Деревня, где я рос, была окружена полукольцом лиственного леса. Прохладные трепетные осинники соседствовали со светлыми дубравами. В мае в сырых от полой воды лощинах бушевала черемуха. Чистые пруды, удерживаемые в лесных оврагах надежными земляными плотинами, дарили нам, ребятишкам, радости купания и катания на коньках. По осени багрянец и охра диковинным произволом пятнали эту завораживающую глаз красоту. Из далекого моего детства я вынес не оставляющее меня доныне восхищение красотой предопределенного мне рождением природного лона.
Вместе с привязанностью к тебе я равно возлюбил пейзажи мещерской стороны, воспетые Есениным и Паустовским. Последний писал: «Там боры стоят, как кафедральные соборы». Не будь студентки-рязаночки, ставшей моей избранницей, никогда не открылась бы мне сосновая волшеба Мещоры.
***
…Помнишь, я рассказывал тебе, что в детстве, временами, меня охватывала беспричинная тоска. Неотвратимые сумерки, холодная роса на траве, чувство неприкаянной затерянности в предвечернем тускнеющем пространстве заставляли меня искать утешительного тепла. Детским сердечком я ведал, к кому и в какую сторону мне нужно бежать; знал, что по дороге снизойдет на меня желанное успокоение.
Босоногий, в застиранных сатиновых штанишках, я бежал через овраг к домику бабушки и дедушки, жившим в лесу при пасеке. Страх и сырой холод, наполнявшие овраг, превозмогались и как бы утрачивали свою силу, когда я припускал по тропке в гору. Меня ждала лесная избушка с заваленкой, бузиной под окнами, с влекущими запахами жилья, напеченных оладьев и старых дедушкиных книг. Переступив порог, я постепенно согревался и успокаивался в уюте скудного быта, с ласковым кругом от керосиновой лампы на потолке. Мне было невообразимо хорошо среди обнадеживающей, таинственной сопричастности малого сего к Богу и вечности.
Застигнутый бедой, в холоде одиночества, я и ныне ощущаю себя плачущим мальчиком, ищущим Господнего тепла и покоя…
***
Из детства помню, что мои родители, как то было тогда принято, верой своей явным образом не обнаруживали. Зато дедушка, Павел Федорович, слыл за человека истово верующего. Они с бабушкой жили в лесу недалеко от деревни близ пасеки. Мальчишкой я там дневал и ночевал. Притягивала их доброта и красота природы.
Под Новый год елки они не наряжали. А перед Рождеством неизменно постились. Помню, бабушка шепотом на ушко наказала мне, что в сочельник надо поговеть до первой звезды, чтобы радости было больше. Весь тот день я изо всех сил крепился, глотал слюни, но не садился с родителями за стол, решившись дождаться светлой рождественской звезды. Уже смеркалось, когда я припустил по тропке через овраг к домику старичков. Там в уютном тепле светились сразу три лампадки, а на столе меня ожидало медово-сладкое сочиво. Еще загодя я выучил праздничный тропарь и перед трапезой с волнением читал его, радуясь умиленному взгляду бабушки.
За стенами избушки заснеженный лес, высокое звездное небо, корова Лысенка в хлеву, куры на нашесте – все ожидало Рождения Господа…
***
Сразу после моего рождения мама пригласила бабушку Феклу, чтобы та приехала на год-другой с Вологодчины понянчиться со мной. К тому времени дедушка Никанор Афанасиевич помер, и бабушка ради внука отправилась, как говорится, на дальнюю сторонушку. Но Господь положил, что обратно ей не суждено было вернуться, так как следом за мной родилась сестрица Галина, а затем и брат Михаил. Всех троих она вынянчила. А скончалась бабушка летом 1967 года, когда мне исполнилось 20 лет. Ее отличал нрав и характер северянки, спокойный, незлобивый.
Сейчас на удалении лет поражаюсь ее неутомимостью в домашних хлопотах. Благодаря ей всякий раз на зиму было заготовлено и припасено всего-всего: лесных яблок-дикушек, терну, рябины и грибов. Бабушку нашу мы, внуки, всегда слушались и любили.
О дедушке, Никаноре Афанасиевиче, знаю только по рассказам. Будучи искусным вологодским плотником, он своими руками поставил как было принято на севере две избы, зимнюю и летнюю. За что бы ни брался дед Никанор – у него все ладилось. Он был удачлив в охоте, рыбачил, приносил из лесу в дом все, что было годно для пищи. Видно от него ко мне перешла тяга к дереву, плотничному делу. В моей трудовой книжке есть запись: плотник 5-го разряда. Эту замечательную специальность я освоил в Дубравлаге.
Рассматривая фотографию, дочь Настя заметила: «Папа, а ты явно похож на дедушку Никанора…»