Мама сидела со мной, пока я не уснул. Ночью мне мерещился бродяга. Он сидел в моём кресле и листал мой черновик стихов. А может, и не мерещился. Ну, хочет, пусть читает. Пусть хоть в окно выкинет.
На следующее утро Пеппи не стало совсем. А, да… весь этот декадентский праздник, с деревянным ящиком, оркестром, красными цветами, который назывался: «похороны» - отменили давно. Людей закапывали в землю, а потом толпа собиралась, жрала и бухала. Словно день рождения без именинника. Слышал, что некоторые так нажирались бухла, что песни пели. Представить страшно. В общем, отменили ещё до того, как я родился. Теперь был крематорий, и пускали только самых близких родственников.
Целыми днями я лежал на диване. Я хотел уснуть и долго не просыпаться, или совсем не просыпаться. Мама хотела, чтобы я хоть что-нибудь съел. Но от запаха еды меня тошнило. По ночам, я иногда слышал голос Пеппи: «Я же говорила, что ты простишь меня». А когда наступал день, я долго смотрел на фото Пеппи, доставал её кудряшку и нюхал. Я очень боялся, что когда-нибудь рыжая кудряшка перестанет пахнуть. Потом я каждую ночь стал слышать: « Я же говорила, что ты простишь меня». Как-то я вертел Пеппину кудряшку, смотря фотографию, и фотография сказала: « Я знала, что ты простишь меня». После этого мама потащила меня в больницу. Ей выписали больничный, чтобы она была дома со мной, и таблетки для меня. Таблетки нужно было глотать по одной, три раза в день, и маме сказали самой мне их выдавать, а упаковку спрятать. Я стал пить таблетки, голос Пеппи больше не слышал. Бродяга в кресло тоже не приходил. И от запаха еды не тошнило. Мама заставляла меня есть, вкуса я не чувствовал.
И наступила настоящая зима. Летал пушистый снег, но весёлым он мне не казался, как раньше. От таблеток глаза мои стали как стеклянные. Стеклянными глазами я пересмотрел через Пеппин диафильм, забытый у меня, все её плёнки. Каждый вечер я их смотрел. Кроме этого я ничего не хотел. Нет, вру. Я больше всего хотел, чтобы вернулась Пеппи. Но возвращалась она только во снах. Там она стояла у кинотеатра и улыбалась, а когда я почти доходил до неё, она входила в кинотеатр. В нём я нигде не мог её отыскать. Или я ехал в пустом трамвае – погремушке, а на улице стояла Пеппи с жёлтой листвой в руках. Я орал, чтобы трамвай остановили, но он ехал дальше. Я пытался раскрыть двери, не получалось. А Пеппи, с улицы, махала мне рукой с жёлтыми листьями. Или я видел её заворачивающей за угол дома в «мышатнике». А когда я забегал за угол, она уже заворачивала за другой дом. Я бегал по «мышатнику» и искал её. Прибегал на пустырь, а там Пеппи лежала головой на камне, а камень был весь красный. Пеппи открывала глаза и говорила: «Вот видишь, ты простил меня». От этого сна я просыпался и орал, а в комнату прибегала мама.
Наступило 31 декабря. В зале стояла ёлка. За окном летали снежинки. Пару дней назад приехала сестра с сыном. Ему было 3,5 года, он бегал по квартире и без конца орал. Ещё таскал за лапы и хвост Пузо, который с осени сильно подрос. Когда мне это надоедало, я ловил племяша, и давал ему пинка или подзатыльник. Он плакал и бежал моей сестре жаловаться.
Так вот – 31 декабря. Все, кроме меня, Пузо и придурковатого племяша, готовились к Новому Году. Варили, жарили и папу засылали в магазины. Затрещала мобила : ТИХУН. Он сказал, чтобы я вышел в подъезд на общий балкон. Заходить ко мне домой Тихун всегда стеснялся. Мама начинала пичкать его угощениями и спрашивала про стихи, просила прочитать, и дальше в таком же порядке. Я надел куртку и вышел на общий балкон подъезда. Тихун уставился на меня.
-«Чего?» - сказал я.
-«Лун, чё у тебя с глазами?» - Тихун будто не меня увидел, а зомби.
-«А-а, это из-за таблеток» - сказал я.
-«Слушай, Лун. Я не хочу тебе напоминать. Ну…Но…»
-«Но я должен это знать, Тихун» - вечно Тихун тянет.
-«Да» - сказал он – «В общем, смотри». Тихун достал из кармана какую-то корявую самодельную книжку с картонной обложкой, и сунул мне. Я взял её, на обложке название фломастером: «Лунные сказки Лунатика». Чё за чушь?
-«Листай» - сказал Тихун. Я начал листать. В книжке были детским почерком написаны мои стихи, все стихи.
-« Чё это, Тихун?» - спросил я.
-«Это та штука, про которую говорила Пеппи. Вот что она сделала, и хотела, чтобы ты узнал. Она собирала твои стихи по всему «мышатнику», те, которых у неё не было. Большая часть у неё была (я вспомнил сколько много стихов дарил Пеппи за свободную любовь, до того как мы стали встречаться, и сколько она переписывала их в кресле моей комнаты). Она сделала твою книжку и отдала детям. Они её читали, и переписывали себе такие же книжки. Эту я взял у младшей сестры Косички. Она сказала, что у каждой её подружке есть эта книжка. Дети читают твои стихи. Понимаешь, что это значит? – всё это Тихун говорил громко и махал рукой.
-«Это значит, что дети умеют читать» - сказал я.
-«Нет, Лун. Это значит, что дети сами читают твои стихи, их никто не заставляет. Вот что сделала Пеппи. Она сделала тебя новым поэтом для нового поколения» - вдалбливал в меня Тихун.
-«Да ладно, детям просто делать нечего. Ты сделай свою книжку, или вон Ди-Ди даже, и дети тоже будут читать» - сказал я.
-«Чёрт, Лун!» - психанул Тихун – «Ни хрена не будут. Ди-Ди как узнал, сразу же свою книгу сделал. Цветочки, кораблики на обложке нарисовал, и в «мышатник» отнёс. Дети её выкинули, сказали что скучно. Я свои стихи дал почитать Косичкиной сестре и её подружкам. Они сказали, что слишком взросло. А я спросил, почему им нравятся именно Лунные стихи. И они сказали, что это словно мальчик незнакомый и грустный написал. И что это как смешные и пугающие сказки».
Обиженный ребёнок смеётся…
-«Ну и чё, Тихун?» - спросил я.
-«Как чё, Лун?!» - заорал он – «Ты теперь новый поэт, от тебя дальше пойдёт литература. У Косички сестра уже пару корявых стихов написала про безглазые и одинокие плюшевые игрушки. Там они под мостом сидят, рыбу ловят». Тихун замолчал, а потом спросил: «Ты написал новые?»
-« Нет, не буду больше писать» - стихи слишком напоминали мне о Пеппи.
-«Нет, Лун, так нельзя! Ты должен дальше писать. Дети прочли уже все твои стихи. Сестра Косички просила, чтоб я новые твои стихи достал» - Тихун тараторил, аж слюни летели.
-«Никому я ничё не должен. Это мои стихи, хочу пишу, хочу нет. И мне насрать читают их дети или не читают. Нет Пеппи, не стихов» - сказал я и отдал самодельную книжку обратно Тихуну. Тихун сунул её во внутренний карман зимней куртки, и застегнул на замок. Как будто ценность велика, ха… Тихун постоял, поглазел с балкона на падающий снег, а потом сказал: « Лун, Пеппи хотела бы…»
Ярость в моей голове. Я схватил Тихуна за куртку и сильно впечатал его в стену подъезда.
-«Не говори мне о Пеппи!!!» - заорал я. Тихун опустил глаза вниз. Я его отпустил. Он сел на корточки и прижал руки к груди. Видно, я сильно его шибанул.
-«Ты в порядке?» - спросил я.
-«Да-а, нормально» - Тихун так и сидел, скрючившись, а я смотрел с балкона вниз.
-«Мама! Мама!» - по улице шёл Облом в комбинезоне на голый торс, и тащил громадную тыкву. На него падал снег. Тихун встал рядом со мной и стал смотреть.
-«Тихун, лучше бы ты его тогда замочил. Лучше сдохнуть, чем ходить с тыквой и маму звать» - сказал я.
-« Я и хотел. Но он, похоже, неубиваемый» - отрешённо проговорил Тихун.
-«Ладно, Лун… Я пойду. Меня Косичка ждёт. Она хочет, чтобы я с ней ёлку наряжал» - сказа Тихун.
-«Ха-ха. Прикольно Тихун» - улыбнулся я.
Тихун вызвал лифт, он приехал. Тихун залез в кабину.
-«С наступающим, Лун».
-«И тебя тоже».
Тихун уже собирался жать кнопку.
-«Стой!» - я вытащил его из лифта.
-«Ты чего?» - раскрыл на меня глаза Тихун.
-«Я щас» - сказал я и забежал домой.
«Вот» - протягивал я книжку Тихуну – «С Новым Годом, Тихун».
Тихун держал книжку Рембо, раскрыв рот.
«Лу-ун… Где ты её взял? Чёрт, это самый лучший подарок в моей жизни» - Тихун глазел на книжку и улыбался, а потом посмотрел на меня – «Спасибо Лун, огромное. Ой, а я забыл тебе подарок купить. Извини».
-« Да ладно, мне ничё не надо» - сказал я.
-«Стой, у тебя же 5 февраля день рождения. Я тебе 2 подарка подарю, Лун» - Тихуну было неудобно.
-«Ну, хочешь, дари».
-«Точно подарю!» - мотал башкой Тихун – «Ну ладно, я пойду. Спасибо ещё раз. С Новым Годом, Лун».
-«С Новым Годом…»
Тихун ушёл.
До Нового Года было пять минут. Пока накрывали на стол, Пузо столько наворовал, что теперь, объевшись, спал на телевизоре. Телевизор работал, в нём говорили поздравления. Полночь… Мы стукнулись фужерами с шампанским, и я загадал желание: «Чтобы Пеппи вернулась». Меня все пытались развеселить, а я для приличия улыбался. Потом мне надоела эта фальшь, и я пошёл к себе в комнату.
Я сел у окна в кресло, и смотрел на фото Пеппи. За окном крупно валил снег. И тут, в моей голове завертелось. Я схватил черновик и чернильную ручку. Чернильная ручка писала, но я плохо видел из-за слёз. В черновике был новый стих.
«Лунатик и мёртвая Пеппи»
Спит головой на камне Пеппи.
И читают книжку дети.
А в окно стучат котята,
им мерещится бродяга.
Расплевался он листвой.
С дырявой Пеппи головой.
И ура, и ура! К нам метёт Новый Год.
А лунатик в окошко на снежинки ревёт.
И для Пеппи стихи на снежинки порвёт.
НЕТ! Нет Пеппи, нет стихов! Я выдрал стих из черновика, порвал на четыре части, и выбросил в окно. Снежинки подхватили разорванный стих и кружили его куски за моим окном. Куски стиха словно зависли в воздухе и кувыркались прямо у окна.
-«Порвал и даже не дал мне прочитать».
Я вздрогнул и шлёпнулся в кресло. На диване сидела Пеппи.
-«Ты хотел, чтобы я вернулась. Я пришла к тебе в гости. А ты даже новый стих не дал мне прочитать. Мне обидно, Лун» - сказала Пеппи. О, Господи! Это Пеппи… Её кудряшки, кофта-вжик, джинсы и она босиком.
-«Пеппи» - прошептал я.
-«Мне обидно, Лун» - Пеппи надула губы.
-«Я щас» - я открыл окно, куски стиха всё кружили перед ним в снежинках. Я высунулся из окна и ловил куски стиха. Раз, два, три… Четвёртый кусок улетел подальше.
-«Я щас, Пеппи. Почти всё. Я щас» - я повернулся, Пеппи исчезла.
-«Пеппи, вернись! Пеппи, я щас достану. Ну, вернись же!».
Я вылез снова из окна и тянулся за последним куском. Никак, он далеко. Нет, я достану. Я залез на окно и прыгнул. В полёте я поймал последний кусок стиха: «Всё!». Весёлые снежинки облепили меня и потянули вниз.
«ПЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕППИИИИИИИИИИИИИИ!!!»
Это Тихун. В новогоднюю ночь Лунатик выбросился из окна. На его крик: «Пеппи» в комнату забежали его мама, папа и сестра. Мама Лунатика первая выбежала на улицу. Лунатик лежал на асфальте весь в снежинках, в его голове была дыра, а снег около неё талый и красный. Кулаки Лунатика крепко сжимали его последний, разорванный стих. Его мама склеила стих и повесила на стену, над креслом Лунатика, рядом с фотографией Пеппи с кудряшкой внутри. Я переписал Последний стих Лунатика и отдал его детям. Они тоже его переписали и вклеили в книжки «Лунные сказки Лунатика».
Всё…
Это была история о Лунатике и Пеппи,
о «Нэнси» и поэте.
Они навеки молоды и навеки вместе.
КОНЕЦ