Мечтатели

                МЕЧТАТЕЛИ.



На то и волки, сошлись и приглядываются друг к другу, безошибочно определила  Ольга. То ли вместе загонят дичь, то ли сцепятся и погибнут в отчаянной схватке.
Поэтому разобрались, как принято у мужиков.
Коньяк высшей пробы, таким некогда потчевал вождь  союзника.
И тот, прежде чем пригубить, согревал бокал ладонями, потом наслаждался чарующим запахом. Ноздри  раздувались, в уголках мясистых губ вскипала слюна. Запах напитка вперемежку с ароматом душистого дыма.
За день расправлялся с  бутылкой.
Нашим понадобилось меньше часа.
Сошлись хозяева  заводов.
Можно объединиться и выстоять в буре и урагане,  проще объявить себя банкротами, но заранее вывести из-под удара  трудовые сбережения.
Ольгин хозяин настаивал на втором варианте, его собеседник сомневался.
Сговорились и ночью сошлись в заводоуправлении. Приехали без водителей – еще не разучились управлять автомобилем, - тем надежнее, чем меньше посторонних узнают.
В проходной хозяина встретил отставник, такой сохранит военную тайну, никому не расскажет,  онемел от ранения.
Нижнюю часть лица, чтобы не пугать начальство, прикрыл шарфиком.
В детстве Коля знавал старика, что служил матросом на царской яхте. И царь, поднимаясь на борт, каждому пожимал руку и выспрашивал о здоровье.
Перевелись такие душевные люди, посетовал старик.
Поэтому Николай Александрович задержался около проходной.
- В Германии и в Израиле  умелые лекари, - обнадежил он.
Вахтер мычанием поблагодарил хозяина.
Тот привез с собой секретаршу, она не посмела отказаться.
- Накрыть на стол, и если  чего…, - проинструктировал ее.
В заводоуправлении дежурил  бывший милиционер,  сослуживцы предпочитали не связываться с ним. Встретив начальство, тот укрылся в своей каморке и включил телевизор. Бравурной музыкой вроде бы отгородился от действительности. Но подслушивал и подглядывал в щелочку.
Хозяин приказал, Ольга  встретила.
Мужчина необъятных размеров с трудом выбрался из машины.
Показалось, что та облегченно вздохнула, избавившись от  седока; сотни породистых лошадей, созданных для чемпионского забега, едва доплелись до  стойла.
- Женщин только не хватало! - огорчился пришелец.
Постарался, не раскачиваясь добраться до крыльца, но потерял равновесие и ухватил ее за локоть.
Она едва удержалась на ногах.
Но взглянула не на обидчика.
Две дорогие и ухоженные машины. Разработчики и механики вложили в них  душу.
Показалось, что из-под капота или из бензобака выхлестнул огонь. И тот же перекинулся на другую машину.
И не сбить пламя, грянет взрыв, залечь за укрытием и скрещенными руками прикрыть голову.
Жар опалил лицо, она прикрыла.
- Что? – не разобрался мужчина.
- Всего лишь молчаливая и безропотная прислуга, - назвалась она.
- Если  бы молчаливая, - не поверил он.
Мужчины обошлись без лишних церемоний.  Николай и Петр, привычные, царские имена. Видимо, поэтому многого достигли.
Но теперь в ходу другие прозвища, и не так-то просто выстоять и выжить.
Они попытались.
- Если договоримся,  отдам самое дорогое, - посулил хозяин, кивнув на Ольгу.
Он был гораздо старше  собеседника, но регулярно посещал тренажерный зал.
Давно уже не интересовался женщинами, для  престижа держал при себе видную секретаршу.
Далекие ее предки – конечно, он не поверил - были захолустными удельными князьями.
- Щи лаптями хлебали? – переспросил  на вступительной беседе, она не расслышала, но покраснела.
Чтобы уговорить, хозяин был готов рассчитаться натурой.
Девушка прижалась к стене. Бесполезно прикрываться, не бывает целительного огня, лишь пепел остается после пожара.
Не только опорожнили бутылку, но ополовинили и вторую.
Два здоровых мужика, что им эта малость, один ходит в тренажерный зал, в другом больше двух центнеров веса.
- Стоять! – приказал хозяин, когда она попыталась отступить и уберечься.
- Тпру! – поддержал его гость.
Ольга помоги! мысленно  обратилась девушка к своим предкам.
Показалось, что та давняя, далекая услышала ее.
- А наша застава была в тундре, там не было женщин, – вспомнил Петр  службу в армии.
- Пришлю ее в твою  тундру, - согласился Николай.
Снова зазвенело стекло, собутыльники еще не насытились.
Выстоять, а потом отомстить, научила давняя Ольга.
- Возьмет призы на любом конкурсе, - похвалился Николай.
- В тундре лишь белые медведицы, - пошутил Петр.
- Она вроде не медведица.
- Женщины – еще опаснее, - обменялись  замечаниями.
Николай покачнулся, но удержался, не зря занимался на тренажерах.
- Пощупай ее, - предложил он.
Так демонстрируют призовую кобылу: похлопывают  по крупу,  осматривают копыта,  расчесывают гриву.  И чтобы не выпирало брюхо, и  не было потертостей.
Ей бы убежать,  преследователи не догонят, одному не выбраться из-за стола, другой привалился к стене.
Та накренилась, уперся в нее, чтобы не рухнула.
И пусть команда его с ружьями наперевес поджидает на крыльце.
Гибель предпочтительнее бесчестия.
- Будешь рыпаться, документы твои ложные, я докажу, у меня связи, тебя вычеркнут из княжеского сословия, - предупредил экзекутор.
Растоптал в очередной раз.
Ты вытерпишь, тем слаще будет твоя месть, научила давняя Ольга.
Горожане убили мужа, а вдова попросила по птице с каждого дома. Совершенно необременительная дань.
Убийцы охотно согласились.
- Такой зад, - показал хозяин.
Напрягла мускулы, старик ушибся и предупредил.
- Если повторится…
И  дребезжащий голос неожиданно обрел силу и мощь, или так  показалось.
Ладонь его  холодна как лед, от ягодиц холод  переполз на брюшину.
- У нас на заставе была заслуженная лошадка, - вспомнил Петр.
Другая волна холода зародилась в груди.
- Ей заплетали гриву в косицы, - вспомнил Петр.
Вся превратилась в ледышку, теперь не убежать, одно неверное движение и разлетится осколками.
- Тем слаще будет месть, - вслед за давней Ольгой повторила помертвевшими губами.
- Заезжу ее до смерти, если не согласишься взять, - предупредил хозяин. - Загнанный лошадей пристреливают, - вспомнил название старого фильма.
- Ладно, если она обернется кобылой, - согласился добрый гость.
Не мог  просто так сдать свои позиции. Но ради спасения человека…
- Эта все может, - согласился Николай.
Ольга вызвала машину, чтобы развезти их по домам.
Помогла спуститься по лестнице.
Если навалятся, мне не выстоять, отчаялась она.
  Не навалились: на каждой ступеньке штанга тяжело придавливала, но Николай Александрович не поддавался. Стена – и здание почти не раскачивалось – упруго отталкивала Петра Алексеевича.
Земля дрожала, девушка едва удерживалась на шаткой палубе.
Ночной дежурный приник к замочной скважине в своей каморке.
Толстяк случайно задел дверь, рукоятка рассекла щеку наблюдателя.
Ранили на боевом посту, за это враг понесет заслуженное наказание.
Обычно хозяин особо не баловал своих подданных, но расслабился после удачной сделки. Из портфеля, с которым никогда не расставался, достал несколько купюр.
- Гуляем на все! – пригласил и водителя и секретаря.
- Когда-то в городе был ипподром, надо придерживаться традиций, -  сказал Петр Алексеевич.
- И на скачки, и в кабак, и к девочкам – любая прихоть за ваши деньги! – охотно согласился водитель.
- Довезешь? – спросила провожатая.
Ей показалось, что одежда ее, кожа пропитались не запахом коньяка, но грязного белья и немытых тел.
Как в детстве: несколько человек в крошечной спальне, лоскутами свисают обои, на полу грязь, по  ночам досажают клопы и блохи.
Резко тряхнула головой, избавляясь от наваждения.
- Твоим пора на свалку! – весело согласился водитель.
Совсем  мальчишка, жизнь еще не обломала его.
Седоки, увлеченные  беседой, не услышали.
- Но! – приказал толстяк.
- Не балуй без меня! – предупредил старик.
Хоть бы их в преисподнюю забрали! мысленно попрощалась  девушка, хотя не верила ни в Бога, ни в черта, так научили: надеяться только на себя.
В детском доме; а нашли ее на ближайшей свалке, она чудом выжила.
Назвали Ольгой, как всех подкидышей.
Чтобы не запутаться, присвоили  порядковый номер. Сначала замыкала она десятку, но  пробилась, не каждому доверят прислуживать на переговорах, а потом убираться в директорском кабинете.
- В стойле! – выругалась она, толстяк привык общаться с лошадьми,  ей пришлось разгребать навоз.
И этот запах – навечно въелся в одежду и кожу.
В одной бутылке осталось на донышке, капнула на ладонь и слизнула каплю.
От горечи жизни и напитка онемел язык, и свело скулы.
- Потом напьюсь, когда окончательно признают княгиней! - выбрала ориентиры. - Наполню туфельку шампанским, - видела в каком-то фильме, - и пусть хоть один откажется выпить!
Но тут же ладонью шлепнула  по губам, дошла до проходной, враг может подслушать.
Услышал дежурный по заводу, по иронии судьбы его тоже звали Николаем Александровичем, поэтому и возвысил его хозяин, нюх и слух был у выдвиженца, как у заправской гончей.
Кое-как перевязал боевые раны, тоже отомстит, кто им позволил безнаказанно издеваться?
Глубокая ночь, можно сдернуть маску, привратник снял шарфик.
Молчал целый день, не сразу удалось восстановить основы.
- Баба! – углядел он.
Но тут же опомнился, немой обязан молчать, свою похоть выразил непристойной мимикой. Гибким змеиным языком облизал распухшие губы.
Девушка не отшатнулась.
Кажется, такое уже было, написали рок-оперу, урод влюбился в красавицу, вроде бы все погибли от запретной любви.
- Надо выжить! Я выживу! – сама себе приказала девушка.
Заветное слово распахнуло двери; привратник отпустил тормоз, скрипуче провернулись штыри вертушки.
Здание заводоуправления примыкало к проходной, дежурный приник к  торцевому окну.
На всякий случай: враг не застанет врасплох, если тщательно подготовиться к обороне.
Поэтому  ищейкой изучил следы: свои – не осталось ли где кровавых капель, рана еще кровоточила, чужие – по отпечаткам можно догадаться о намерениях.
На цыпочках подкрадываются к добыче. Полная ступня – не мыслят беду и поражение.
Наука, которую в совершенстве освоил.
Все разузнал о женщине, что хитростью и показной покорностью разжалобила хозяина.
В случае необходимости расскажет ему.
Дворянское собрание пока еще не признало претендентку. Особенно ополчились те, что предоставили не совсем правдивую родословную. Признанные аристократы особо и не вчитывались в эти свидетельства. Каждый род давал многочисленные боковые побеги, не зря былые писатели охотно прославляли барышень-крестьянок.
Одна из них выбралась из темницы.
Запросила дань, по несколько птиц с каждого двора в осажденном городе, вспомнила невнятный рассказ своей покровительницы.
Или об этом поведал зачуханный средневековый переписчик древних актов. Лишенный возможности победить и прославиться, другим приписал свои намерения.
Зачем? не разобралась женщина.
Получила  голубей от каждого дома, придумал переписчик. А были ли тогда голуби? вопросил он, но тут же отбросил эти сомнения, кто станет разбираться.
Привязала к хвосту каждого по пучку соломы, дал волю своей фантазии.
А потом, потом…, тут он не сдержался и отбросил испорченный лист.
Перед ликом Святого в углу кельи масляно чадила лампада, подхватил ее и ладонью прикрыл трепещущий огонек.
Святой на почерневшей доске погрозил корявым укоризненным пальцем.
Тюфяк, на котором спал, был набит соломой. Кое-где ткань прохудилась.
Солома мгновенно занялась.
Послушник одумался, обжигаясь,  загасил пламя.
Но не остановил княгиню.
Солома занялась, живые факелы устремились к своим гнездам.
Если когда-нибудь появятся любители и хранители природы – то осудят ее, усмехнулся послушник. А люди…, кто и когда жалел людей!
Не выбросил испорченный лист,  вложил его в рукопись.
И теперь та давняя княгиня охотно поделилась с наследницей огненной  задумкой.
Тем более девушка увидела.
Зажмурилась и представила.
Когда грязными вонючими пальцами залезли в рот и пересчитали зубы.
Чтобы не одного гнилого и ни одной пломбы. С гнильем не победить на скачках.
Представила, как с канистрой подобралась  к машинам. В канистре плещется горючка.
Напрягла круп и живот,  заводчик едва не сломал палец и попенял строптивой кобыле.
И грудь еще не обвисла, удовлетворенно отметил.
Отвинтила крышку, задохнулась от едких паров бензина.
Если найти ей подходящего жеребца можно вывести новую породу, придумал заводчик.
Выдрала крышку бензобака, и вложила в отверстие тряпку.
Конечно, надежнее швырнуть  спичку. И если хватит сноровки, залечь в укрытии. Упасть на асфальт и ладонями закрыть затылок. Может быть, повезет, и удастся выжить.
Так зримо представила, что снова отшатнулась от огня.
И бессмысленно противиться естественному желанию.
Она и не противилась, давно уже присмотрела подвальное окошко, забранное ржавой железной решеткой.
Тогда же наклонилась завязать шнурок, железо сгнило, и стоило посильнее дернуть.
Оглянулась, тускло мерцают ночные фонари, пусто на улице, и не светятся окна.
Но все равно могут увидеть, зачерпнула пыль  и втерла в щеки, так поступают диверсанты, так  научили в детстве.
Если поймают, то, может быть, пожалеют замухрышку.
Худенькая, тонкая как тростинка девчонка, такая просочится не только в форточку, но и в щель.
Глубокой ночью с подоконника бесшумно спрыгнула на пол, а показалось, содрогнулась земля.
Но не потревожила  старого кота, тот во сне дернул передними лапами, напрасно пытаясь  схватить.
Хозяева укатили на дачу, оставили дома немощное животное.
- Вы это самое…его не троньте, - попросила ребят.
- Жалостливая ты наша…, - согласились те.
На следующий день  не только до отвала накормила соседей, но полакомилась с ними мороженым.
Чудное, недоступное до этого лакомство.
Еще проникала в чужие квартиры, но не призналась следователю.
Как не признались ребята.
Упрямо настаивала, что деньги нашла на улице.
Достаточно потрепанный желтый портфель, припомнила девчонка.   Замок пришлось сбивать камнем, разбила палец, пожаловалась она. Показала мизинец на левой руке, некогда прищемила его в дверях, остался шрам.
- Купюры остро пахли типографской краской, - такими подробностями добила  следователя.
Тот ухватил ее за подбородок – было не больно, но обидно, - заглянул в глаза.
Она выдержала  взгляд.
- Если…, - сказал он.
- Что? – спросила она.
- Рано или поздно удача отвернется, - сказал он.
- Нет, - отказалась она.
Горечь и безысходность, девчонка зажмурилась, будто так можно уберечься и спастись.
- Смотреть на меня! – приказал следователь.
Веки слиплись, пальцами раздвинула их. В тумане различила его лицо.
- Тебя посадят! – предсказал мучитель.
- Нет, - повторила она.
Бесполезно отказываться в густом тумане.
- Каждому свое, - предрек обманщик. – Детдомовцам не дано устроиться. В лучшем случае будете на подхвате у более удачливых и сметливых. Если у бандитов, то те отвертятся, а вы пропадете.
- Нет. – Заблудилась  в тумане.
- Но если отец дворянин или миллионер…, - посетовал на свою судьбу.
- Нет у меня знатных родителей, всю жизнь придется заниматься мелочевкой, перевоспитывать малолетних преступников, - пожелал себя.
- Дворянин. – Ухватилась она за спасительное определение.
- Или боярин, или князь, или окольничий!
После этого перестала проникать в квартиры, к удивлению учителей засела за учебники.
Годы ушли на подготовку.
В дворянском собрании изучили представленные ей документы. Особенно заинтересовались гербом: на фиалковом поле, увенчанном царской шапкой, крест соседствовал с увесистой дубиной.
Собрание курировал директор одного из заводов, он-то запросто доказал высокое происхождение. Не пожалел  денег.
Ольга устроилась к нему секретаршей.
Сначала из ближнего зарубежья перестало поступать сырье, потом банк потребовал вернуть ссуду.
Как обвал начинается с одного камня, так множились и копились долги.
Хозяин припрятал драгоценности, а остатки выставил на продажу. Не пожалел и самозванку.
Больше не повторится, поклялась она  следователю, То есть себе, он не поверил.
- И правильно сделал, - наконец согласилась с ним.
Выломала решетку, ржавчина въелась в ладони, наползла на рукава парадного платья.
Узкая щель, протиснется не каждая кошка, надо избавиться от лишней одежды.
Давно сбросила туфли, негоже убегать в такой обуви, едва выскочила на улицу, как обломился каблук.
Камни и осколки стекла изуродовали подошву, что ей несерьезная эта боль.
Содрала платье, некогда размыкать молнии и застежки, ткань лопнула под нетерпеливыми руками.
Странное выбрала белье, облачилась в закрытый купальник, но так проще просочиться узким лазом.
Вытянула руку, другую прижала к туловищу.
Поэтому не  разбилась, упала в колодец, но кончиками пальцев зацепилась за выступ.
Удерживаясь на одной руке, другой нащупала камешек и сбросила  в пропасть. Глубину можно определить по времени падения.
Камень шлепнулся в лужу, спрыгнула, спружинив полусогнутыми ногами.
Фонарик забыла взять, послюнявила палец и определила направление ветра, дует, наверное, от дверей.
Слышала крысиную поступь,  не боялась зверей, а они не трогали ее.
Увел лошадей из конюшни, вспомнила толстяка, но еще долго не выветрится запах.
Разгребала его обеими руками.
И труб сочились сточные воды,  шла по щиколотку в грязи.
Как по трясине, присасывались пиявки.
Отдирала их, оставался кровавый след.
По нему кралась подземная живность; дежурный учуял кровь, ноздри его раздулись. Содрал повязку на щеке и тронул рану, она зарубцевалась, остался грубый шрам.
Насторожился и подобрался к входной двери.
А вахтер прилег отдохнуть, больше никто не побеспокоит, только отвергнутые любовники да незадачливые грабители  шляются по ночам. Здесь некого любить и нечего грабить.
В темноте, изнемогая от усталости и сражаясь с нечистью, девушка пробивалась запущенным подвалом.
Нельзя вернуться, та давняя и далекая Ольга не поймет и не простит.
Двери в подвал давно уже  заколотили досками, но забыли или не успели заложить отдушину.
Добралась и приникла; гарь и сажа въелись в асфальт и камень, был сладок этот запах.
Надышалась и воспряла, а потом, обламывая ногти и раздирая пальцы, выдергивала из кладки шаткие кирпичи.
Наконец просочилась в  лаз.
Осталось немногое, мысленно уже проделала это.
И хотя не принесла канистру, но около машины кто-то услужливо оставил промасленную тряпку и уронил зажигалку.
Темно  на дворе, прожекторы отключили, но глаза притерпелись к тьме, видела не хуже кошки.
Дежурный приник к замочной скважине, но не различил.
На всякий случай содрал со стены огнетушитель и встряхнул его.
Выломала крышку бензобака – так уже было -  и отвинтила пробку.
Как тот средневековый переписчик ладонью прикрыла трепещущий огонек.
Дежурный различил, плечом толкнулся в запертую дверь.
Заперся, но забыл, где ключ.
Огонь разгорелся, увидел уродливое, оскаленное лицо.
Везде, где работал, водилась нечистая сила,  впервые воочию встретился с ней.
И только одно средство борьбы с нечистью – вычитал в  пособии по выживанию: - окропить  святой водой.
Хозяин недавно пригласил попа,  тот освятил здание, поэтому  сгодится любая жидкость.
Прицелился огнетушителем и надавил гашетку.
Пенная струя разбилась о закрытую дверь и разлетелась осколками. Те шрапнелью изранили лицо.
Выронил оружие и попытался  увернуться.
Упал на четвереньки, и отполз, только так удалось спастись.
Или кончились снаряды, медленно оседала водяная пыль.
Вымок до нитки, на улице, за закрытой дверью бушевал огонь, потянулся к нему, чтобы согреться.
Но опомнился, надо сообщить и оправдаться, трубка осталась в его каморке на втором этаже,  заковылял по лестнице. Ноги проскальзывали на мокрых ступеньках, цеплялся за перила, как за спасательный круг.
Наверное, в огнетушителе отравленная начинка, слабел с каждым неверным шагом.
Но все же добрался и с нескольких попыток набрал нужный номер.
Услышав сонный голос ночного дежурного, путано и невнятно пожаловался.
- Они сговорились… Рука руку моет… У меня неопровержимые доказательства...
- Назовитесь и сообщите адрес, - привычно откликнулся дежурный.
- Ее подослали…Нечистая лошадиная сила…, - еще более невнятно сообщил приболевший мужчина.
И можно  определить, где он находится, современная техника это позволяет, и направить туда карету из дома скорби, вместо лишних этих хлопот дежурный положил трубку на рычажки.
В городе полно безумцев, с каждым днем их становится все больше, и если прислушиваться к сумеречному бреду…
Хватает насущных забот.
Грядет очередная  аттестация, запросто могут уволить. Уж сколько их упало в эту бездну, предупредил некий мудрец. Кажется, за это или за другое похожее высказывание приговорили его к высшей мере наказания.
Дежурный отмахнулся от пустого звонка и тут же забыл о нем.
Пламя не согрело, но обожгло, кожа на лице потрескалась, волосы  посеклись.
- Так? – хрипло и безнадежно спросила Ольга у давней и далекой своей покровительницы.
Та, наверное, увидела, но не заслонилась от бушующего огня; город выгорел дотла, сполна отомстила  обидчикам.
И ни капли жалости к погибшим.
И никакого сочувствия к измельчавшим  потомкам.
Ничего  не было, прозрела девушка, та, давняя не сжигала город, за нее отомстил безымянный переписчик, а мы поверили и повторили.
Огонь может перекинуться на дома.
Трубку потеряла, когда кралась подземельем, но сложила ладони рупором.
Люди не услышали, напрасно к ним воззвала.
Но насторожился  дозорный на пожарной каланче.
Башню эту возвели еще в позапрошлом веке, годы не пощадили ее, после долгих дебатов  запретили на нее подниматься.
Дозорному не спалось,  поднялся по винтовой лестнице. Цепляясь за штырь, торчащий из стены, осторожно выбрался на ветхий балкончик.
Различил зарево и поспешно скатился по крутым ступеням. Если и  расшибся, то не обратил на это внимания.
Дежурная смена оседала боевую машину.
Взвыла сирена, взбудоражив спящий город.
Все может случиться, надо вовремя спрятаться,  мнительные горожане  приготовили справки и документы.
Вахтера не разбудил этот переполох.
Если начальство позволяет, то можно всем, ошибочно посчитал он, и отбросил пустую бутылку.
Крепок  его сон, и  не тревожат сновидения.
Ольга ушла тем же подвалом.
Но если раньше слышала крысиную поступь,  и следом кралась подземная нечисть, то на этот раз все затаились.
Запретная черта, через которую она переступила.
Огонь может перекинуться на дома, погибнут люди, кто нам позволил распоряжаться чужой жизнью?
Своей не можем распорядиться.
В ссадинах и синяках, в ожогах и порезах выбралась из подвала.
Породила огонь, и сама же пострадала.
Забылась около полуразрушенной стены.
Переулок, в котором раньше стояли мусорные баки.
Губернатор попенял местному начальству.
Баки убрали, но жители привычно выбрасывали мусор.
Забылась среди истлевших тряпок и продавленных матрасов.
Той ночью я принял решение.
Древний летописец старательно отображал крохотный свой мирок, домочадцы посмеивались над пустым  увлечением. Кому интересно, что и почем можно купить на рынке, как соседи борются с нищетой и проклинают местных богатеев.
Интересно будет потомкам.
Чтобы лучше освоиться в быстро меняющемся и чуждом мире, решился на ночную вылазку.
Непредсказуем и опасен затаившийся город.
Вот прошла патрульная машина, двери и ворота закрыты на кодовые замки, не убежать и не спрятаться, предъявил пустые ладони – не вооружен, и, наверное, не опасен.
Машина остановилась, достал паспорт, выдан на основании соответствующих документов, а не справки об освобождении, прописан в городе, и не отмечено, что жена устала ждать  и надеяться и ушла в неизвестность. Туда, где можно опереться на крепкое плечо.
Пусть живет, видимо решили служивые, или лень было вылезать из машины, выполнили план по отлову.
Выжил, но углядел одинокого странника.
Выпятил грудь и расправил плечи, ободранный и побитый жизнью мужичок поспешно перешел на другую сторону.
Потом перешел сам, лучше не связываться с веселой компанией.
Хмельные дамы в обнимку, их поддерживают преданные кавалеры.
Если дамы заметят одинокого странника, если приревнуют кавалеры, а в  интернете  уже обвинили в очередном преступлении, то наверняка не поздоровится.
Не только перешел на другую сторону, но юркнул в переулок.
Задохнулся в запахе гари.
Прикрыли очередной заводик, отключили от электроснабжения, и работяги, чтобы выжить, развели костер в цеху или во дворе.
Завод  основан в глубокой древности, некогда снабжал он фарфоровой посудой царское семейство, при советской власти перешел на изоляторы, но теперь закупают их за границей.
Первым делом сожгли документы и экспонаты из заводского музея.
Если забрать память, то  будет не так больно и обидно.
Сосредоточенно и подробно забрали.
Когда примчались пожарные, огонь уже уничтожил доказательства, слишком долго стучались в закрытые ворота, а когда их пропустили, нечего было тушить, на всякий случай окатили останки водой. 
Досталось и ночному дежурному, тому, наконец, удалось выбраться из тюремной камеры. Ключ, оказывается,  спрятал  в нагрудный карман, но запамятовал в горячке.
Уничтожили память, вышвырнули на свалку тех, что не пожелали смириться с этой  потерей.
Крысы уже подступили к телу, окружили плотным кольцом.
И тучей нависло воронье, птицы нацелились.
Одной рукой прикрывая лицо,  другой пах, могут заклевать и выклевать, осторожно подобрался.
Среди птичьего грая и шороха лапок все же различил воспаленное ее дыхание.
Не обвинят в убийстве, разве что в насилии и в домогательстве.
Распугивая зверей и птиц, склонился над телом.
Убежать и спрятаться, пока не вернулась патрульная машина.
Подсунул руки и поднял занемогшую женщину.
На соседней улице басовито взревел мотор.
Расстрельная команда нацелилась, офицер изготовился скомандовать.
Услышал, как в каждой жилке бьется сердце, прижал к груди драгоценный груз.
Служивые подняли капот и копались в моторе, девушка доверчиво приникла к груди и закинула руки на шею.
Мы вместе, одно целое, нас невозможно разлучить, мелькнула шальная мысль.
Привел  к себе.
Государство устало охранять старинный дом.
Подступила строительная техника. Жильцы разбрелись по новостройкам. А мне некуда идти. И девушка не вернется в  общежитие.
Отключили свет и воду, но пока не сломали стены надо успеть рассказать и покаяться.
- Вахтер вызвал санитаров, -  придумала Ольга.
Записал на пергаменте. Вечный материал, когда иссякнет электричество и истлеет бумага, потомки обнаружат  летопись.
- Твой сын Святослав в десятом веке победил Болгарию и воевал с Византией, - напомнил ей.
- Да! – согласилась  Ольга.
- А ночного дежурного, кляузника и соглядатая увезли в дом скорби! -  придумала она.
Я  записал.
- При Владимире более тысячи лет назад крестили Русь, - напомнил ей.
- Вахтер напрасно кичился своими боевыми заслугами, - сказала она.
- Разгром печенегов под Киевом, первый митрополит из русских! – обменялись мы воспоминаниями.
- Нигде  он не воевал, а рожу повредил в драке!
- Твои  предки возвеличили Русь!
- Ветераны по-свойски поговорили с ним!
В  огромном городе  почти невозможно найти родственную душу.
А мы нашли.
- Рассказывал людям о нашей неустроенной и пустяшной жизни, никому не нужна подобная писанина, - признался я.
- Только придумав  княжеских предков, можно  выжить в детском доме, - призналась девушка.
- Какие документы для подтверждения? – удивился я. – Достаточно твоей осанки, твоей поступи, гордо вздернутой головы, пронзительного взгляда, твоего желанного и недоступного тела!
- Правда? – почти поверила она.
- Не посмеют отказать!  Желанного и недоступного! – подтвердил и повторил я.
- Напиши, как должно быть, - научила девушка.
- А как?
- Свет побеждает тьму, добро торжествует над злом.
- Волки отказываются от мясной пищи, - подхватил я.
- Люди хуже зверей, - согласилась девушка.
- Уже сочинил, - согласился я. – Кляузников и врунов покарали, директоров посадили в клетку и на потеху публики возят по городу!
- В назидание, - поправила она.
- А изоляторы перестали закупать за границей и возродили производство!
- Обязательно напечатают! – обнадежила девушка.
- И страна воспрянет с потомками старинного рода!
- Воспрянет! Нам не дано погибнуть! – подтвердила она.
Вместе, на узкой лежанке, согревая друг друга горячечным дыханием.
Рамы  выломаны, кислотный туман  разъедает кожу. К стреле крана повешен чугунный шар, скоро рухнут стены. И на месте этого здания возведут очередной магазин подержанных товаров.
А мы верим, и так крепка  вера, что все сбудется.
Если мы вместе.
Верим и вместе! смешали кровь, подтвердив  клятву.
Вечны и непобедимы, не сомневались в этом.

Октябрь 2016.