ЧТО ИСКАЛИ НАЦИСТЫ В АРХИВАХ ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЙ ?
Меня часто спрашивают, почему я свои классические публикации редко предваряю посвящением какому-нибудь лицу или группе лиц, сыгравшим значительную роль в моей жизни и творчестве. Лишь «Моя Винница» посвящена «Памяти уже ушедших от нас моих друзей детства и юности, памяти наших учителей» …
Я и сам задумывался над этим, но как-то не желал выделить одних, вызвать зависть у других…
А потом меня всё-таки совесть заела: неужели не могу я хотя бы чем-нибудь отблагодарить работников винницких архивов. И я решился написать статью, близкую им по «архивному духу».
И вот, наконец, тема моей статьи и профессия группы лиц, которым я немалым обязан, оказались настолько близки друг другу, что не воспользоваться этой редкой возможностью было бы просто непростительно. И я имею полное право торжественно заявить: эта статья
ПОСВЯЩАЕТСЯ РУКОВОДИТЕЛЯМ ВИННИЦКОГО ОБЛАСТНОГО ГОСАРХИВА И
АРХИВА УПРАВЛЕНИЯ МВД ПО ВИННИЦКОЙ ОБЛАСТИ.
В чём, спросите вы, их особая заслуга? Отвечаю без всяких раздумий и колебаний.
Первые из них проявили недюжинную заботу о моём здоровье, предотвратив, под угрозой потери своего доброго имени, мой контакт с задустованными документами времени оккупации Винницы вермахтом. Представьте себе, с одной стороны, уведомление архива на весь мир о доступе к этим документам без ограничений, с другой — и так уже пошатнувшееся от борьбы с исказителями фактов, касающихся оккупационного времени, здоровье архивиста-неспециалиста. А кому не известно, что дуст (ДДТ) обладает острым токсическим действием на человека?
Почему же, не предугадав, что и в послеоккупационных материалах я выужу что-то об интересующем меня времени, я был допущен к столь же задустованным документам 1945-го и непосредственно следующих за ним годов? - объяснить, конечно, трудно. Можно лишь предположить, что эти, столь же тщательно припрятанные архивариусами - под присмотром компетентных органов - материалы, содержали менее токсичный ДДТ. И действительно, вот уже второй год пошёл после опасного эксперимента над собой — а я пока ещё в состоянии работать над, как оказалось, не напрасно до сих пор скрываемыми материалами этого времени.
И в МВД, несмотря на мой вызывающий подозрения интерес ко времени оккупации 1941-1944 г. г., встретили меня как самого дорогого гостя. И не могли (от удивления, что ли, откуда такой дурень взялся?!) на меня наглядеться. Посему просили прийти ещё и ещё, а на 9-й день подарили мне что-то подобное пластмассовому прянику. Знаете, продают такие, в виде сердечка, на ярмарках: не съедобный, но повесишь на гвоздик в кухне — и вспоминается во всех подробностях гостеприимность сотрудников архива Управления МВД Винничины. А Указ Президента им — не указ. Как в добрые советские времена: кем, по совести говоря, был Калинин с ссыльной женой против Берия с его сексуальными атаками на жён своих подчинённых, на дочерей арестованных в годы террора НКВД, пр.?
О визите в архив МВД я уже писал (http://www.proza.ru/2015/09/14/2039), «пластмассовый пряник» представлял на фото, но как не вспомнить ещё раз о приятном?!
Итак, повторяю:
пытавшимся остановить (в моём лице) время перемен в Украине
ПОСВЯЩАЕТСЯ.
***
Я напоминаю, что уже кратко касался состояния Винницкого областного архива в годы оккупации, визитов туда немецких специалистов (http://www.proza.ru/2016/08/31/65). Там же сообщал я, что первая и, скорее всего, единственная публикация на эту тему принадлежит перу бывшего директора архива (1996-2009), доктора исторических наук Сергея Дмитриевича Гальчака: “Державний архів Вінницької області в період нацистської окупації” Это, как я позже выяснил - из ”Міжвідомчого збірника наукових праць «Архівознавство. Археографія. Джерелознавство.», т. 5, Київ, 2002, стор. 86-94.”
Казалось бы, на чёрта нацистской Германии архивные материалы Украины: стоило ли отвлекаться им от фронтовых событий, где всё уже к зиме 1941-го года пошло не совсем так, как предполагалось? И стало ясно, что блицкриг провалился.
Ну ещё понятно, что особо ценные в историческом плане архивные материалы можно было бы вывезти в Германию. Не помешали бы - с пропагандистской целью - и архивы НКВД. Однако в обычных архивах особо ценного было не много, чаще — ничего, а чекистские архивы были частично уничтожены самими дзержинцами, частично отправлены вглубь страны. Так было, по крайней мере, в Виннице.
Оказывается, в связи с начавшейся колонизацией (или, как по-другому выражались, германизацией) Польши и Украины, решено было искать «Deutschtum» – очаги самобытных черт немецкой нации - на захваченных восточных территориях. Туда были направлены из Рейха молодые специалисты, чтобы охранять, привести в порядок архивные материалы, извлечь свидетельства «дойчтума» и передать их в немецкие архивы.
Что касается польских архивов, то их ограбление немцами началось ещё в период Первой мировой войны и интенсивно продолжалось с осени 1939-го года. С лета 1941-го года такая же участь постигла и архивы Украины, Белоруссии, советской части Прибалтики и частично - России.
Присвоение архивных материалов, находящихся в других странах, немцы обосновывали так называемым Provenienzprinzip Под этим подразумевается порядок, при котором архивные материалы собираются и располагаются в соответствии с их происхождением. (В библиотеках, наоборот — в зависимости от темы, территории, персон, пр. Правда, эти различия исчезают, когда в библиотеках отдельно выделяются, например, книжные собрания какого-либо известного лица, а в архивах в одном месте находятся карты, в других - планы, фотографии, подшивки газет, и т. д. различного происхождения.)
Посему, прежде всего «законно» пересылалось в архивы Германии всё, имеющее как бы немецкое происхождение. Невольно, учитывая условия оккупации, пришлось кооперироваться с немецкими архивариусами и местным (польским, украинским, пр.) архивным работникам, отбиравшим для захватчиков архивные ценности, материалы на немецком языке, прочее из выше указанного «дойчтума».
Следует подчеркнуть, что количество награбленных в Польше архивных материалов было значительно большим, чем в Украине. Вследствие этого - и сложностей перехода архивов из Польши в архивные учреждения Германии. Послевоенные споры о правомерности этих перемещений, о необходимости возвращения архивов обратно в Польшу были весьма интенсивны. Отсюда, как «побочный продукт» этих споров — детальное исследование ранее малоизученных архивных материалов. Такой вот парадокс!
Архивное дело на Украине в результате Первой мировой войны и частой смены властей (1914 -1920) было весьма расстроено, многие ценные материалы утрачены. К началу Второй мировой войны структура архивных органов республики более или менее стабилизировалась, однако чистки во время террора конца 30-х годов вызывали многократную смену персонала и руководства архивов. Тогда же Сталин заклеймил «архивных крыс» и «лживую работу историков», чьи исследования и выводы из них не соответствовали политической линии партии. Собственно, давление на работников архивов началось ещё ранее, что видно из материалов Второго всеукраинского архивного съезда (Архивное дело 3-4 (28-29) (1932), стр. 71-73). Разворачивалась постепенная замена архивных работников «буржуазного происхождения» таковыми «рабоче-крестьянского происхождения», которых к 1938 г. стало две третьих. С марта 1939 г. архивы Украины были переведены в подчинение НКВД.
Как это не печально, но, по моему опыту контактов с винницким Гособлархивом, шлейф этой переподчинённости архивов Украины три четверти века тому назад тянется до настоящего времени.
Перед вторжением нацистских войск в СССР на Украине существовало 53 госархива (семь — центральных, 23 — областных с 21 филиалом). Это — не учитывая 811 малых архивов (746 — в районах и 65 — в городах).
В 1941-1943 г. г. Управление госархивами НКВД УССР находилось в городе Златоусте, Челябинской области.
В письме Г. Винтера (см. ниже) Роланду Зеебургу-Эльферфельдту (Roland Seeberg-Elverfeldt, 1909-1993, прусско-немецкий архивариус; фото 2, 1936 г.) от 06.10.1951 о состоянии украинских архивов в начале войны с СССР сказано следующее: «На первый взгляд виделось в украинских архивах, возможно, весьма сильно, незавершенное, временное, однако если знать, что до 1918 года имелись только два университетских архива в Киеве и Харькове, что собственно организация архивной службы началась лишь в 20-е годы, можно оценить по достоинству содеянное» (Bundesarchiv, Koblenz, Nachlass Winter, N 1333/2).
Это, конечно - при очень низкой доступности архивов, причём лишь для избранных лиц, чего немецкие специалисты в деталях знать не могли.
Учитывая польский опыт выше упомянутого Р. Зеебурга-Эльферфельдта и других (до конфискации немцами архивов там успевало кое-что исчезнуть и многое приводилось в беспорядок), архив во Львове был взят под охрану и контроль уже через два дня после овладения города вермахтом, то есть, 1-го июля 1941 г. Летом того же года Р. Зеебург-Эльферфельдт во время недельной командировки вместе с австрийским историком и архивариусом Францем Станглицей (Franz Stanglica - 1907-1946, погиб при невыясненных обстоятельствах в плену у американцев) конфисковал госархивы в Луцке, Ровно, Пинске и Тернополе, а также — районные архивы в Чорткове и Дубно. Эти архивы были также взяты под охрану вермахтом, местным служащим наказывалось наблюдать за архивными материалами. Вся работа велась по указанию Эриха Рандта (Erich Randt,1887-1948) — немецкого архивариуса и историка, возглавляющего архивную службу генерал-губернаторства (Польша, Западная Пруссия, Галиция, Волынь; фото 5).
В октябре 1941 г. началась транспортировка архивов польских министерств (финансов, юстиции, внутренних дел и почт), прежде вывезенных из Варшавы в Дубно и Здолбунов, снова в бывшую столицу. Честно говоря, смысл этого и других перемещений архивов для меня остался непонятным, но пишу я об этом, чтобы показать, что немецкие архивариусы в ходе тяжелейшей для Рейха военной кампании носились с польскими (французскими, украинскими и пр.) архивами как «дураки с писаной торбой». На самом деле, архивы, например, польского почтового министерства находились в 19 мешках; архивы же министерства юстиции Польши — в 27 ящиках (как «дураки с писаными сундуками»?).
После взятия вермахтом Киева 17-го сентября 1941 г. Эрнст Ципфель [Ernst Zipfel (1891-1966) — директор Рейхсархива в Потсдаме (1936-1945), одновременно с 1938 г. - руководитель Архивного научного института (фото 4, 1938 г.) и в 1944 г. примерно семь месяцев — комиссар Тайного архива. Э. Ципфель входил в Оперативный штаб Розенберга и был ответственен за переправку награбленного в Рейх. Einsatzstab Reichsleiter Rosenberg (ERR) - нацистская организация, занимавшаяся конфискацией и вывозом культурных ценностей с оккупированных территорий. Конкурировал с А. Розенбергом, что касается грабежа культурных ценностей, подобный штаб Рейхсмаршала Г. Гёринга.] решил немедленно направить туда опытного служащего. Выбор пал на Георга Винтера, который в то время служил в Париже. Для выполнения этого поручения, которое Э. Ципфель характеризовал как большое, очень ответственное и требующее собственных решений, не надо было, по его мнению, ни знаний славянских языков, ни истории восточноевропейских земель. Для Э. Ципфеля, кроме опыта архивной работы Г. Винтера, имело значение то, что в Первую мировую войну тот солдатом сражался на территории Украины (фото 6). Комично, не правда ли?
Немного подробнее — о Г. Винтере.
Georg Winter (1895-1961) изучал историю в 1918-1921 г. г. в Берлинском университете, защитил диссертацию, в 1921-1922 г. г. специализировался в Архивном научном институте, после чего был зачислен ассистентом в Государственный тайный архив. В 1927 г. стал Советником Госархива, в 1930 г. - руководителем Архивного научного института, в 1938 г. - директором Госархива. В 1940-1941 г. г. Г. Винтер служил в Париже (фото 7, 1940 г.), а в 1942-1944 г. г. возглавлял в Киеве Управление архивов, библиотек и музеев, подчинённое Рейхскомиссариату Украины (фото 9, карта 1942 г.). В сентябре 1943 г. Г. Винтер руководил вывозом экспонатов Музея западноевропейского искусства из Киево-Печерской лавры. В 1944 г. переведен в Берлин, в 1945 г. короткое время возглавлял Тайный архив, затем работал в архиве Ганновера и руководителем архива в Люнеберге.
В 1952 г. Г. Винтер организовал и возглавлял до выхода на пенсию в 1960 г. Федеральный архив ФРГ в Кобленце - фото 8, 50-е годы. (Именно там я начал знакомство с некоторыми материалами времени пребывания Г. Винтера на Украине).
Формирование Г. Винтера как специалиста по работе с архивами происходило под влиянием Альберта Бракманна (фото 1, 1936 г.). Albert Brackmann (1871-1952), историк - один из основателей Архивного научного института. Считал первоочередной задачей выселение поляков, украинцев и евреев с оккупированных территорий и заселение последних немцами. С 1936 г. - на пенсии, но продолжал литературную и пропагандистскую деятельность. В день 70-летия А. Бракманна - 24 июня 1941 г. - его посетили, во главе с фюрером, главари нацистского Рейха Гёринг, Фрик, Риббентроп; ему был вручён высший орден, которым награждались учёные - «Adlerschild des Deutschen Reiches».
Как раз в том же 1941-м году, с конца октября до конца ноября Г. Винтер посещает архивы Полтавы и Харькова - городов в южных тыловых районах немецких войск, а также - Киева.
Он видит почти равнодушное отношение к сохранению оставшихся там архивных материалов со стороны армейских служащих, весьма поредевший состав работников архивов. Узнаёт, что многие материалы были перед вторжением вермахта в эти города сожжены, часть архивов увезена в Сибирь. Г. Винтер взял архивные собрания в посещённых им городах под охрану, обязал оставшихся служащих заботиться о фондах и сообщать ему об обнаружении материалов, касающихся «дойчтума». Попытку организации более или менее самостоятельного «Украинского центрального исторического архива» Г. Винтер немедленно пресёк, а лиц, стремящихся к «украинизации» архива, в штат сотрудников не включил.
А, вообще-то, перед Г. Винтером - после месячной командировки - стояло столько сложных вопросов (включая, например, координацию совместной работы с Оперативным штабом Розенберга — см. выше), что о принятии каких-то важных организационных решений самостоятельно не могло быть и речи.
Многочисленные переговоры в Берлине длились примерно полгода — и только в конце мая 1942 г. Г. Винтер снова появился на Украине. Ему было поручено конфисковать архивы, обеспечить их сохранность, по возможности возвратить на места вывезенные материалы, как можно быстрее использовать архивы для немецких служб (политики, управления, научных исследований). Необходимо было срочно восстановить описания фондов, каталоги, которые были вывезены советскими властями при эвакуации.
Поэтому Г. Винтер, в сопровождении двух переводчиков, опять совершил поездку (до середины августа) по городам, где имелись архивы. Он посетил - с юга на север - Николаев, Херсон, Днепропетровск, Запорожье, Мелитополь, Полтаву, Харьков, Кривой Рог, Кировоград, Кременчуг, Киев, Винницу, Житомир, Бердичев, Чернигов и Гомель. По каждому архиву были составлены заключения и отправлены в Потсдам Э. Ципфелю.
Кстати, Г. Винтеру пришлось подписать обязательство не разглашать известное ему о деятельности Оперативного штаба Розенберга.
И везде Г. Винтер призывал персонал архивов к порядку и активности (зная, что архивным работникам платят нерегулярно и что выдача им продовольствия налажена плохо).
С целью облегчения работы Оперативного штаба Розенберга Г. Винтер вывел большие архивы (областные, исторические госархивы) из-под подчинения украинского самоуправления и передал их соответствующим службам Генералкомиссариатов. Он подчёркивал особую важность архивов, касающихся фольксдойче (лиц, имеющих немецкие корни) и евреев. В Николаеве он обнаружил документы на немецком языке об основании деревень немецких колонистов. В Запорожье выявил два фонда документов о меннонитах - лютеранской секте. В Днепропетровске в наличии оказался (единственный не вывезенный при эвакуации!) партийный архив, привлекший особый интерес Г. Винтера. Он приказал его переформировать (лично указав детали) на немецкий манер, что заняло вместо ожидаемых двух недель целый год времени.
В Киевском центральном историческом архиве в 1929-1932 г. г. существовало еврейское отделение, которое потом стало Закрытым фондом. В 1941 г. советские власти увезли 154 из 225 личных собраний этого фонда (33 723 единиц) и каталог, но всё ещё оставалось примерно 16 000 единиц (актов) объёмом в 50 куб. метров. Г. Винтер дал команду подготовить эти материалы для Оперативного штаба Розенберга и для Института по изучению еврейского вопроса (Institut zur Erforschung der Judenfrage) во Франкфурте-на-Майне.
После поездки Г. Винтер в заключительном сообщении охарактеризовал украинские архивы как нуждающиеся в восстановлении. Здания, в которых располагались архивы, и до войны были в плохом состоянии, к сему добавились повреждения от бомб, снарядов, пожаров, пр. Ни в одном из архивов и думать не приходилось о налаживании отопления в приближающуюся зиму. Отсюда — невозможность работы архивов в холодное время года. Что касается персонала, то только в некоторых городах (Киев, Полтава, Днепропетровск, Запорожье, Николаев) руководство архивами имело достаточную квалификацию и опыт, чтобы справиться с предстоящей работой. Подчинённый персонал не имел соответствующей подготовки, был советской системой лишён инициативности и самостоятельности в работе. Катастрофически влияло на восстановление деятельности архивов отсутствие каталогов.
Удивительно, но Г. Винтер в этом сообщении критикует немецкую политику, в результате которой местные архивные работники получают низкую зарплату. И не боится констатировать отсутствие интереса и даже нерасположение Рейхскомиссариата Украины по отношению к проблемам архивной службы.
Г. Винтер полагает, что скоро украинские архивы могут быть полезны немецкому управлению и исследовательской работе. Для этого необходимо, прежде всего, инвентаризировать отделы «Советские учреждения» и остатки «Еврейского фонда» Киевского центрального исторического архива, партийный архив Днепропетровска и секретный архив в Запорожье.
Даже сейчас, после многих десятилетий, прошедших с того времени, не перестаёшь поражаться этим и подобным свидетельствам полной уверенности немцев в вечности Третьего Рейха, в колонизации на века' обширных территорий, в германизации той же Украины (фюрер считал, что для этого необходимо всего два десятилетия) и в не особо трудной перестройке там и везде всего на их манер. Г. Винтера дураком никак не назовёшь (посмотрите выше ещё раз краткое описание его служебной карьеры), но почему же оказался он таким наивным?!
7-го декабря 1942-го года Рейхскомиссаром Украины Э. Кохом было создано Земельное управление (Landesverwaltung) архивами, библиотеками и музеями (архивами — на первом месте!) Рейхскомиссариата Украины с временным пребыванием в Киеве. Одно из основных заданий — сохранение архивных материалов, что «для истории восточных территорий и для руководства управлений является важным»; кроме того, следовало собирать важные документы текущего времени (Zentralblatt des Reichskommissares fuer die Ukraine (1942), Nr. 33, S. 516-517 и там же — 3206/5/8, Bl. 80-81.) 16-го декабря 1942 г. руководство вновь созданным Управлением было поручено Г. Винтеру. (Кстати, во время посещения архива в Виннице Г. Винтер не был «Генеральным директором архивов Германии», как это указывалось в газете «Вінницькі вісті».)
Г. Винтер с рвением принялся за работу, открыл (для, по его словам, недалёкого будущего) новые Земельные архивные заведения в Харькове, Полтаве и Днепропетровске. Он даже предложил к 1-му марту 1943 г. открыть в Киеве немецкие (!) Земельный архив, - библиотеку и — музей. Но его прыть не была одобрена: Рейхскомиссариат Украины посчитал, что развитие всех не необходимых для ведения войны культурных и гуманитарных мероприятий следует притормозить. Возникли трудности и с привлечением для работы в Управлении специалистов из Германии: в январе 1943 г. он ожидал таковых 16 человек (в том числе — семерых учёных), а в феврале того же года ему пришлось взять на себя и руководство группой музеев, так как никто из ожидаемых специалистов не прибыл (в штате группы музеев не состоял ни один немец). Возникли проблемы с помещениями для самого управления — и Г. Винтеру пришлось решиться на переезд из тесных комнат Гебиткомиссариата в Киевский центральный исторический архив, в котором отсутствовало отопление. Он вынужден был заняться поиском печей-времянок, топлива, пр.
Что касается розысков «дойчтума», то один из сотрудников Г. Винтера — В. Латцке (см. ниже), изучая материалы Каменец-Подольска, быстро пришёл к выводу, что этот город был в средние века самым восточным н е м е ц к и м колониальным поселением. А жизнь во Львове (Lemberg) носила явный «немецкий характер». Обращалось особое внимание на внедрение в средние века Магдебургского права в тех или иных городах, расположенных на территории Украины 40-х годов 20-го столетия.
И это всё — в тот период противоборства диктатур, когда появились первые признаки перелома в ходе военных действий!
Тем временем наступила ситуация, когда надо было уже думать о переброске архивов в другие места, хотя это было нежелательно со всех позиций. Собственно говоря, это был, прежде всего, явный знак надвигающегося поражения в войне. Но как определить подходящее время для эвакуации архивов? Рано начнёшь — обвинят в пораженчестве (капитулянтстве). Поздно спохватишься — будешь отвечать за потерю части архивов.
Подготовка к эвакуации архивов началась в Восточной Украине (Харьков, др.) уже в конце января 1943 г. Подготовка — это сортировка того, что должно быть эвакуировано и того, что можно было, не опасаясь наказания, оставить на месте. Осенью того же года эвакуация архивов была в полном разгаре. Надо было на всё получать разрешение в Рейхскомиссариате, «выбивать» транспорт. Кроме архивов, Управление Г. Винтера вывозило в Каменец-Подольск собрание икон Восточноевропейского музея, собрание антиквариата Западноевропейского музея. Туда же, в Каменец-Подольск, передислоцировалось и само Управление.
В направлении Ровно загружались в товарный вагон ценные картины из Восточно- и Западноевропейского музеев. В направлении Каменец-Подольска — четыре вагона с архивами 16-17-го столетий, рукописи из библиотек, этнографические экспонаты и опять - иконы.
Между тем, штадткомиссар Киева СА-майор Берндт (Berndt) выразил удивление, что Управление Г. Винтера не предусматривает взять, вместе с вышеперечисленными культурными ценностями, также собрания из Зоологического института и Института украиноведения (Institut fuer Landeskunde). Поэтому он потребовал от заместителя Г. Винтера
Вальтера Латцке (Walther Latzke, 1904 -1991 - австрийско-немецкий архивариус; фото 3, у здания архива в Троппау) письменное подтверждение того, что тот указанный груз отвергает. В. Латцке немедленно нашёлся и ответил, что эти грузы велено направить в другие места (в частности, собрания из Института украиноведения — в Винницу). Каждый боялся быть обвинённым в том, что оставил неприятелю то, что положено было украсть.
Полный список вывезенного только Управлением Г. Винтера занял бы много места: около двух тысяч томов старинных книг, примерно 250 папок с важными актами, многочисленные рукописи, картины, иконы … Дальнейшее перемещение этого груза было уже на немецкую территорию — в Троппау (Troppau – теперь это город Опава в моравско-силезской области Чехии). Там располагался один из Рейхсархивов.
В конце декабря 1943 г., когда Г. Винтер и В. Латцке находились в отпуске и готовились к семейным празднованиям Рождества и Нового года, 1-й Украинский фронт начал (как раз в Святой вечер — Heiligabend, 24 декабря) новое наступление. 31-го декабря оба были вызваны в Каменец-Подольск. В первые дни января 1944 г. началась эвакуация награбленного в Троппау, где оно находилось с 10 января 1944 г.
Я и тут буду краток, так как всех перемещений не перечислить. Хочу только отметить ещё один парадокс: вывезенное из Киевского центрального исторического архива возвратилось в столицу Украины после войны в полной сохранности, а оставленное в архиве - две трети всех фондов - сгорело во время боёв при освобождении Киева (http://cdiak.archives.gov.ua/histori.php#I).
В книге Штефана Лера (см. ниже) достаточно много рассказано о киевских архивариусах — коллаборационистах, о каковых, по принятым негласным правилам, в украинской литературе советского периода — почти ничего. В том числе совсем ничего — и на указанной двумя строчками выше странице Центрального государственного исторического архива Украины (Киев). Я не касаюсь этой темы, так как она не связана с архивом в Виннице, о заведующем которого, доценте К. Н. Глазырине мне ничего раздобыть дополнительно к данным из «Винницких вестей» (http://www.proza.ru/2016/08/31/65) не удалось.
Жаль, конечно, что, как мне представляется, до настоящего времени нет обстоятельного разбора той тяжёлой ситуации, в которой оказались не только работники украинских архивов, но и представители интеллигенции в целом. Ведь имело значение не только нападение гитлеровской Германии на сталинский Советский Союз, как говорится, в чистом виде, но и то, что происходило на территории СССР от времени Октябрьского переворота до начала Второй мировой войны. Многие специалисты различных профилей пострадали от советской власти и поэтому они ожидали перемен в лучшую сторону. Специалисты в различной степени кооперировались с немецкими властями, хотя надежды на достижение ими национальных целей день ото дня таяли. В результате, в культурных областях украинская интеллигенция наткнулась на всевозможные ограничения, а свобода ей предоставлялась только в антисоветской пропаганде. Во всём остальном — полная зависимость от немецких властей, включая вознаграждение за труд деньгами и продовольствием. Коллегиальные контакты между немецкими и украинскими специалистами не существовали или были исключительной редкостью; правильнее было называть совместную работу украинских специалистов с немцами вынужденным сообществом.
Назову всё же два имени. Прежде всего, - Наталии Дмитриевны Полонськой-Василенко (1884-1973), профессора Киевского университета (с 1940 г.), возглавлявшей в годы оккупации Киевский центральный архив старых актов. Покинув Киев с приближением к городу советских войск, она сначала перебралась - с остановкой во Львове - в Прагу, где находились некоторые украинские организации, а потом - в Баварию. В Мюнхене она совместно с Володимиром Варламовичем Мияковським организовала “Українську вільну академію наук”. С 1945 г. она состояла профессором “Українського вільного унівеситету” (Мюнхен), организаторами которого в основном были украинские учёные, перебравшиеся из Праги. В. Мияковський (1888-1972, директор Киевского центрального исторического архива в 1922-1929 и в 1941-1943 г. г.) в одной из деревень близ города Пассау, в лагере беженцев начал собирать украинские печатные издания и создавать архив указанной выше Академии наук. С начала 50-х годов В. Мияковський работает по пополнению архива, находящегося уже, как и он сам, в Нью-Йорке.
Весьма примечательно, что в Германии ни Н. Полоньска-Василенко, ни В. Мияковський не поддерживали никакого контакта с Г. Винтером: их пути разошлись, так сказать, по разным национальным направлениям.
А каковы были судьбы немецких архивариусов, возглавлявших архивные учреждения на оккупированных восточных территориях?
Г. Винтеру в первые послевоенные годы пришлось мыкаться по разным городам. Но его денацификация прошла без всяких трений, так как он не был членом нацистской партии. Американцы, возглавлявшие комиссию, признали его 18-го ноября 1946 г. «номинальным (фиктивным) наци», что означало для Г. Винтера - никаких ограничений в дальнейшей службе. И он (см. выше краткую биографическую справку) достиг в свой профессиональной карьере самой высокой вершины. И это, несмотря на то, что даже о грабежах культурных ценностей командой Розенберга Г. Винтер никогда особо негативно не отзывался! Г. Винтер произошедшему в Германии всегда находил простые объяснения, полагая, что, например, в приходе в 1933 г. к власти нацистов виновны тяжёлые обстоятельства, в которые Германия попала после Версальского договора 1919-го года. И, разумеется, Г. Винтер и его сотоварищи по оккупированным восточным территориям десятилетиями задерживали изучение их «плодотворной работы» там. В частности, они скрывали многие акты времени оккупации, препятствуя их анализу в открытом в 1948 г. в Мюнхене «Институте по изучению времени национал-социализма» (с 1952 г. - «Институте современной истории»). Свою деятельность в Польше, Украине, пр. они характеризовали только как военную службу, «долг Родине».
Интересно, что и два последующих директора Федерального архива в Кобленце «отметились» на оккупированных территориях. Karl Gustav Bruchmann (1902-1967) возглавлял Федеральный архив с 1961 г. до своей смерти, а в 1939-1944 г. г. был руководителем архива в Kattowitz (Катовице), как выражаются, со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Wolfgang Arthur Mommsen (1907-1986) занимал пост директора Федерального архива в 1967-1972 г. г., а во время войны входил в Оперативный штаб Розенберга и «прославился», в частности, ограблением архивов Витебска, Гомеля, Смоленска и Брянска.
Из упомянутых в статье лиц, причастных к работе архивов на оккупированных восточных территориях, денацификацию не прошли только два человека: Эрих Рандт и Вальтер Лацке.
***
- Считаю обязанным подчеркнуть, что бо'льшая часть материалов для этой статьи, а также все иллюстрации почерпнуты из книги Stefan Lehr «Ein fast vergessener „Osteinsatz“. Deutsche Archivare im Generalgouvernement und im Reichskommissariat Ukraine», Droste Verlag Duesseldorf, 2007, S. 412 [Schriften des Bundesarchivs 68].
- В Украине 10 лет тому назад был издан большой справочник, отчасти касающийся и архивов:
Н. Кашеварова, Н. Малолетова
Деятельность Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в оккупированной Европе в период Второй мировой войны: Справочник-указатель архивных документов из Киевских собраний /
НАН Украины; НБУ им. В. И. Вернадского; Госкомархив Украины; ЦГАВО Украины; Министерство культуры и туризма Украины; Государственная служба по контролю за перемещением культурных ценностей через государственную границу Украины. - Киев, 2006. - 578 с.
***
P. S.
Перечитал ещё раз написанное - и уверен, что лучше, чем словами А. С. Пушкина, дать оценку не смогу. Просто повторю вслед за гением, так высказавшимся после прочтения бессмертного шедевра Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки»: «...Все это так необыкновенно в нашей литературе, что я доселе не образумился…»
У вас возник законный вопрос: а почему в моём посвящении не упомянуты руководители и сотрудники нынешних немецких архивов, помогавшие мне в работе над этой публикацией?
А за что им этот, разоблачающий нацистских архивариусов, труд посвящать?, - отвечу я вам.
Ну, появился я в Федеральном архиве в Кобленце. Встретили любезно, но не с тем радостным удивлением и восторгом, как, например, в винницком архиве МВД (НКВД). Так же, как и в Виннице, не потребовали подтверждения личности аусвайсом (паспортом), приняли на веру заполненный мною регистрационный листок — и через короткое время выдали номер и шифр, требуемые для «проникновения» - через интернет - в запасники архива в Кобленце и его отделений в Берлине, Байройте, Людвигсбурге, Растатте.
В Виннице безразличие к подлинности моей личности я сразу же расценил, как полный провал надежды получить что-то из архива НКВД. Кому отказать — им было всё равно.
В Кобленце же причина иная: нашёл искомое — либо поезжай туда, либо заказывай копии. Зачем аусвайс? Свободный доступ — значит для всех. Без исключения!
Я воспользовался только поездками в Кобленц: от дома — всего-то 125 км. Утром на машине выехал, вечером возвратился. И столовая в архиве отличная. Мог бы поехать и в другие отделения, не переживая, что из Кобленца уже позвонили туда и предупредили: то и то ему, то есть, мне - не выдавать! Словом, в Федеральном архиве особого труда при обслуживании меня не приложили. Даже отказом, выдачей пустопорожней справки себя не отяготили.
Не то что - в Виннице. Столовой в областном Госархиве нет. И руководство в перерыв ходит обедать домой. Казалось бы, ну и что? А то, что филиал архива (бывший Партархив), где находятся затребованные мной материалы, располагается наискосок через дорогу от «обеденного места» руководства. И последнее не поленилось появиться в филиале и наложить «вето» на материалы оккупационных лет, которые были весьма опасны для моего здоровья. Скажите честно, как после этого не выразить особую мою признательность руководителю Гособлархива?
Откуда я это знаю? Констелляция достоверно мне известного, включая мои собственные наблюдения и сопоставления, не оставляет сомнения в том, что это было именно так. Я ведь по своей основной специальности — человековед-источниковед.
Как не крути, а мы с руководством архива почти коллеги.
И ему-то понятно, почему я снова и снова напоминаю о своих безуспешных попытках получить там необходимые материалы. К которым «доступ без ограничений», но — не для меня.
Ведь ещё литератор Острожин в «Блакитній троянді» Лесі Українки спрашивал: «Як ви можете так спокійно? Се ж значить, здати себе в архів?».
Н е м о г у и н е х о ч у !