Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».
Глава 277. Балтийское море. ВМБ «Балтийск». БПК «Свирепый». Мир и мы. Предновогодние письма. Прощание с Оленькой 10-26.12.1973 г.
Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: Прощание без прощения.
В предыдущем:
Эх, судьба, судьба-копейка!..
Закрутилась как монетка.
Зазвенела, заюлила,
Жизнь на плоскость положила.
Ни ребром, ни той сторонкой,
Чьей хотелось быть над Роком,
А другой, простой и гладкой,
С цифрой, - краткой и печатной.
Только что пришли из сонного «ниоткуда» эти незамысловатые строки, навеянные карандашными торопливыми строчками письма Оленьки, – незнакомки из летней электрички «Москва – Калуга 1» в моём отпускном июне 1973 года. 16 октября 1973 года она писала мне в искреннем порыве письмо, которое я воспринял как прощальное – с прощением и прощанием навсегда…
- «Здравствуй Саша! Сразу же извиняюсь за то, что пишу карандашом, но все мои авторучки разом вышли из строя, и для того, чтобы они действовали нужны новые стержни, ты меня простишь, конечно».
- «Получила все твои письма. Большое спасибо: ведь я узнала о тебе много такого, что больше всего ценится в человеке. Но признаться, я оказалась в большом затруднении; я ещё не вполне осознала, как и что ответить тебе».
- «Так вот, решала я начать… с той поездки в электричке, где началось неожиданное для меня знакомство с тобой».
- «Я читала повесть Колдуэлла. Не помню её названия, но смысл и события повести хорошо помню. Там говорилось о рядовой американской семье уже в наше время и о главе этого семейства. Это был чудак для постороннего человека, смешной человек, ненужный и неспособный сделать что-либо полезное. А я думала о том, что он «человечнейший из людей», несмотря на свои недостатки».
- «И всё-таки он смешон и получает по заслугам за своё излишнее доверие к миру. И ещё я думала, что может быть, у половины рода человечества коверкается жизнь из-за подобного доверия. И это уже не смешно, а я всё-таки смеялась… над собой, так как я тоже из них».
- «Я смотрела в окно и радовалась, была почти счастливой от увиденного там. Несмотря ни на что, я была счастлива…».
- «А теперь… я до сих пор не могу поверить в истинность твоих чувств ко мне. Я верю в твою искренность, не сердись за эти слова. Я сейчас всё объясню».
- «До тебя я была знакома со многими людьми, и как всегда, расплачивалась за веру в них. Мне не хотелось жить от обиды, от сознания своей беспомощности».
- «Потом приходила злость на себя, на людей и желание мстить им. Но раны заживали, всё же осталвляя слпды, и я продолжала жить так же доверчиво, как и прежде, до нового удара».
- «Сашенька, ведь это я пишу не просто про себя, а должно быть и про всех людей. Поэтому я воспринимаю свою сдьбу, как должно».
- «А теперь о тебе. Тебя я заметила сразу, ещё в тамбуре. Когда ты сел напротив, я сразу подумала, что ты должно быть именно из тех людей, которым можно верить. Я уже писала тебе, что, прежде всего, я заметила твои честные прямые глаза».
- «Но я подумала тогда, что я далека от тебя и о возможности знакомства с тобой я не могла даже подумать. Я, казалось мне, могла бы ранить тебя накопившейся обидой и злостью».
- «Ты прекрасно понял тот сонет Шекспира, рассказанный мной. Теперь расцени его ещё и с этой стороны. Ведь я думала, что недостойна твоего чувства, уже не мечтала о таком отношении к себе».
- «Саша, ты пишешь, что желал бы увидеть меня. Если ты приедешь ко мне до Нового Года, то ты ещё застанешь меня. Но позже я еду к своей старшей сестре…. Я очень хочу увидеть её… У меня две сестры, которые для меня значат очень многое, которых я люблю и чту безмерно. Даже эти слова очень мало говорят в сравнении с моим чувством к ним».
- «Если ты всё же добьёшься отпуска раньше, то приезжай. Если нет, что ж – такова судьба. Пора кончать, я думаю. Буду ждать ответа. До свидания. Оля»
Как мне не хотелось говорить Оле - «До свидания»!
Как я жаждал встречи и общения «вживую» с Оленькой!
Сколько страсти, нежности, силы и ласки я бы выплеснул ей в её скрипично-нежные руки, которые даже карандашом писали письмо так, что я невольно робел перед её безупречной грамотностью и прекрасным литературным стилем письменной речи!
Как мне хотелось защитить её, отогреть её сердце, заласкать её поцелуями и объятиями!
Писать ей письма было мучительно сладко и очень ответственно, потому что я уже понял, что Оля переживала в своей жизни-судьбе страшную личную трагедию…
Там у неё было всё очень и очень серьёзно.