Грузовое такси, пофыркивая и занудливо урча, пробиралось по заснеженной дороге. В кузове, крытом брезентом, оживленно переговаривались немногочисленные пассажиры. Все они, по наблюдениям Сергея, были друг с другом знакомы.
Четверо довольно крепких, молодых мужчин ехали на рыбалку. Они так заразительно и раскатисто смеялись, что Сергей невольно прислушивался к их разговору.
– Слышь, моя-то меня ни в какую не пускала, а я ей: да на дежурство я, на работу. Теперь уже звонит, выясняет, на какой я работе, – мужчина весело крякает, крутя головой. Его друзья смеются тоже.
Сосед Сергея справа, уже не молодой, интересный мужчина, молчит, ежится, словно желая спрятаться, поднимает воротник модного элегантного пальто. Привлекают его глаза: тоскливые, опустошенные. Он вроде и смотрит на дорогу, но взгляд отрешенный, безучастный, больше обращен в самого себя.
Сергей тоже частенько бывает в таком состоянии, и хотя ему очень хочется заговорить со своим спутником, не делает этого.
Кое-как доползло такси до перевалочной станции. Дальше – дорога асфальтированная и ходят автобусы. Мужчины вновь оказываются соседями, и тут Сергей не выдерживает:
– Промерзли? Одеты-то налегке. В гости приезжали?
– Да не совсем так, – на удивление охотно отвечает попутчик, – не в гости – на свидание.
Сергей вопросительно смотрит на него.
– К юности своей приезжал, вроде бы ее увидел.
И он вновь замолкает.
Сергей невольно задумался о том, как сложна и насыщенна человеческая жизнь и как велико и высоко чувство, зовущееся любовью, если вот так, за тридевять земель можно вдруг взять и поехать к своей юности.
Примерил все на себя, вспомнил раздольное село, высокие кедры, смешливую блондинку, в которую был влюблен, сопоставил с сегодняшним днем, с работой, с положением, с семьей и честно признался себе: воспоминания приятны, но поехать за тысячи верст на свидание с юностью он бы не смог.
Сергей с уважительным любопытством обернулся к соседу. Тот заметил этот взгляд, улыбнулся одними губами и произнес:
– Такие вот, брат, дела!
И потом за четыре часа дороги он поведал свою историю, в общем-то ничем не примечательную, но в то же время по-своему романтическую.
Валерий, так звали спутника Сергея, приехал в маленький городишко, в котором, как ни странно, был единственный, но все-таки вуз, куда он и поступил. И вполне понятно, что в основном там оказались студентки. Парней – по пальцам пересчитать.
Городок был тихий, больше напоминал современную деревню. От железной дороги он располагался в ста с лишним километрах, и все неудобства путешествия по маршруту дом – институт студенты испытали с первых же дней. Часть из них бросила храм науки, расположенный так далеко от цивилизации, те, что понаходчивее, умудрились перевестись со второго курса в другие города, а прочие грызли гранит науки, руководствуясь мудрым правилом: не место красит человека. Или более прозаичным: кому-то и здесь учиться надо.
Но было у здешних студентов и одно преимущество: почти всех поселяли в общежитии, а проблемы с квартирами не было совсем. Валерий стал жить на квартире. Хозяева, еще довольно крепкие старик со старушкой, выделили им, пятерым парням, свою «светлицу». Комната оказалась просторной и уютной, в ней всегда было тепло и чисто.
Валерий учился хорошо, ровно, с сокурсниками сошелся легко и просто, так как с детства отличался общительностью.
Родители души не чаяли в способном чаде. Одет он был даже очень хорошо, имел всегда деньги на карманные расходы, чем редко кто из его друзей в то время мог похвалиться.
Учеба шла успешно, благодаря отличной памяти Валерия и твердому его правилу: что бы ни случилось, занятий не пропускать!
Одним словом, жизнь текла беззаботно и довольно красиво. На шумных студенческих пирушках он всегда был кумиром, так как имел счастье закончить музыкальную школу, неплохо играл на гитаре и пел.
Девушки вздыхали и грустили оттого, что такой видный кавалер только и делает, что играет и поет, а так хотелось бы с ним потанцевать…
Сергей взглянул на Валерия и подумал: уж если до сих пор у него привлекательная, даже броская внешность, то в годы юности не одно девичье сердце томилось от избытка чувств.
И как бы отвечая этим мыслям, Валерий продолжил:
– Закрутился я в девичьем хороводе, польщенный особым вниманием девчат. И сам вдруг начал оголтело влюбляться.
Как-то одна из моих веселых подружек пригласила на день рождения. Принарядившись и купив подарок – куклу (я всем знакомым покупал куклы), пожаловал на именины.
Лиле, как и мне, жизнь давалась легко и просто, парни от ее красоты сходили с ума. Одним словом, мы друг другу подошли.
На дне рождения гости – знакомые и незнакомые – уселись за стол, я, конечно, тост за красоту и вечное здоровье Лилечки поднимаю. Ну и оценивающим взором окидываю приглашенных. Вижу, сидит в углу высокая дивчина. Наряд её простенький отметил, темненький костюмчик с манишкой, какие носили в то время. И брови свожу:
– А вы, что – не хотите за счастье подруги выпить?
Как подняла она на меня глазищи – я даже оробел. Хорошо, девчонки выручили:
– Не трать время попусту, она неизлечимо больна трезвостью.
Я картинно развел руки.
Когда мы пели песню, в общем хоре голосов я выделил ее чистый, красивый голос и еще раз взглянул на нее. Она перехватила мой взгляд и заметно покраснела.
«Деревня!» – подумалось мне.
Во время танцев она все сидела в уголочке, и Лилия попросила меня пригласить ее. Под моим испытующе-внимательным взглядом она краснела и не поднимала глаз, танцевала неловко и скованно.
– Где ты откопала это «сокровище»? – поинтересовался я у Лилии. Та сказала, что это гордость их группы и доверительно сообщила:
– Может, за это когда контрольную мне напишет.
А вечером попросила:
– Проводи ее, приберусь в комнате и буду тебя ждать.
И я пошел провожать «деревню», которая жила у черта на куличках и оказалась не такой уж тихоней.
Она пару раз так ловко отбила мою словесную атаку, что мне расхотелось паясничать и я с интересом стал расспрашивать о ней. Оказалось, что она знает меня давно и хорошо, а я вот ее не замечал. Потом, поднимаясь в гору, я рыцарски подал ей руку, но, не удержавшись, так хлопнулся, что увлек ее за собой, и оба мы полетели с кручи.
Благо, еще снега много было.
Как звонко она смеялась! Не обиделась нисколечко, помогла найти мою «драгоценную» папаху, и мы кое-как выкарабкались наверх. А у дома подала мне руку, и я, глядя в лучистые глаза, чуть задержал ее в своей ладони.
Она нахмурилась вдруг, вырвала руку, бросила «спасибо» и юркнула во двор.
Помню, тогда подумал: а глаза у нее красивые!
Есть все-таки в человеческой натуре что-то поперечное: мной, так сказать, интересовались кукольные красавицы, а я вдруг увлекся скромной девушкой с красивыми глазами и отнюдь не точеной фигурой.
Нет-нет да и заглядывал я в Лилину группу, беседовал с ней, а сам косил взгляд в ту сторону, откуда также исподтишка следили за мной огромные глаза.
Недаром говорится, любовь с глаз начинается – понравились мне сначала глаза ее необычные, меняющиеся ежеминутно, и ямочка на подбородке. Забавным казалось ее поведение. Она не хотела проявлять ко мне неравнодушия, глаз, проходя мимо меня, не поднимала, но если я с ней заговаривал, загоралась ярким румянцем.
Но плохое в себе побороть трудно….
Друзья ухмылялись:
– Задержался ты что-то на Лилечке? Или новую не подобрал?
И надо же было мне однажды не сдержаться и прихвастнуть:
– Подобрал, может, оцените, – и я показал взглядом на ее портрет (мы у стенда, где фотографии лучших студентов помещены, стояли).
Мой сосед по комнате даже присвистнул:
– Это ты, брат, хватил. Во-первых, не твоего поля ягода, во-вторых, ребята ее все уважают.
И я, как рысак, закусивший удила, не мог остановиться.
– Они – ее, она – меня.
– Ну, это тебе показалось.
Бросив что-то вроде «слепой сказал – увидим», я гордо удалился.
А вечером мы впервые поссорились. Самый старший из нас (он учился после армии) урезонивал меня:
– Не смей к этой девушке подходить, понял?
Меня бесило их желание помешать мне. В душе я и сам не относился к Ирине так, как к прежним своим подружкам. Она была иной. Но «всем чертям назло» я пошел напролом.
Порвал с Лилечкой, чем огорчил ее ненадолго: она вскоре забыла обо мне или вид делала, что забыла. Не знаю. Стал искать встреч с Ириной.
Из кино, с танцев Ирина постоянно шла в окружении подруг, и когда я, появляясь, начинал разливать «трели», она больше молчала.
Шло время. На 8 Марта я отправился в общежитие. Встретили более чем весело. Девчонки умеют отмечать женский праздник: что только они ни умудрились напечь и наготовить! Но, к моему удивлению, пир без вина задуман был…
Я несколько не рассчитал своих возможностей: оказывается, на трезвую голову у меня не так гладко шла беседа, и, вообще, меня вдруг охватило незнакомое ранее чувство скованности. И все же мы много пели, смеялись и танцевали, а уходя, я вручил Ирине подарок – открытку и флакон рижских духов.
– О! – защебетали девчата. – А мы и не догадывались, за кем из нас вы ухаживать изволите.
Они накинули на смущенную, растерявшуюся Ирину пальто и вытолкали ее из комнаты:
– Проводи гостя!
Так впервые мы гуляли по ночному, тихому городу вдвоем, обрадованные этим уединением и несколько удрученные им. В ту ночь мы прошли по всем улицам и аллеям парков, и, наверное, я впервые для себя открыл: как это прекрасно идти рядом и молчать, и знать то, о чем молчишь!
Правда, испортили прелесть нашего свидания мои друзья – откуда вынырнули, непонятно.
– Нашел новое увлечение! – бросили нам вслед.
Я не мог не заметить, что вздрогнула она, как от пощечины, и ускорила шаг, но на крыльце общежития подала мне руку и просто сказала: «Спасибо за вечер».
Ушла стремительно, я ничего не успел сказать в ответ. Поразился только одному: крепкая дружба у девчат – строго и тихо встретили подругу у дверей, будто всю ночь караулили.
Я ловил на себе насмешливые взгляды, когда выстаивал у ворот института в ожидании Ирины минуты, а порой и часы. Еще неуютнее чувствовал себя на танцах: после наряженных куколок-партнерш Ирина казалась уж очень простенькой в своих ширпотребовских ситцевых или, на крайний случай, штапельных платьицах, со скромной, на старинный лад уложенной тяжелым жгутом на затылке косой.
Она была очень ранима, понимала мое смущение, порой сжималась под оценивающими взглядами девиц, но старалась держаться гордо, и только однажды горько расплакалась и убежала, когда в день моего рождения, поздравив меня и с сияющим лицом вручив плюшевого Мишку, заметила иронические взгляды собравшихся и груду подарков на столе. Как обиженно дрогнули ее губы, как по-детски наивно капнули крупные слезы из глаз!
Я, забыв про гостей, бросился за ней, но это оказалось напрасным…
Она долго избегала меня, а я вдруг ощутил, что мне не хватает ее чуть усмехающихся, все видящих глаз, ее тонкой иронии, обаятельной простоты и так много значившего молчания. Я тосковал каждый вечер, томился, злился и психовал, корил ее за чрезмерную щепетильность, валялся часами в постели, разглядывая бесцельно потолок.
И вдруг ни с того ни с сего мои друзья «зауважали» меня, даже советы полезные взялись давать, а некоторые из защитников Ирины вдруг перешли в нападающие:
– И чего гнет из себя, к ней серьезно, а она…
А она взяла да и пришла к нам в дождливый осенний вечер. Я от неожиданного визита растерялся, пытался что-то говорить, парни услужливо подставляли ей стул, а она, робко шагнув в комнату, только и сказала:
– Ты мне очень нужен!
Мы вышли из дома. До сих пор не знаю, зачем я ей был нужен, скорее всего мы оба были друг другу необходимы…
Пожалуй, больше мы не ссорились, и за всю жизнь я не могу вспомнить более светлых дней в моей жизни. Не было в мире тогда лучшего города, чем наше захолустье, солнца более яркого, чем в те дни…
Но осенью, по настоянию своих родных, я остался в своем городе. Перевелся в местный, открывшийся недавно вуз. Новые впечатления, новые встречи, новые друзья затмили мою прежнюю жизнь, и я все реже и реже вспоминал о простенькой девушке, которая из моего шумного далека казалась мне вновь «деревней». Она тоже не прислала мне ни одного письма.
А потом была работа, поездка на долгие годы за границу. Вернувшись, я до боли в сердце ощутил тоску по родным местам. Побывал в городе, где родился и рос, в селе, где жила моя бабушка, съездил к друзьям, а душе все чего-то не хватало. И когда я понял, что это «что-то» – захолустный городок, в котором прошли три года юности, меня потянуло туда с такой силой, что я не смог не поехать. И вот видите, съездил.
Городок, как ни странно, мало изменился за довольно длительный промежуток времени, как законсервированный стоит он на земле, и живет в нем веселый люд, зовущийся студентами, очень похожими на нас прежних.
Побродил я по тихим улочкам, подышал морозным свежим воздухом – и будто бы вновь вернулся в те далекие годы, когда в душе бодрость и сила. Словно жизнь вернулась к началу, когда кажется: нет и не может быть преград, а надежды сбудутся непременно.
Валерий замолчал.
– А она? – спросил Сергей.
– Она? Уже лет пять, как живет в Москве. Крупный ученый. Больше, пожалуй, мне и знать-то не надо.
Он обернулся к Сергею и, грустно улыбнувшись, добавил:
– Знаете, в толпе модниц я теперь всегда стремлюсь отыскать взглядом скромную девушку, и на душе почему-то становится теплее, если вижу такую. Странно, да?
Он замолчал.
А Сергей подумал: «Ничего странного. Вот только жаль – прозрел поздно».