами, выкрашенными жёлтой масляной краской, к ним же прикреплён и образ. У входной двери, в правом углу находятся такие же нары. У левой стены висит огромный медный умывальник с медным же большим тазом под ним, а около него дверь, ведущая в кухню и на чёрное крыльцо. Следующая дверь из прихожей, как раз против входной, ведёт в чайную комнату, она же и певческая. Тут стоит посреди комнаты длинный стол, у стен - посудный шкаф, фисгармония, нотный и книжный шкафы. На стенах висят гаммы нот в разных ключах, изображённые на картоне огромными знаками красной краской, - работа самого Сергея Александровича. Из певческой дверь направо ведёт в учительскую комнату, собственно спальню. Тут стоят железные койки, гардероб, комод, вообще имущество учителей. В класс ведут две двери. Одна - из прихожей, чрез вторую раздевальную комнатку, а вторая из певческой. Классная комната очень большая и светлая. По обеим сторонам её стоят парты в несколько рядов. В правом углу висят образа. Вокруг образов, вся передняя стена и боковые простенки между окон увешаны вышитыми полотенцами различной работы, все в русском старинном вкусе. Во всех местах, где только возможно, наставлены цветы, особенно много их в переднем углу около образов. В том, как развешаны полотенца и расставлены цветы, виден обдуманный план и художественный вкус. Благодаря такому оригинальному убранству, школа имеет нарядный, праздничный и торжественный вид. В передней стене класса, слева от печки, находится дверь, ведущая в комнаты Сергея Александровича, которых только две. Первая - небольшая, в два окна, выходящая в палисадник - служила ему кабинетом, гостиной и чем хотите, а вторая - ещё меньшая, в одно окно на двор - спальня. В первой комнате стоял мягкий диван, перед ним стояло несколько кресел и стульев, книжный шкаф и множество цветов. От входной двери в комнату Сергея Александровича, налево - лестница, ведущая в мезонин. Здесь три комнаты. Первая - большая, светлая - служила для художников - воспитанников мастерской, а две другие, небольшие - спальнями.
К восьми часам вечера собрались все ожидаемые ученики со своими учителями. Скоро нас позвали в столовую ужинать. Перед ужином пропели молитву «Христос Воскресе» и «Очи всех». Мы уселись за столы. Перед каждым из нас стояла маленькая белая миска, красная деревянная ложка и хлеб. Сергей Александрович уселся на краю одного из столов на стул, около него по обеим сторонам на скамьях разместились учителя. Ужин состоял из трёх блюд: щи с мясом, каша и молоко. В девять часов стали на вечернюю молитву в классе. Перед образами зажжена лампада, огни в лампах подвёрнуты, - в классе настал таинственный полумрак. Сергей Александрович положил начало: «Молитвами св. отец наших», один из мальчиков прочитал начальные молитвы (Христос Воскресе, вместо Царю небесный, пели). Другой мальчик, по возгласе Сергея Александровича: «Яко твое есть царство», читал вечерние молитвы. В средине молитвы пропели: «Свете тихий», в конце: «Аще и во гроб», вместо: «Взбранной воеводе» и «Ангел вопияше», вместо: «Достойно есть». Молитву закончил Сергей Александрович отпустом: «Господи Иисусе Христе». Пожелав Сергею Александровичу и друг другу спокойной ночи, мы пошли спать. К этому дню для нас приготовлены были чистые, набитые свежим сеном тюфячки с подушками и шерстяными серыми одеялами. Когда мы улеглись, вошёл Сергей Александрович, осмотрел нас - всем ли хватило места, удобно ль нам, и, пожелав спокойной ночи, ушёл, а мы усталые тотчас уснули крепким сном.
На другой день рано, часов в шесть, меня разбудил звон к заутрене, а так как к заутрени мы не ходили, то я опять заснул. В восемь часов все были на ногах. В классе спевались к обедне. Сергей Александрович заканчивал уже поливку своих цветов в палисаднике и на террасе, которые ему приходилось поливать постоянно самому. Покончив с этим делом, он сел на террасе и стал разговаривать с некоторыми учителями. Мы находились тут же. Иногда он подмечал какую-нибудь выдающуюся черту в характере или наружности какого-либо мальчика, сообщал своим собеседникам и сам так добродушно хорошо при этом смеялся. Ровно в девять часов зазвонили к обедне. Все двинулись из училища в церковь. Здесь читали часы. Мы стали впереди, хор поместился слева у боковой двери, Сергей Александрович в самом заду, около входной двери. В церкви свободно, прохладно, народу, кроме учеников, почти никого нет. В деревнях день Кирилла и Мефодия не считается праздником, да и немногие слыхали о нём, а поэтому все крестьяне заняты весенними полевыми работами; разве две-три старушки из ближней деревни, заслышав звон, придут помолиться. Часы кончились. Выходит на амвон диакон, воспитанник же Сергея Александровича, и громким, высоким тенором, возглашает: «Благослови, Владыко!» Из алтаря слышится в ответ тихий, в высшей степени приятный, симпатичный, слабый голос старичка священника, проникновенно и прочувствованно произносящего: «Благословенно Царство». В церкви слышится шелест и шум от поднимающихся и опускающихся для крестного знамения рук. Раздается сдержанный голос регента, тихо задающего тон. Секунда... и хор стройно громко, с силой, на слабый возглас священника, грянул: «Аминь». Гулко, торжественно пронеслось это «аминь» в прохладном воздухе под сводами каменной церкви. Обедня кончилась. Высокий голос дьякона чисто, отчётливо звенел в наполовину пустой церкви, и эхо вторило ему, отзываясь в отдаленных углах храма; а хор мощно, твёрдо повторял своё - «Господи, помилуй». Обедня продолжалась не более часу. После заамвонной молитвы, учитель поставил всех нас в два ряда посреди церкви, лицом друг к другу, от амвона до выходной двери. Затем стал раздавать каждому из нас по хоругви. Это были высокие лёгонькие древки с деревянными крестиками наверху, к ним прикреплены картонные хоругви, и на каждой из них была нарисована во всю хоругвь красной краской какая-нибудь славянская буква. Обедня кончилась. Старичок-священник с благообразной длинной седой бородой, в камилавке, с крестом в руках, за ним дьякон с Евангелием вышли из алтаря, и вся эта торжественная процессия двинулась из церкви. Хоругвеносцы - мы дети - впереди, позади нас причт, хор и все присутствующие. Выйдя из церкви, процессия направилась к школе. День ясный, солнечный, дует маленький ветерок, тихо колыхая и шелестя нашими оригинальными хоругвями. Хор поёт тропарь: «Яко апостолов единонравнии»... Чудный, простой и вместе торжественный этот вид невольно наводит на хорошие, отрадные мысли, вселяет в сердце светлые надежды на будущее. Эти маленькие дети, молодое поколение, будущие отцы семейств, несут в своих, пока ещё слабых, руках всю мудрость, всю науку мира, все надежды и на своё светлое будущее. Вздымая высоко это знамя, олицетворяющее собой самое важнейшее и необходимое в нашей жизни, они как бы собрались пройти весь жизненный путь под ним, призывая и других под тень его. Нет, никогда эти дети не забудут этого светлого момента в будущей своей серенькой, трудовой жизни, не повторится он ещё ни разу для них, а поэтому запечатлеется в памяти их навсегда. Будут они отцами, станут рассказывать своим детям о нём, при этом вспомнят с благодарностью и о человеке, который был виновником светлого дня в их детской жизни. Тут же между нами находится и «он», которого - по духу дела - смело можно назвать братом свв. Первоучителей славянских. Как св. братья, Кирилл и Мефодий, первые пришли просветить духовную темноту и невежество болгарских славян, так этот апостол, только не древних славян, а русских крестьян, первый двинулся на эту нищую духом Божью ниву и, своей горячей любовью к человечеству, своей верой в него, своей надеждой, что дело, начатое им, не заглохнет, - продолжится и после него, создал эту чудную, многознаменательную картину, которой могли бы любоваться все желающие. Дойдя до школьной террасы, духовенство и хор взошли на неё, а мы полукругом стали внизу у ступеней. Начался молебен Кириллу и Мефодию, после которого священник окропил всех св. водой, и мы двинулись обратно в церковь, где, поставив хоругви, стали подходить к кресту. Когда собрались опять все в училище, нас позвали в класс. Посреди класса стоял стол, на нём лежали книжки и стояли чашки с красными яйцами. Сергей Александрович стоял у стола, мы остановились перед ним. «Вот, голубчики, - обратился он к нам, - на память о сегодняшнем дне, я хочу раздать вам книжечки, в которых описаны - жизнь, труды и подвиги свв. братьев Кирилла и Мефодия. Конечно, вам уж известно, хотя вкратце, жизнь их, но, тем не менее, думаю, что эти книжечки не лишние будут для вас. Прочитывайте их хоть изредка. В жизни св. братьев много поучительного для нас всех». После этих кратких слов, Сергей Александрович начал раздавать нам книжечки в яйца. Из класса мы пошли в столовую, здесь был приготовлен для нас чай. Для Сергея Александровича, духовенства, учителей и старших чай устроен был на террасе. Приблизительно через час сели за обед, который был обильнее и вкуснее вчерашнего ужина, одним словом, праздничный. Потом нам роздали сласти: конфекты, пряники, орехи, пастилу. С обеда до вечернего чаю все разошлись, кто куда: мы, ребятишки, несмотря на сильную жару, высыпали на площадь и занялись играми - кто в крокет, кто в городки, некоторые ушли гулять в парк, другие в огород. Из училища неслись звуки музыки: внизу из учительских комнат слышна была игра на фисгармонии, сверху, из мезонина неслись звуки рояля. Сергей Александрович в это время, вероятно, отдыхал в своей комнатке. В четыре часа мы напились чаю, простились с Сергеем Александровичем и нехотя отправились домой. Мне всегда, когда приходилось отправляться из Татева, делалось как-то грустно, как будто что хорошее, светлое оставляешь тут: так весело и хорошо жилось всем в Татеве. Домой шли мы уж с одним помощником, учитель оставался на всё лето в Татеве.
Со следующего года я остался при Межененской школе и помогал учить. Мне поручались неважные уроки, например, помогать новеньким ученикам учить буквы, учить прямому и обратному счёту до ста по одной, по две, по три и т.д. При чистописании и вообще при письме следить, чтобы правильно писали буквы и держали руку, как следует, а также поручалось славянское чтение во второй группе. С этого времени и до сих пор, за исключением трёх лет дальнейшего моего образования, я все годы занимаюсь в школе.