Адрес по улице Краснопрудная, у Красного Села, моему герою знаком, даже очень. Эта широкая улица начинается от площади трех вокзалов, и во времена Владимира Высоцкого, туда действительно можно было съездить ночью и взять коньяку, а уже в наше время – водки-паленки за 30 руб литр в мягкой упаковке.
На втором этаже по пыльной лестнице были протоптаны следы, ведущие до двери, на которой была железная таблица «Молодежный центр». Художник-любитель скромно открыл железную дверь. Ему хотелось узнать новое из уст профессионального художника, который конечно же может многое рассказать о своем опыте, жизни, судьбе.
Увы, из слушателей еще никого не было, но Сергей Николаевич, и его сын Николай Сергеевич, тепло, радостно встретили первого, и как показалось, последнего гостя и извиняясь, начали объяснять свои грандиозные планы по охвату народонаселения любовью к искусству и реалистической живописи.
В комнате на стенах висели фотографии: спортивные достижения молодежного центра и церковные события.
Сергей Николаевич, набросился на слушателя, предупредив его, что он говорливый, и сообщил о своем художнике отце, художнице тетке. Скромные, но достойные буклеты их можно было полистать. На радость, через пять минут пришли еще две девушки, и собрание можно было бы начинать. И вот его исповедь, размышления, напутствие:
-Язычество, которое вело русский народ веками – это база иконописи, его дух. Смотрите на картину: холодная работа не пускает внутрь себя. Я приведу пример: повесим на стену аквариум. Это будет настоящее движение, это дух. Только русские художники стали писать пейзаж отдельно, живущий. Итальянцы относились к пейзажу как к фону, да и сейчас говорят: живопись – это украшение, а не философские трактаты.
А я скажу – живописная картина может быть более действенная, чем фильм. Рембрант начинал с обманок, а кончил душой. Мой отец говорил: настоящий портрет это грань между карикатурой и фотографией.
Не скрою своего отношения к Коржеву. Отвратительно писать нельзя, даже труп. Эрмитаж набит натюрмортами с трупами, а наши русские художники писали и пишут охотничьи натюрморты с живыми птицами, и совсем не отвратительно. Мой отец, например.
Художник в своем представлении «На что я способен» проходит несколько этапов.
Так, после института он говорит «Я все могу». А потом доходит до того, что стесняться начинает показать картину. Художник хочет сказать людям то, что он стесняется сказать вслух.
Зачем Врубель полез храмы расписывать? Правду свои ищи в другом месте. Если я в Третьяковке лекции буду читать, меня возьмут под ручки и выведут. «У нас так нельзя говорить» - скажут.
А я скажу так: колорит, это не краски, это оттенки чувств. Струны на гитаре должны вибрировать – никаких линеек. Смотрите как в Бобыле-гитаристе – струны вибрируют, а вино недопитое – значит не пьяница, но сидит долго – бычки валяются. Но это не Коржев, здесь гадливости нет. А Саврасов – это чудо. За счет удивительного духа. Человек знал, что умирает, и написал 20 слоев. На определенном этапе человек задумывается куда уходить и как уходить.
Русское искусство идет от язычества. Шишкин – это Леонардо своего времени. Это чудо. А это чудеса, смотрите – у Пластова – живой человек всегда светится. Я разговаривал с его внуком, но это уже другой Пластов, другие пласты.
У нас ведь не принято ругать, измываться, сомневаться над работами друзей. Миша Кугач, с которым мы создавали «Замоскворечье» привез большой этюд, но не то. Мы молчим. Он понял.
Что такое локальный цвет? Вот смотрите: Кончаловский женился на дочке Сурикова – и пошло дело. В Суриковском ко мне пришли 3 девочки, которым замуж хочется. Я сказал: «Нет!».
Это идет другая проблема: каждый может написать, но написать плохо.
А сейчас у молодых нет стимула. Раньше ведь как: на выставке меня вешали рядом с академиком, чтобы ты его убил.
Сейчас заказов комбинатских, как раньше, нет, поэтому сверхидея художника, это:
1) религиозные мотивы,
2) война,
3) обнаженка.
Реализм возникает, когда страну собирать пора. Когда страна разваливается – возникает реализм. Деньги дело хорошее – и машину хочется хорошую, и краски, и этюдники. Но деньги без страны - ничто.
Заказа нет – нет и картин. Картину ведь делаешь с маленькой. Я своему другу сказал: меня сожрал компьютер, теперь твоя очередь. Но Комбинат – это палка о двух концах. Халтура была тогда, будет и сейчас. Это общая трагедия художника. Жена моя прижала: сделай звание. А моему отцу звание даже не дали. Да что отец - Карл Брюллов – получил за свою картину деньги за 3 часа до смерти.
Сейчас каждая кухарка художницей стать может. Купила краски и побежала. А Церетели взял заказ в Храме Христа спасителя и подобрал художников под себя. Поэтому Серова не вспоминают.