окончательная версия
Рабочий человек Сарычев почти бежал по шлифомально-сборочного цеху, ширкая кроссовками по пестрой напольной плитке. Он уже опаздывал, голова трещала после вчерашнего, а тут еще мастер навстречу.
Хорошо, хоть робу успел надеть – маскировочную, потрепанную, всю в масляных пятнах.Так ведь и не пацан зеленый, чтоб соринки сдувать, нечаего красоваться,скоро сороковник ему, Уже и то хорошо, что нагрудный карман робы был бережно пришит черными нитками. И все никак не прояснится жизнь, сплошные потемки... Дед его деревенский, будучи главой церквковнй общины, оставилл Сарычеву в наследство библию с ятями. Храни, мол, поможет. Может и поможет когда. А до тех пор Сарычеву только вспоминалось, как он на тракторе с отцом ездил на уборочную, даже чинил его, и веетер обдувал пылающие цеки… Эх, счастливая жтизнь была.
- Сарычев, ты что, опять?
- А я чего, я ничего. Днесь в боьшой скорби мы, так вот...
- Кончай, Сарычев, сои отговорки, а то как поставлю прогул тебе, в таком виде прешь на смену,.. Знаем мы скорби твои. Опять пил вчера?
- А я ничего, Петрович, просто друг у меня помер закадычный...А я в инструменталку лётом и все, сразу за станок...- Сарычев стал весь виноватый.
- Смотри мне, Сарычев! Сам-то не помри. Будешь халтурить, я тебя на ЧПУ переведу, там напряженка. Фрезерных станков почти не осталсь. Смотри мне.
-Смотрю, Петрович, смотрю в оба..
Но мутные глаза Сарычева смотрели мимо, поэтому что в самом начале работы он зазевался и руку стружкой поранил. Кровь хлынула по его мозоистой мазутной руке очень яркая. Неужель глубоко порезал? Сарычев, зажав рану носровым платком, метнулся в медпункт. А там, конечно, медсестра Рая, чем-то похожая на бывшую жену. Или показалось? Сарычеву везде мерещилась жена, хотя они три ода как расстались. "А что, она хорошая, - думал себе Сарычев, шипя от боли, пока шла перевязка. - И горькая судьба ея моей судьбе под стать". Рая была детдомовская и ребеночка растила - детдомовского. Доверчивая. Слишком многим верила. Это всем было известно. И то что мальчока у ней первый год пошел в первый касс, тоже известно. Все время на проходной ее дожидался. В новрй голубой куртке, с ямной на подбородке…
Рая забинтовала руку и написала бумажку.
-Вот что Сарычев, в трвмпункт поедешь, у тебя угроза потери пальца. Сильно порезался, кончик на коже висит. И не возражай, я тут операции делать не могу! Только первую помощь оказать.
- А ты душевную помощь можешь человеку оказывать? Эх, Рая, мне невместно днесь в больницу, - заежился Сарычев... Да и блокнот я важный забыл в цеху...
- Давай бегом! Давай, Никола. - вдруг назвала его родными именем Рая, поправила крашенную в белый цвет завивку и вздохнула. Непонятный этот Сарычев, так все жалобно смотрит, будто что-то хочет сказать и не может. Рабочие к ней хорошо относились, не обижали, только подкалывали. Кто его знает, если б не пил, можнь и поговорил бы… А она бы ответила. Рая представила Николая чистого, трезвого, за руку с сыном… и сердце ее забилось часто. И у него тоже ямка на подбородке, надо же, как у сына…
Блокнот Сарычева остался днем в ящике у станка - засаленный красный, с загнутыми уголками. Это было самое главное бюогатство Сарычева, втайне писавшего стихи. Запихав его в карман робы, даже не переодевшись, одпрыгивая, рабочий побежа к проходной, где уже стояла вызванная Райкой скорая. И грустный пацанчик в голубой куртке снова маячил на проходной. Куртка –то велика, похоже, знакомые отдали. Русый волос вхрился от осеннего ветра. Чего ему дома не сиделось? А того, может, что доставали его детдомовские? В гости набивались…
Промаявшсь на травме час, Николай Сарычев был отправлен домой, в общежиие, с диагнозом "частичная ампутация безымянного пальца". Ему дали обезболку, больичный,и он, уютно закутавшись в солдатское одеяло, спешил додумать какую-то мысль. Так, больничый дали, прогул не записали. Про удаленную фалангу он даже не думал, работе не помешает.Днесь все ладно выходило. А что касается Раи, то пора бы ей намекнуть. Сарычев прикрыл свои жалобные глаза, зашевелил губами:
«Белый халат, это ангел крылом
Вдруг о себе напомнил
Может, поранился я поделом
Может что важное понял.
Женщина, цвет твоих белых волос
Мне засиял из двери.
Я их увидел и к полу прирос.
Верю тебе и не верю..."