ЛАГЕРЬ
Все отделения Управления лагерями и трудовыми колониями находились в центре Москвы, на первых этажах и, разумеется, без вывесок. Коллектив принудительных работников, находящихся в конторе, был немногочисленным. Сотрудники резко отличались друг от друга и по возрасту и по степени интеллекта. Лагерь, куда меня направили, находился около одной из станций Савеловской железной дороги. У меня было два начальника штатский и военно-лагерный. Штатский меня сам отвез на место моей работы. Он был средних лет, поблекший рыжий с белесыми глазами, ресницами, бровями.
Про принудительных работников-строителей мой начальник, конечно, ничего не рассказывал. Но по оплате алиментов на детей, сообщил, что есть один уроженец Одессы, у которого долг сто тысяч рублей, для того времени сумма огромная. Я думала, что это такой несчастный человек, который погибает под бременем своего долга. Но мне приходилось каждый месяц бывать в конторе с нарядами, и в какой-то момент я увидела этого алиментщика. Это был молодой цветущий мужчина с копной вьющихся волос и с улыбкой на полном лице. Он был одет в свитер с оленями, такой можно было увидеть только в кино, потому что разноцветной шерсти просто не было. Он был редким красавцем, женщины его любили, и в результате у него родилось так много детей, что заработать на все алименты у него не было ни единого шанса. Он и не пытался.
В зоне, где мне предстояло работать, находился недостроенный гараж и большой котлован, наполненный водой. Мне выдали чертежи склада. Геодезиста ни в лагере, ни в конторе не было. Пришлось делать разбивку при помощи рулетки. К зиме здание склада было уже выведено под кровлю. Гараж не могли закончить и сдать, так как вода заполняла смотровые отсеки, углубленные на два метра ниже отметки пола.
Первое лето, когда я начала работать, было очень жарким. В зоне не было ни туалета, ни крана с водопроводной водой. Я могла только выйти в деревню, там было сельпо и удобства на улице на четыре очка. В магазине мало что продавали, но все равно была постоянная очередь. Продавщица и местные жители старались меня к удобствам не подпускать.
В воскресные дни я ходила в гости к моим институтским друзьям - Виктору и Игорю. Они старались подкормить меня и поднять настроение, а я - добиться хотя бы минимального соответствия городским стандартам.
В одно из воскресений я приехала к Виктору в Колобовский переулок. У меня были сбиты в кровь ноги, пока я целый день бегала с рулеткой, устанавливая габариты склада. Спрятать бинты под красными замшевыми босоножками было невозможно. У Виктора сидел крепкий молодой человек в шикарном костюме. Мать Виктора, Екатерина Ивановна, принесла мне из кухни до краев налитую тарелку борща и еще в мисочке кость из супа. Молодой человек окинул меня презрительным взглядом. Виктор хотел нас познакомить, но его друг на меня и смотреть не хотел. И стал уходить. Я слышала голос Виктора из коридора.
«Она прораб, а прораба кормят ноги».
Гость, к великому огорчению Виктора, ушел. Виктор во время войны работал на военном аэродроме. Его друг был военным летчиком, которому я испортила выходной. Он мечтал прогуляться по улице Горького в новом костюме, зайти в коктейль-холл или кафе-мороженое, ему обещали встречу с красавицей, а тут девушка обгладывает кости из супа.
В зависимости от характера работ в зоне заключенные работали бригадами и одиночками. Каждый день приезжал водопроводчик Иван. Он объяснял свое пребывание в зоне афоризмом:
«Вода дырочку найдет!»
Ивану было лет тридцать, до начета он был работником коммунальных служб.
КОТЛОВАН
Заключенных выводили на работу в восемь часов утра. На обед уводили в лагерь на полтора часа. На эти полтора часа я мертвым сном засыпала на штабеле из досок на солнце. Конторку начали строить, только когда пошел первый снег.
Познакомиться с составом рабочих пришлось сразу. Бригадиром был Дунаев – «Дунаич». На воле он был председателем колхоза в московской области. В колхозе у них была мельница. Сидели они за муку по Указу. По Указу сажали за кусок мыла или катушку ниток. Их мельник оказался тоже в нашем лагере.
Высокий проволочный забор, калитка, ворота, у ворот вышка с охраной – «вертухаем». Поначалу охранником был молодой человек с Украины – Шульга. Он меня свободно выпускал на вход и выход.
Поскольку мои начальники лично знали всех членов моей семьи и живых, и мертвых, и непосредственно моего отца, то однажды ко мне обратился мой начальник-прораб:
«Ты не могла бы пригласить своего отца для консультации по котловану?»
В один из приездов из Щекина отец согласился посетить нашу зону. Шульга спустился с вышки и открыл калитку. Отец прибыл в военной форме без погон,он был серьезен, даже свиреп. Внимательно осмотрел воду в гараже и котловане. Заключил:
«Верховодка».
Это значило, что нам не нужно делать никаких специальных отводов, достаточно было только откачивать и трамбовать. И это была хорошая новость.
Папа мне так ничего и не сказал, как он отнесся к тому, что я оказалась в лагере.