Моя первая съемная квартира вобрала в себя все прелести жизни «вне дома». Тут тебе и маразматичные агрессивные бабки, и соседи-алкаши, и даже «потусторонщина». Воспоминания всплыли благодаря постам про соседей. Спасибо, напомнили)
Началось все с того, что мне нужно было срочно искать себе съемное жилье. Времени было мало, денег – еще меньше, но проблему нужно было решать оперативно. И вот, среди сотен объявлений от лжеагентств и прочей дребедени предлагают следующее: «Сдается 1-комнатная квартира. 7000 р + коммунальные (зимой не больше 1000 р)».
Молясь всем возможным богам, чтобы другие любители халявы не успели раньше меня, я стала звонить по указанному номеру. Назначили дату осмотра квартиры.
Прихожу я, значит, на место. И — вот это поворот! Хозяйка пригласила ЕЩЕ ОДНУ потенциальную квартиросъемщицу. Потому что «а чтобы если одна откажется, то чтоб вторая сразу подписала».
Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка.
Немного про квартиру. Сам дом двухэтажный кирпичный. Ни в одной квартире в доме нет ванной. И душа. Есть только раковина на кухне и отдельная комнатушка метр на метр с унитазом. То есть реально в позе «сидя» коленками упираешься в дверь.
Отсутствие благ цивилизации – отнюдь не происки жадных застройщиков. Возводилось это строение для работников швейной фабрики, а у них был безлимитный абонемент в баню.
Правда, фабрика потом закрылась, но это уже никого не волновало.
Пол в доме — деревянный, на кухне — погреб. Про него будет позже.
В общем-то все неплохо, подумала я. Крыша над головой будет, помыться и у знакомых можно, постирать — в тазу. И все это за 7000 (средняя цена однушки тогда была 12-13 к).
Но такого же мнения была и моя соперница. Когда мы обе высказали хозяйке наше пожелание стать жильцами квартиры, она немного удивилась. А после этого… Она позвала соседку сверху, потому что «пусть соседка выберет, кому из вас тут жить», вот почему.
В коридор зашла тучная, пахнущая подсолнечным маслом бабка. На ней был цветастый халат из коллекции «страшный сон эпилептика», прожженный в нескольких местах, а расстояние между пуговицами было настолько велико, что нам волей-неволей приходилось лицезреть ее давно уже обвисшую, всю покрытую родинками, грудь. Бабка передвигалась в пространстве только держась за что-нибудь, и, достигнув дивана, начала буравить нас своими рыбьими глазками. Попросила рассказать, кто мы вообще и чем занимаемся.
Та женщина была женой военного, и волею судьбы их закинуло в наш город.
А я студентка первого курса, ага.
После того, как об этом узнала бабка, весь дом был оглушен ее криками: «ААААА! Студеееентка! Небось мужиков водить будет!! Знаю я вас! Пьянки гулянки! Шалавы!»
В общем, я ушла оттуда нахрен. Но волею судьбы…
Волею судьбы мой телефон зазвонил через неделю, и хозяйка квартиры буркнула в трубку: «В общем, приходите документы подписывать, та женщина чейто отказалась.»
Бумаги были оформлены, и мы разговорились за жизнь с хозяйкой. Ее мать была швеей, отец увлекался фотографией и киносъемкой. И вот, сижу я такая, внимаю, а она вещает:
– Квартира, слушай, уже больше года не сдавалась. Последние, кто жили – странные какие-то, муж с женой. Все вроде нормальненько, значит, было, и платили, и все такое, а тут – раз – и не платят. Ну первый месяц не платят, я думаю, ладно, бывает. А потом вообще пропали. В общем ни трубку не берут, ни дверь не открывают. Вызвали милицию и всякое там. Открыли дверь. А они, значить, в комнате-то сидят на диванчике напротив трюмо, за руки держатся и молчат. Ну их там выпроводили, увезли куда-то, я даже не стала с них потом денег искать, уж больно странные какие-то.
Сказать, что я охренела – ничего не сказать.
– Ну ладно, – говорит хозяйка, – я пойду в общем. А ты тут осваивайся.
Оставшись одна, я призадумалась над информацией, полученной от хозяйки, но решила раньше времени не переживать. Мало ли, вообще-то, странных людей, правда?
Поэтому было принято решение осмотреть квартиру и отправиться на свое старое место обитания, дабы собрать вещи. На первый взгляд в ней не было ничего особенного. Старая мебель, дощатый пол с кое-где стертой краской, но более ничего примечательного. На серванте лежали здоровенные «бабушкины» часы, в которых, по словам хозяйки, еще полгода назад села батарейка, а времени поставить новую все не было.
На самом деле, мне становилось не по себе, но я списывала это на незнакомую обстановку и потраченные нервы. Упаковав подписанные документы в специально подготовленную папочку, я вышла в подьезд и…
Встретилась один на один с той бабкой, которая орала про мое, по ее мнению, легкое поведение, отсутствие моральных принципов и причастность в трешу, угару и содомии.
Если бы бабка смогла скрежетать зубами, она бы это сделала, но их у нее уже не было. Она с максимальной неприязнью и злостью прошепелявила:
– Ну и что? Теперь ты тут жить будешь?
Я решила, что ссориться с заведомо неадекватными личностями в первый день пребывания на новом месте явно не стоит, и ответила:
– Ну да.
– Одна?, – прищурив рыбьи глазки и наклонив голову, уточнила она.
– Да, одна.
Было видно, что ответ бабку устроил, поэтому она, громко прочистив горло, «шаркающей кавалерийской походкой» удалилась в свои апартаменты на втором этаже.
Я пожала плечами и вышла на улицу. Светило солнце, веял легкий ветерок – вестник раннего лета, а в клумбах у подъезда ковырялась в неприличной позе еще одна старушка.
Услышав «клац» железной двери (конечно же, с кодовым замком, какой домофон?), она вздрогнула, после чего выпрямилась и посмотрела на меня.
– Ты теперь тут жить будешь?, – спросила она, кивнув на мои окна.
– Ага.
– Такая молодая, а уже в этой квартире… – вздохнула старушка и вернулась к своим цветам.
«По-моему, здесь все ненормальные», – подумала я.
– Небось, еще и студентка?, – продолжила из-за кустов мальвы она.
– Ну да, студентка…
– Еще и студентка, а уже в этой квартире…, – удрученно констатировала старушка, и на этом ее связь с окружающим миром оборвалась.
Я попыталась спросить у нее что-то вроде «что вы имели в виду», но она принимала, видимо, уже совсем другие сигналы из космоса, а настраиваться на мой для нее было долго и, видимо, не слишком интересно.
В отличие от предыдущей бабки, эта была намного «ламповее» и «уютнее», даже несмотря на легкий налет сумасшествия. Я пришла к выводу, что для меня точно на сегодня хватит, и двинула в сторону уже почти бывшего «home, sweet home».
К слову сказать, никакого транспортного средства, окромя велосипеда, у меня не было, а значит, тащить все вещи планировалось на своем горбу. Но когда об этом узнал мой хороший знакомый, а по совместительству учитель ОБЖ из школы, которую я закончила, он предложил перевезти мой скарб на его машине. «Почему бы и нет?», – подумала я. Ох, как я ошибалась…
Следующим вечером мы на его красном «Рено» подьезжали к моему новому дому. Он выгрузил мои вещи, а именно: пару чемоданов, пару коробок, стационарный компьютер, гитару и несколько пакетов, после чего, оценив вес оных, безаппеляционно потащил их в сторону подъезда самостоятельно.
И вот, картина маслом: я стою, пытаюсь открыть ключом упрямую дверь, создавая непривычный для этого дома грохот, а сзади меня стоит мужчина возраста «явно за тридцать» с чемоданами и другими вещами. У этой картины был единственный и нежеланный зритель – та самая бабка сверху.
В тот момент я поняла, что все. Машина бессмысленной и беспощадной старческой ненависти была запущена, и остановить ее было невозможно.
Такого шквала мата и оскорблений в свою сторону я не слышала никогда. В основном они заключались в том, что «а говорила, одна будет жить., ну да-а-а-а-а», «первый день мужика с собой привела» и, конечно же, «в твоем-то возрасте постыдно». Причем весь этот словесный понос длился всего секунд 20, но он был очень информативен.
Дверь наконец открылась, и мы вошли внутрь. Сказав что-то вроде «ну ты держись», мой непроизвольный «любовничек» ретировался.
Крики бабки снаружи не затихали, поэтому я проверила надежность замка входной двери и ушла заваривать чай. Ромашковый. Успокаивающий.
Через n-ное количество времени чай начал подавать сигналы изнутри, потому я отправилась в самую маленькую комнату в квартире. Удобно оседлала белого друга и…
И тут с подвесной полки на пол рядом со мной падает нож для масла. Ну, такой с закругленным лезвием.
Я ощутила себя героем ситуации «слишком много вопросов, слишком мало ответов». Зачем хранить нож в туалете? Что им делали до того, как оставить его здесь? И почему, мать его, он упал?
Решив, что сегодня на меня хватит, я ушла в комнату, оставив разбор вещей на завтра. Ночью мне снился какой-то жуткий кошмар, но учитывая, что для меня это не в новинку, я не обратила на это внимание.
А ночью я проснулась от тиканья часов. Тех самых, у которых полгода назад, по словам хозяйки, села батарейка. Тихонько проматерившись, я вынула батарейку и легла спать дальше.
Следующий вечер обещал быть насыщенным, так как, вернувшись с учебы, я планировала разобрать вещи и посмотреть, не осталось ли чего после старых хозяев.
Следующий день обещал быть насыщенным, и я, закупившись в небезызвестном гипермаркете на букву «А» макаронами и чем-то там еще, потопала «домой».
Подходя к подьезду, я увидела, что из окна второго этажа за мной наблюдает та самая старушка, которая спрашивала, в этой ли квартире я живу, и сочувствовала мне. Ее, кстати, звали Регина, и в своем повествовании я ее так и буду называть.
Но когда мы встретились с ней взглядами, она сделала вид, что занимается своими цветами. Да, это точно была ее страсть. Весь палисадник у подъезда был творением ее худых старческих рук, а окна ее квартиры были заставлены геранью, щучьим хвостом и еще какой-то флорой.
Из правых же окон второго этажа виднелась высунувшаяся голова вредной бабки, похожая на курагу. Старуха общалась с какими-то пожилыми женщинами, стоящими внизу.
– Здравствуйте, – сказала я, подходя к металлической двери подъезда.
Бабка умело притворилась глухой. Уже закрыв за собой входную дверь, я услышала голоса снаружи:
– Что у вас, новая соседка?
– Да, шлюха тут живет, мать ее перемать, только водку пьет тут и мужиков водит.
Кстати, на тот момент в этой квартире я обитала еще не более, по сути, пары дней.
«Какая насыщенная, однако, оказывается у меня жизнь», – подумала я.
Я по своей природе неконфликтный человек. А самое главное, я уверена в правильности позиции «собака лает – караван идет». Поэтому кроме небольшого неприятного осадка от услышанной информации во мне ничего не осталось.
Повесив одежду на вешалку в прихожей и разувшись, я прошла в единственную в этой квартире комнату.
Она была действительно просторной, обставленной а ля «у бабушки в деревне». Слева от входа стоял диван, который целиком отражался в трюмо, прижатом к противоположной стене. На стене напротив входной двери находился сервант, забитый, как это водится, посудой и парой фарфоровых статуэток. На нижней полке лежали две немаленькие ракушки, привезенные, видимо, хозяевами моего обиталища.
Справа от серванта, соответственно, по стене справа от входа чуть накренившись, но все еще уверенно стоял платяной шкаф, левее которого, примыкая изголовьем к углу, расположилась кровать. Она представляла собой металлический каркас, на котором находился широкий старый матрас, укрытый балдахином, который в свои лучшие времена был, скорее всего, розовым.
Я решила осмотреться и (всегда же интересно) посмотреть, не осталось ли чего-то, что может рассказать о хозяевах квартиры или предыдущих жильцах.
Через несколько минут я обнаружила, что между кроватью и шкафом что-то есть. После извлечения предмета оказалось, что это старинное зеркало в резной деревянной раме. Даже свое отражение я видела уже кое-как, а в углах было отчетливо видно, как загибаются листы серебряной зеркальной подложки. Сзади на нем была нанесена дата и написано что-то еще, но, как я ни старалась, прочитать ее несмогла. От даты остались только последние две цифры из четырех – 65.
У меня есть несколько не совсем обычных, наверное, привычек, непонятно откуда появившихся. Например, я неуютно себя чувствую, если оставляю раскрытыми ножницы. А еще я очень не люблю, когда зеркала лежат отражающей поверхностью вверх. Да и после «приветственного слова» бабушки Регины, а также многолетнего просмотра фильмов ужасов очень хотелось вернуть зеркало в исходное состояние.
Больше в комнате я ничего интересного не обнаружила, потому я пошла на кухню.
С навесных шкафчиков на меня смотрели старые, загаженные жиром и тараканами самовары. Я решила посмотреть, есть ли там что-то еще, что не видно снизу. Забравшись на стол, я поняла, что оказалась права. Между стеной и шкафчиком было что-то зажато.
Когда я, вернувшись на бренную землю, посмотрела на то, что я достала, я была заинтригована. У меня в руках было что-то, аккуратно завернутое в старую, уже начинающую крошиться, тряпочку.
Развернуть ее заняло не более десяти секунд.
На столе передо мной лежало две старинные иконы.
Первая икона была, на первый взгляд, не очень старой. Конечно же, советской, но не представляющей собой историческую ценность. Она изображала Богоматерь «Семистрельную».
А вот вторая икона остается для меня загадкой до сих пор.
Она представляла собой медную (не могу точно сказать, что за металл это был) пластину, закрепленную на деревянном прямоугольнике. Ее лицевая поверхность демонстрировала полустертое изображение с кое-где оставшимся золотом. Разглядеть рисунок и надписи было проблематично, и все, что я смогла увидеть, это силуэт девушки в накидке, выливающую что-то из кувшина. Слева и справа от фигуры были нанесены надписи, но прочитать их было невозможно.
Немного забегу вперед и расскажу про мой дальнейший интерес к этой иконе.
Само собой разумеется, что в свои 18 (хотя и до сих пор) я была ну очень интересующимся человеком. Мне было интересно, например, почему кто-то так аккуратно их укрыл тканью и спрятал в такое место, где их найти было действительно сложно, а точнее, практически невозможно. И еще – что это за икона?
Я не могу назвать себя знатоком священных изображений, но как выглядят известные и важные для православия святые, знаю. Такого же «концепта» я еще не встречала.
В то время я очень хорошо общалась со своим преподавателем по истории. Я рассказала ей про икону, а та неожиданно сообщила, что у нее есть знакомые в отделе иконоведения в музее нашего города. Я попросила ее отдать находку на исследование.
Через несколько недель мне позвонили из музея и пригласили, чтобы отдать ее. Специалисты, которые провели более 40 лет в изучении этого направления, сказали, что не смогли установить, что именно за святая (или нет?) изображена на иконе. Они сказали только, что хотя рисунок и сделан в православной традиции, ни на одно известное изображение он не похож.
С небольшим чувством тревоги я вернулась обратно в квартиру и, обернув иконы той же тканью, вернула их на место.
Но вернемся немного назад, к тому, на чем закончилось мое повествование. После того, как я обнаружила иконы и оставила их изучение до лучших времен, я решила спуститься в подвал.
Крышка подвала открывалась в большим трудом, и только приложив колоссальные усилия и вспомнив чью-то мать я смогла ее открыть. В этот момент я осознала, что фонаря у меня как бы и нет, а телефон у меня был доисторический, подсвечивать которым что-то было просто невозможно.
Я взяла коробок спичек и начала спускаться вниз. На деревянной лестнице лежала сдохшая уже, наверное, месяца два назад крыса, а слева и справа от ступеней были прибиты деревянные полки, уставленные пустыми и не очень банками. Где-то вдалеке за стеклянными силуэтами виднелись наклеенные изображения голых женщин.
Как ни смотрела по сторонам, и сколько спичек я не тратила, я не смогла найти выключатель . Лампочка Ильича издевательски висела под крышей погреба, но включить ее не представлялось возможным. Я поскользнулась на последней ступени и чуть не упала вниз, оказалось, пол погреба – обычная земля, даже ничем не укрытая – ни досками, ни кирпичом. Направо уходила абсолютная темнота, благодаря чему я сделала вывод, что подвал достаточно большой. Решив приобрести на следующий же день фонарь и продолжить исследования, я поднялась на кухню.
Не буду врать, мне было не по себе. Чужая квартира, непонятные иконы, бабушка Регина, нагоняющая страх, подвал, в котором бегают крысы, – все это заставляло меня чувствовать себя неуютно. Неадекватная бабка – это явление понятное, «человеческое», а вот остальное заставляло меня нервничать. Особенно страшно было в тот момент, когда я поднималась из подвала, потому что в голове отобразилась яркая картинка, иллюстрирующая, как дверь подвала «случайно» закрывается, оставив меня внутри.
Но я снова оказалась на неплохо освещенной кухне, и страхи немного отступили.
Отец и его женщина решили поздравить меня с переездом, поэтому подарили чайник инфернального черно-красного цвета и сковородку. Мило и в хозяйстве полезно. Проблема заключалась только в том, что сковорода эта была особенной. Вок-сковородой. То есть диаметр ее днища позволял только сделать некоторое подобие свастики из куриных крыльев, а жарить окорочка или что-то более крупногабаритное было просто нереально.
Но жаловаться грех, особенно в условиях тотального отсутствия денег, например.
Поэтому мой первый ужин представлял собой четыре микроскопических цыплячьих крыла и макарошки. Крышки для сковороды я найти не смогла, поэтому воспользовалась предварительно промытой крышкой от пожилой советской стиральной машинки. Как она называлась – не помню, представляла она собой, по сути, стальной бак с электрической составляющей внизу.
Вечер превращался в ночь, и пора было бы ложиться спать. Но сна не было ни в одном глазу, поэтому я решила предаться чтению. Мой выбор пал не недавно приобретенную биографию Цветаевой.
Сижу я на кухне между голубоватых обоев, пью ромашковый чай и читаю про «черт-черт, поиграй и отдай». У меня звонит телефон.
Смотрю сначала на часы – времени почти два ночи. А звонит мне знакомый из Челябинска (по времени там на два часа больше, чем у нас). Думаю: что ж ему не спится-то, в четыре утра?
Не помню, как именно называлась должность у товарища, но работа его была связана с железной дорогой, и вставать на работу ему надо было в 5 утра, в связи с чем он ложился рано и честно спал богатырским сном, просыпаясь только от надоедливого звонка будильника.
– Здорово, – говорю. – Ты чего не спишь-то?
– Маш, слушай… У тебя все в порядке? – говорит он явно встревоженным голосом.
– Да вроде, – удивленно отвечаю я, – а что такое-то?
– Только правду ответь, точно все нормально?
– Да блин, Серег, да! Хорош панику разводить, что случилось?
В трубке ненадолго замолчали.
– Ну если точно все в порядке, тогда ладно. Если что звони. Завтра объясню.
И в трубке гудки.
«Вот зараза», – думаю я. – «Разволновал и свалил. Что хотел – непонятно».
Спать мне почему-то уже совершенно не хотелось, и в кровать я легла только к 9 утра по Москве. Мне не снилось ничего.
Проснувшись, я набрала номер товарища и популярно объяснив, что так делать больше не стоит, поинтересовалась, почему он мне позвонил. Небольшая ремарка – я ему не говорила, что переехала.
– Маш, я лег спать, как обычно. И вот ночью мне снится какая-то квартира (дальше он максимально точно и в подробностях описывает мое место жительства,ошибся только в одном – сказал, на кухне стол круглый, а на самом деле он был квадратный). Пустая. За столом сидят двое и молчат. И вижу – след крови идет от кухни в комнату. Я вхожу, а там ты. Вся в крови, с разбитым лицом. Я спрашиваю, что случилось, умоляю рассказать, но ты просто смотришь на меня, истекая кровью, и молчишь. На этом моменте я проснулся. Все так реальным казалось, что я проснулся весь взбудораженный. Решил на всякий случай тебе позвонить. Ну а как ты сказала, что все в порядке, решил на ночь тебя не будоражить и на следующий день рассказать.
«Отличный план», – думаю я. После этого мы с товарищем пообщались еще минут десять ни о чем и попрощались.
Мои вещи были перевезены, оставалось только еще кое-что.
Я вернулась домой, где на тот момент я еще жила с маман. В коридоре меня, как всегда, встретила мое любимое и самое близкое на тот момент существо – рыжая с белыми кошка Чудя. Про нее хочется немного рассказать, так как она будет фигурировать в дальнейшем.
На самом деле, полное имя рыжей с белым кошки – Чудовище.
Ее появление было непосредственно связано с разводом моих родителей. Отец уехал, а мать вела себя не слишком адекватно и не давала расслабиться. Поэтому мной было решено взять себе животное, чтобы его любить.
С такими мыслями я отправилась на птичий рынок. Долгое время ходила среди людей, которые во что бы то ни стало пытались всучить мне ненужную им животину. Уже на выходе из рынка я увидела волшебной красоты котят, которых продавала некая бабка по 100 рублей за голову.
Судя по внешнему виду, их мамка согрешила с каким-то породистым котом, отчего их и продавали, а не дарили просто так. И уже собираясь взять одного из них, я осознала, что все деньги, которые у меня есть – на карте. Ну, думаю, ладно, сейчас сниму и вернусь. Я уверенным шагом двинула в сторону торгового центра, но мой взгляд задержался на одном персонаже.
На старом деревянном поддоне сидела грязная, сальная старушка, а в коробке перед ней лежало два очень худеньких, грязных и тощих котенка: черепашковый и рыженький с белым.
Не знаю, что меня тогда остановило, может, жалость, может еще что-то, но я поняла, что возьму именно эту рыжую морду.
Старушка оказалась никакой не пьяницей, как это могло показаться с начала. Она была кошатницей, и для нее этот процесс был необратим. Впоследствии мы общались с ней, я даже приходила к ней в гости. На своем небольшом участке она содержала и пыталась спасти и пристроить всех животных, которых могли узреть в доступной близости ее старушечьи глаза. Сложный вопрос, как относиться к такому «увлечению», но за ту кошку я ей премного благодарна.
Я взяла котенка на руки, та, естественно, испугалась и предприняла попытки к бегству. Но мной было решено любить именно ее, потому мы отправились к ветеринару, а потом – домой (напомню, это было еще тогда, когда я жила с маман). После осмотра выяснилось, что ей было немного меньше, чем 2 месяца, а весила она на тот момент не больше полукилограмма.
И блохи. Эти твари были везде. Про шерсть я молчу, они скакали прямо по глазам…
Поэтому тощее, блохастое, испуганное и оттого шипящее создание было названо Чудовищем, а потом – Чудей.
Чудя была вымыта, вытерта, обработана всевозможными лечебными шампунями и приласкана.
Такую умную кошку, как она, я больше не встречала никогда в жизни. Я даже не говорю о правильном посещении лотка. Она как будто понимала и чувствовала тебя, честно. Когда мне было грустно, она всегда приходила. Ее нельзя было назвать слишком ласковой или, наоборот, «дикой». Чудя была смышленой и любимой.
Вернемся к событиям 2012 (вроде бы) года, когда и происходила наша история. Предупреждая вопросы – с хозяйкой квартиры было оговорено, что у меня есть кошка, она была не против.
Я решила не перевозить кошку сразу же, потому как хотела проверить, нет ли там для нее опасностей. И вот, когда вещи были перевезены, а я обрела долгожданный покой, чудя поехала со мной.
К слову о сознательности и рассудке Чуди – по улице мы с ней перемещались так: у меня на спине рюкзак, кошка сидит на рюкзаке и частично у меня на плечах, а лапами держится за верхнюю часть рюкзака. Ее не смущали на лай собак, ни другие кошки, она реагировала на них… Или пренебрежительным взглядом, или никак.
До этого она уже бывала в гостях у знакомых, тоже проявляя сознательность и уважением к постороннему имуществу. Мне даже иногда казалось, что это просто человек в таком обличье. Уж слишком умная для кошки.
И вот, мы вошли в квартиру. Я закрыла за собой дверь, но кошка, вместо того, чтобы как обычно спрыгнуть вниз, только сильнее прижалась к моей спине.
Этот факт меня несказанно удивил. Я попыталась снять Чудю самостоятельно, но она намертво схватила складки моей рубашки и отказалась с меня слезать.
Следующие несколько часов она так и провела, сверху осматриваясь по сторонам, и только к ночи решилась перемещаться по поверхностям не ниже метра: тумбочкам, столу, раковине. На пол слезать кошка категорически отказалась. И только спустя еще часов пять она бесшумно и боязливо спустилась на пол, категорически отказавшись заходить в комнату. Чудя по-пластунски выползла в коридор, и, почти вплотную прижавшись к стене, глядела в темноту.
Мы не спали достаточно долго, а после мне всю ночь снились кошмары. На самом деле, ничего необычного в этом нет (так исторически сложилось, что я либо вижу кошмары, либо вообще не вижу снов).
Когда же я, наконец, проснулась, то кошки в квартире не оказалось. Я обшарила все комнаты, прежде чем поняла – Чудей был предпринят побег на волю. Причем, как я уже говорила, кошка была умная.
Окна, как и все здесь, были старыми, а значит, форточка закрывалась на расшатанный шпингалет. Как оказалось, мое Чудовище открыла шпингалеты у обеих форточек (окна состояли из двух рам) и когтями (или зубами, черт ее знает) аккуратно оторвала москитную сетку, после чего со спокойной душой ушла гулять.
Расстроившись из-за отсутствия животинки и порадовавшись ее смекалке, я решила устроить таки себе «экскурсию» по замечательным местам своей берлоги, а особенно – по подвалу и антресолям.
«Сначала – самое страшное», – подумала я. Однако без света лезть вниз совершенно не хотелось. В соседнем доме с моим располагался магазинчик «Хозтовары», где я приобрела фонарик, обычную свечку (на всякий случай) и перочинный нож (случаи разные бывают). Расплатившись с пухлощекой и пропахшей дешевыми сигаретами продавщицей, я вышла на улицу и посмотрела по сторонам. Неподалеку виднелась детская библиотека, которая скромно расположилась аккурат между маленьким продуктовым и круглосуточной рюмочной. Невысокие серые дома в пять этажей стояли вокруг и создавали типичный пейзаж спального района относительно небольшого города.
Я отправилась домой, и, подходя к подъезду, подняла голову, глядя в окна второго этажа. В единственных в этом доме «стеклопакетах» мелькнуло кислое лицо злобной бабки, после чего она резко задернула шторы.
Как только я оказалась дома, в мою дверь постучали. В коридоре оказалась женщина явно не славянской внешности, а дверь в квартиру напротив была открыта. На ломанном русском она начала что-то спрашивать, но я не понимала ни слова из того, что она говорит. В итоге она поняла, что объяснить желаемое мне не сможет, и быстро убежала к себе в квартиру, после чего протянула мне пачку каких-то таблеток и вопросительно показала на свой рот. В проеме двери показались двое детей, которые, в дешевой одежде и немного грязноватые, смотрели в нашу сторону.
В конце концов я поняла, что она спрашивала, каким способом ей нужно принимать это лекарство и сколько раз в день. Кое-как на пальцах объяснив ей, я собралась уходить. Она улыбнулась и пожелала приятного дня.
С другими соседями я так и не познакомилась. Соседняя с моей квартира всегда пустовала, по крайне мере, мне так казалось: за все время моего проживания в доме не было слышно звуков открывающейся двери или шума внутри. Правда, пару раз через стену, которая была смежной с ними, были слышны какие-то шаги или стуки, но я предпочла списать это на не совсем ожидаемое распространение звука.
Через дверь от меня находились люди, которые так же вызывали немало вопросов. Я иногда наблюдала, как молодой человек, тоже не славянин, медленно и глядя никуда кроме как перед собой, открывал дверь и заходил к себе домой, так ее и не закрыв. Как-то раз я попыталась заговорить с ним, но он молча посмотрел куда-то мимо меня и ушел, как обычно оставив дверь открытой. Я заглянула внутрь, но кроме короткого коридора ничего видно не было, а лезть на чужую территорию мне было как-то не нужно, да и желания к этому не было.
Кошка пришла вечером. Она была, видимо, очень горда собой, а потому хитро урчала и ластилась, распушив свой не слишком габаритный рыжий хвост.
Вооружившись фонариком, я прошла на кухню и откину тяжелую дверь подвала. Одна, две, три ступеньки вниз, и я стояла на середине лестницы. Свет фонарика гулял по стенам, а я искала выключатель к висевшей под потолком лампочке ильича. Поиски были непродолжительными, и вскоре подвал был кое-как освещен слабой, меньше, чем 40-ваттной, лампочкой.
Справа и слева от входа располагались старые деревянные полки, уставленные соленьями и вареньями, которые по виду были намного старше меня. Кое-где на полу лежали доски и кирпичи, чтобы можно было, не особо запачкав ноги, передвигаться внутри подвала. У стенки стояло множество коробок, в которых лежала просто гора разноплановой посуды. Еще правее валялись штук десять ламп огромного размера, а еще правее… Стоял самогонный аппарат. Позже, когда мой друг осматривал найденное, оказалось, что в конструкции не хватает змеевика, а в остальном все казалось вполне рабочим. Посветив фонариком в правую сторону, я обнаружила, что подвал на самом деле не был ограничен одной только кухней, он простирался и под комнатой. В свете фонаря было видно, что там есть некое помещение, но проход в ту сторону был завален обломками какой-то кушетки, остовом тумбочек и обломками шкафа. Я попробовала сдвинуть хоть что-то, но оказалось, что моя комплекция не позволяет вытаскивать такие габаритные предметы самостоятельно, а поскользнуться в процессе и растянуться на земляном полу не хотелось совершенно. Больше ничего занятного обнаружено мной не было, и я поднялась наверх.
Настал черед шкафов в коридоре. Встроенный платяной в коридоре таил в себе целую коллекцию выцветших и покрытых пылью пальто, которые, судя по внешнему виду, были на пике моды годах этак в семидесятых. «Выкинуть это все к чертям», – подумала я и отправилась за табуреткой. Перед антресолями над дверью висела занавеска, отдернув которую, я увидела какой-то хлам, где лежал потрепанного вида массивных штатив и чемоданчик из коричневой кожи. Вытащив самое интересное (естественно, чемоданчик), я спустилась вниз. В предвкушении я открыла его, и поняла, что передо мной в красивых бархатных внутренностях лежит кинокамера. Рядом с ней располагалась книжечка, после изучения которой я поняла, что в моих руках кинокамера «Киев» 1942 года выпуска, с двумя кассетами в комплекте. Соответственно, книжечкой оказался паспорт, в котором я и прочла всю эту информацию. Печать, дата, подпись отпускающего лица.
«Оболдеть», – подумала я. Мой внутренний хомяк-собиратель немедленно возжелал заполучить кинокамеру в свои руки, даже не ради ее продажи, а скорее для радости обладания таким достоянием. Но совесть взяла верх, и я решила задать вопрос по поводу камеры хозяйке квартиры.
После нескольких гудков мы начали наш разговор, который прозвучал примерно следующим образом:
– Здравствуйте, Н., я вот тут решила расчистить место под некоторые свои вещи, открыла шкаф, на антресоль вот посмотрела, нашла несколько пальто старых и кинокамеру…
Не успела я договорить, как голос в трубке перебил меня.
– Так, вот пальто точно не выбрасывай! Они мне нужны!
Да уж, подумала я. Старые, местами рваные и проеденные тряпки – такая большая ценность…
– А вот камеру, – в ее голосе появились нотки пренебрежения, – Камеру можешь выкинуть. Мне эта дрянь не нужна.
– Спасибо, – сказала я удивленно, – буду иметь в виду…
– А, и еще. Вот над шкафов там еще антресоли. Туда не лазай. Там много вещей, пыль, в общем не нужно тебе все это доставать.
На этом наш разговор закончился, а я точно знала, что я буду исследовать в следующий раз.
Стоит немного обобщить события следующих пары месяцев, потому как ничего необычного (если не считать шума и стуков по ночам), не происходило. Но я прекрасно понимала, что в старом двухэтажном доме с деревянными перекрытиями, еще и с подвалом, быть может всякое. Крысы, кошки, может пробежали, а может, странный сосед все-таки решил закрыть за собой дверь. Меня особенно это не беспокоило, потому и я не предпринимала никаких действий.
С течением времени ненависть бабки сверху нарастала, вместе с которой появилась еще и ее ненависть к Чуде, потому что последняя «громко ходит, сильно воняет, постоянно орет, срет и ссыт где не попадя, и вообще лучше бы ее застрелить». Она вела холодную позиционную войну, подгаживая мне жизнь только своими язвительными комментариями вслед моей уходящей спине или вслух при мне обсуждая мою же персону с какими-то старушками во дворе.
А еще выяснились интересные подробности про мою хозяйку. Она, как оказалось, была не прочь заложить за воротник, причем очень даже некисло. Меня это касалось только тем, что при очередной попытке отдать ей деньги за аренду она отвечала на звонок пьяным хриплым голосом и выдавала что-то типа «Слуууушшшай, двай потом как-нить отдашшш, через недельку встретимсь, мне не срочн». Меня это ни коим образом не трогало, а такой «отложенный платеж» вполне себе даже устраивал.
Я ночевала всегда в кровати, которая стояла рядом с платяным шкафом. Лежать на кровати напротив зеркала мне с детства не нравилось, в чем крылась причина такого предрассудка – не знаю, может, вбитые в голову истории о том, что «сонный человек не должен отражаться в кровати», а может, что-то еще.
Но вот читать там было удобно. Свет как раз наилучшим образом ложился на страницы, и диван позволял комфортно чувствовать себя в позе полулежа.
И вот, в один прекрасный день, я также предавалась интеллектуальному отдыху, удобно расположившись на подушках. Время было позднее, усталость все сильнее накатывала на меня, и я сама не заметила, как мои глаза закрылись, и я уснула.
Когда я очнулась, свет был выключен. Если честно, тогда не подумала о том, как он выключился, потом допустила момент, что уже сама спросонья нажала на выключатель, чтобы продолжить свой отдых. Я перевернулась на бок, направив свое лицо в сторону трюмо.
Несмотря на то, что в комнате было темно, тусклый свет уличных фонарей позволял увидеть кое-какие очертания предметов и давал возможность разглядеть отражение в зеркалах.
Я посмотрела в трюмо и не увидела там себя.
В поверхности, казалось, все было так же, как и должно было быть: вот он диван, вот ромбики обоев, а вот… лицо с чем-то черным вместо глаз, выдающимися скулами и длинным языком.
Нет, я не вскочила с дивана и не побежала включать свет. Я еще несколько секунд, не шевелясь, смотрела в отражение, стараясь разглядеть его четче. После этого я, не отводя взгляд, подняла правую руку и помахала ей. «Моя» рука в зеркале сделала то же самое. Я приподнялась на локте, и «я» в зеркале повторила свои движения. Еще примерно минуту я совершала невнятные пассы руками и наклоняла голову туда-сюда, чтобы убедиться, что это точно я, и что я определенно не сплю.
Я встала с дивана, прошла к выключателю и нажала на клавишу. Снова подошла к трюмо, но там отражалось всего лишь мое немного испуганное лицо. Я глупо помахала себе рукой и ушла на кухню пить чай. Ведь после такого чай в три часа ночи – самое лучшее, что только может быть.
Я до сих пор не знаю, что это было. Можно, конечно, все списать на сон, но я точно могу сказать, что в тот момент я бодрствовала. К тому же прошло слишком много времени, чтобы такое видение было просто галлюцинацией. У меня нет объяснения этому инциденту, но образ «меня» остался очень ярким, и я решила считать его чем-то, может, и потусторонним, но не агрессивным. Ведь если бы это «что-то» в зеркале было против меня, оно ведь не просто помахало ведь мне рукой, ведь так?
На следующей неделе мне нужно было уезжать в славный город Тамбов на несколько дней. Кошке я оставила еды и уже привыкла к тому, что дома она бывает только для того, чтобы поесть и отдохнуть. Чудя, мое рыжее сокровище, каждый день возвращалась после прогулки и ждала меня в подъезде в дальнем темном углу на батарее, если меня не было дома. Она никогда не гадила и не портила, что могло там лежать (а по сути кроме веника там ничего и не было), а учитывая, что она по своей сути была весьма молчалива, даже звуков никаких не издавала. Собрав сумку, я уехала.
Вернувшись, я обнаружила кошку лежащей на ее привычном месте. Она спрыгнула мне под ноги, и вместе мы вернулись домой. Через минуту в мою дверь начали весьма агрессивно стучать. В расплывчатом дверном глазке не помещался полностью жирный бабкин силуэт.
– Здравствуйте. Что такое?
– Что такое?! – захлебываясь слюной, начала орать на весь подъезд старуха. – Ты… Ты, сука! Совесть совсем потеряла! Шлюха! Дрянь ты последняя!
– Мммм… Простите, что?
– Ты!!! Гадина, что, свою кошку теперь в подъезде кормить решила? В своей хате нельзя? А музыку кто включал? Орали всю ночь напролет! Шалава! Мразь! Я милицию вызову! Вселяют таких, как ты!
Я постаралась сделать морду кирпичом.
– Я, конечно, все понимаю… Но меня тут как бы три дня не было. В городе. Вообще. Соответственно, и кошку я не кормила тут.
– По****и мне тут! – продолжала орать бабка. – Я хозяйке твоей скажу! Иродка! Да на тебя бога нет!
Я усмехнулась.
– Ах ты! Смеется мне тут! Еще и богохульствует! Я найду на тебя управу! И кошка чтобы сдохла твоя! Развели тут гадюшник…
Я попыталась уйти в квартиру, но бабка схватила меня за рубашку и продолжила орать что-то из своего привычного репертуара. На шум отреагировала соседка из противоположной квартиры, и, приоткрыв свою дверь, высунула голову в подъезд. Ненормальная старуха ослабила хватку и я резко захлопнула дверь, попутно почти прищемив ей ногу.
В этот день я очень крепко задумалась о том, не пора ли мне съезжать подальше от этой сумасшедшей. Слова словами, но вот хватание за грудки и угрозы – уже совсем другое дело. С другой стороны, найти где-то новый вариант для съема – достаточно муторное дело, да и квартира для меня была интересной. Стоит ли говорить о том, что инцидент с зеркалом меня очень впечатлил, и мне очень хотелось продолжить свое знакомство с этим жилищем. Было решено остаться.
Прошло еще некоторое время. Редкие гости, которые заходили ко мне, часто говорили о некотором дискомфорте, который испытывают, будучи у меня в гостях. Не знаю, привыкла ли я, или «потусторонщина», если они там и была, привыкла ко мне. Примечательным стал случай, когда я стала искать губку для обуви (мало ли, в прихожей где-нибудь есть), и обнаружила на подвесном шкафчике в коридоре… Библию и топор. Серьезно. Нет, я, конечно, посмеялась на тему священных войн и борьбы с нечистью, но мне до сих пор интересно, зачем было класть их вместе.
В один прекрасный вечер мои руки наконец-то добрались до того, чтобы исследовать антресоли, которые хозяйка советовала не открывать. На антресолях лежало несколько непрозрачных пакетов, и я спустила вниз их все.
В первом лежало тряпье. Насколько я поняла, оно принадлежало почившей матери моей хозяйки. Старые платья, колготки, нижнее белье фасона а ля пенсионер. А вот содержимое остальных пакетов было куда интереснее.
Они были забиты стопками фотографий. Снимков членов семьи и фото с похорон.
Честно – я не понимаю, зачем хранить, а тем более делать снимки, как кто-то лежит в гробу. Причем с разных ракурсов… На самом деле, эта находка и созерцание покойников меня угнетало и пугало гораздо больше, нежели отражение в зеркале. Карточки были старыми, некоторые даже на картонках-подложках. Ни на одной фото не было улыбающихся людей, даже детей. Может быть, впечатление усугублялось за счет обще нервотрепки и небольшой паники, но лица были очень пугающими, безэмоциональными, а глаза можно было назвать именно «рыбьими». Интересно, почему хозяйка запретила мне смотреть их? Получается, она знала, что там лежит?
Мне было действительно жутко, и, если честно, я даже ощутила некоторое «присутствие». Я уже трижды прокляла себя за то, что решила ознакомиться с содержимым поздним вечером, и впопыхах забила пакеты фотографиями. Вернула их на антресоль и ушла пить чай. Да… Чай.
У меня было странное чувство, которое я не могу объяснить до сих пор. Квартира меня пугала, заставляла переживать, но в то же время была чудесным местом, моей маленькой берлогой, где я могла отдохнуть. Я не хотела уезжать, и почему-то хотела остаться здесь как можно дольше.
Бабка с верхнего этажа впадала в маразм все больше, часто я слышала, как она специально останавливается у моей двери и громко вслух перечисляет мои грехи, в которых я повинна (на ее взгляд, конечно). Видимо, таким образом она меня пыталась выжить. Иногда ее монолог завершался ударом ноги по двери.
Апогей настал чуть позже.
Однажды я пришла домой, открыла дверь и увидела на ковролине и некоторых участках дивана прожженные следы. Небольшие, максимум миллиметров восемь, они покрывали ковролин, лежавший в комнате. Некоторые мои вещи были не на своих местах, и в ящиках явно копались.
Недолго думая, я позвонила хозяйке, застала ее в очередном состоянии нестояния, и мне открылись очень интересные подробности. Двинутая крышей бабка решила позвонить моей хозяйке, благо ее номер телефона она знала, с целью «рассказать, какую шалаву она к себе поселила». Однако встретив в трубке пьяный голос, та решила, что действовать нужно своими силами. Она договорилась с пьяной в умат Н., что возьмет у нее еще один комплект ключей от этой квартиры, потому что… Хозяйка сама даже не могла внятно объяснить, что та ей наплела, но это было даже не суть важно.
Насколько я поняла, дальше произошло следующее: бабка решила самостоятельно «найти доказательства моей похабной жизни» и «освятить» жилище (вспоминая мою ухмылку при упоминании бога). Собственно, этим объяснялись передвинутые вещи и прожженные следы (видимо, капал воск от свечи или горячее благовонное масло). Это подтверждал и характерный запах, который был в комнате, когда я зашла.
Сразу же после этого я как можно плотнее закрыла дверь, заперла ее на внутренний замок и в темпе вальса стала паковать свои вещи, попутно просматривая варианты жилья хотя бы на первое время.
Нет, я все могу понять. Даже неприязнь. Старая, ненормальная бабка, орущая тебе в спину, это одно. Но когда в твою берлогу входит чужой и смеет касаться твоих вещей… Это омерзительно и отторгающе.
К сожалению, как бы мне не хотелось, уезжать мне было некуда. Возвращаться к маман в силу некоторых обстоятельств не хотелось, иначе я бы от нее и не съезжала при первой же возможности, парня у меня тогда не было, вариант пожить у друзей тоже не был реален, а деньги на съем должны были появиться только через неделю.
А потом Чудя пропала. Мое любимое, сообразительное, теплое и родное Чудовище не пришло ночевать. На следующий день она тоже не появилась. И на другой день тоже. Я обошла все дворы, заглянула во все подъезды, но нигде не было ни следа моей любимого и самого близкого на тот момент существа. Глядя из своих «стеклопакетов», старуха ехидно улыбалась.
Я даже открыла форточку настежь. Да, мое Чудовище умела распахивать ее сама, но мне почему-то казалось, что так я приближу ее возвращение. Каждый день, возвращаясь домой, я звала ее по имени, но никто не откликался, не семенил своими рыжими лапками по грязной поверхности асфальта.
Вечером в дверь постучали. На пороге стояла Регина, бабушка-цветочница со второго этажа. Она шепотом попросила войти внутрь.
В коридоре она огляделась, после чего задала вопрос:
– У тебя же кошка так и не вернулась, да?
Меня передернуло, и я молча кивнула.
– Слушай… Только это останется между нами, иначе она и меня начнет опять выживать. Я просто решила, что тебе лучше знать. Я тогда была как раз на кухне, поливала цветы на подоконнике. Слышу — громкий удар на улице. Выглядываю – вижу рыжее тельце, потом сосед, тот, который странный и молчаливый, закидывает его в багажник машины, а она ему бутылку протягивает. Это было где-то неделю назад. Ты извини… Просто я подумала, что тебе лучше знать. Чтобы не ждала.
У меня не было сил разговаривать. Я должна была поблагодарить ее, но мысли были совсем не здесь, и на языке не вертелось ни одного подходящего слова. Я не помню, что именно я ей ответила, после чего она ушла и я закрыла дверь.
Оставшись одна, я расплакалась. На тот момент у меня объективно не было более близкого и понимающего существа, настолько любящего меня. Чудя – это совершенно другое, чем обычные вечно просящие жрать комки шерсти. Она меня будто чувствовала, она всегда была рядом, когда мне было особенно тяжело и никогда в жизни не доставляла мне неудобств. Из меня как будто вынули и выкинули что-то очень важное и необходимое мне, и теперь мне оставалось только как-то жить дальше.
Я накинула куртку и вышла в подъезд с намерением посетить магазин. У подъезда столкнулась со старой, мерзкой бабкой, которая чужими руками лишила меня самого дорогого, что у меня было. Она расплылась в улыбке и как будто мимоходом спросила:
– А что, кошечка-то не вернулась твоя?
У меня не было сил даже на злость. Я молча прошла мимо, а та громко грохнула тяжелой металлической подъездной дверью.
Буквально через пару дней после этого у меня появились деньги, которые, будь они раньше, скорее всего смогли бы сохранить моей Чуде жизнь. Я отдала оплату за последний месяц сестре Н., потому что та была, как всегда, в усмерть пьяна и не могла прийти, чтобы забрать их.
Кинокамеру я забрала с собой. Вещи вывезли за один раз, и пока я перетаскивала их на улицу, стерва злобно смеялась, наблюдая за мной из открытых окон второго этажа. Регина с лицом, лишенным эмоций, молча смотрела сквозь заросли герани на подоконнике. Ключ плавно лег в ладонь сестре Н., и я уехала из проклятой квартиры навсегда.
Когда уже в новом жилище я разбирала свои вещи, я обнаружила в коробке старые советские иголки россыпью. Они явно не были моими, и я заключила, что это таким образом почившая мать моей хозяйки, владелица квартиры, которая в ней же и почила на кровати, где я спала, передает свой привет.
Смерть Чуди я переживаю до сих пор, хотя прошло уже больше четырех лет. Я не видела ее тело, и, хотя я знаю, что это не так, я несколько месяцев после ходила вечером мимо дома, зовя ее по имени. Мне хотелось верить, что ее лишь слегка ударили, а когда увезли выкидывать тельце, она убежала туда, где безопасно.
Где-то через полгода после того, как я уехала, на улице я случайно встретила Регину. Несмотря на то, что мы с ней никогда до этого, кроме пары раз, не общались, она радостно улыбнулась.
– Я хотела тебя поблагодарить, что ты пожила в этой квартире. Старуха сверху просто должна кого-то ненавидеть. До тебя она пыталась выжить меня. А когда сюда переехала ты, она хоть на немного от меня отстала и я смогла отдохнуть.
Мы прогулялись с ней по парку, она рассказывала о себе. Оказывается, она работала проводницей в поездах дальнего следования и пишет мемуары о своих поездках.
А квартира эта до сих пор не сдается. Не знаю, по каким причинам, но в ней за все эти годы не было жильцов. Когда я прохожу мимо окон, там никогда не горит свет, а рваный тюль висит все в тех же складках, как я и оставляла. Цветочный горшок на подоконнике в кухне расположен под тем же наклоном. На стеклах окон оседает пыль.
Вот и закончилась история о том, как сумасшедшая и озлобленная старуха способна привнести больше разрухи, чем странности и «потусторонщина» в странной квартире.