Про поэта

Олег Константинович Вавилов
   Поэт шёл по Невскому. Стряхивая с неухоженной бороды капли грязного дождя. Его синие джинсы, купленные три месяца назад на Троицком рынке уже изрядно обтрепались, хлопая мокрыми штанинами по побитым китайским кроссовкам, перемазанным песком и грязью. Откуда бы взяться песку в центре города? Неоткуда, по-идее. Так, собственно, и поэту в общем-то неоткуда взяться нынче на Невском проспекте.   
   Парадокс, казалось бы. Здесь все больше торопыги менеджеры разных видов водятся, сумасшедшие туристы и залетные прохожане бегают, не считая бизнесменов и прожигателей жизни. Так что...
   Ну да ладно. Шёл, короче говоря, поэт по проспекту и плакал. Говорят, что мужчины не плачут. Совсем не так. Плачут и ещё как! Только тихо и незаметно. Без ажиотажности. Чтобы никто не видел. А поэт наш был именно мужчина. Уж поверьте. Худой, но жилистый, широкий в плечах и с ранениями. В теле и душе. Не так давно из "горячей точки". Но поэт. Точно вам говорю. Правда в Союзе Писателей не состоявший, регалий и коштов не имеющий, но, ёлки зелёные - поэт. Божьей милостью. Дотация от государства у него была, конечно. Не за дар его, а за левую руку, в горах оставленную. Небольшая правда. Сигареты и водку купить можно. Раз в месяц. Ему, если честно, водка раз в месяц - маловато. Каждый день, немного, ну стакан - это нормально. А раз в месяц, это тьфу. Дрянь, а не дотация. Но поэт не был алкоголиком. То есть, по общепринятым нормам, может и был, но откровенно говоря, нет. Хотя даже если и алкаш, что с того? Вот Есенин, Сергей, что не выпивал? Выпивал. И что? Школьники стихи его учат и никому это не мешает. Так что...
Шёл он, шёл, промок совсем под холодной осенней жижей и дойдя до Дворцовой остановился. Залез на столб фонарный, рот в поросли курчавой оскалил и как закричит:"Доколе, люди,- кричит. - Доколе слезы людские на зонтики и капюшоны принимать будем? Раздевайтесь люди! Догола! Примите на плоть свою незащищенную, капли пота рабов и страдальцев. Слезинки украденных детей и изнасилованных женщин! Испарину больных любовников и нервные бисеринки лжецов! Примите и осознайте, что все это - суть дождей мира".
   Так вот кричит он, а толпа собралась внизу немалая. Большая толпа собралась. И жандармы среди них. В лазоревых мундирах. С глазами пламенными и дубинками железными. Зубами щелкают, наручниками блестящими звенят. Непорядок случился! И где? Возле королевского дворца.
   Подкрались они к поэту и хрясь, на землю его. Попинали ногами и увезли с собой. И в отделении били ещё. До крови. А поэт возьми, да и умри. Разом. В обезьяннике прямо. Сотрудники перепугались, а толку? Умер поэт. Все. Ушёл, невольник чести. Че теперь делать-то? Нечего делать. Конец, короче.
   А книжку так издать и не успел. Собирался, да времени не хватило. То жена, то дети. То в магазин надо за свеклой.
Такие дела, в общем.