Романтика зловещих мест или замок в Трансильвании-18 http://www.proza.ru/2016/10/07/1435
И в эту ночь волшебный сад встретил меня музыкой. Она как будто тянулась с неба серебристой пряжей, спокойная, переливалась и струилась жемчужными нитями в лунном свете.
Мальчик не выпускал мою руку из своей горячей ладошки, увлекая вглубь густых зарослей. Сначала я еще видела поляны с россыпями серебристой росы, всё в хрустальном мерцании. Деревья в белоснежном убранстве - то ли в цветах, то ли лунный свет осел на ветках подобно инею. Ленты тумана вились меж стволов, вдруг невесомо оплывали к подножию легким пухом, тающей пеной. А потом я будто ослепла. Я перестала замечать то, что было вокруг. Музыка завладела всем моим существом, и я стремилась к ней, как бабочка летит сквозь мглу ночи на огонь лампы.
Струи музыки вились вокруг меня, оплетали серебряной пряжей, ложились путами на руки и ноги, и на сердце мое. Музыка наполняла ночь таким неизъяснимым счастьем и волненьем, что отдавалось болью в сердце. Не знаю, что было бы со мной, если бы она внезапно оборвалась. Но звуки удивительно красивой, мягкой и проникновенной мелодии все плыли над садом. То была музыка воды и ветра, перезвон серебряных колокольчиков, шелест дождя - все трансформировалось в радость ничем не омраченную, целиком погружало в сказочный, светлый мир искренности и доброты.
Я вдруг поняла, что вернулась в детство. Во мне ожили даже не воспоминания детства, а то забытое, давно покинувшее меня состояние, когда день бесконечно долог, наполнен сотнями радостей и открытий, и жизнь такая новая, столько в ней еще неизведанного. И во мне ожило сладостное ощущение прикосновения маминой руки. А ведь тогда я не знала, как это хорошо, каким блажеством может наполняться сердце, когда вечером над постелью склонится мама, поправит одеяло, проведет рукой по волосам… Прикосновение маминой руки, теплой, мягкой… Нежность, от нее исходящая… Какое это, оказывается, пронзительное блаженство… И я испытала его сейчас, и одновременно столь же пронзительные тоску и вину. И необратимость времени. Но еще я хотела, чтобы это длилось и длилось… Музыка вела меня по тайным тропам, открывала заветные двери в забытое, навсегда ушедшее, и возвращала на неуловимо короткие мгновения, давала возможность вспомнить всем существом моим и переоценить то, чьей ценности я когда-то совсем не понимала.
Музыка будто в сокровищницу меня привела. Только не со златом и серебром, не с драгоценными камнями, а с теми мгновениями моей жизни, которые я хотела когда-то остановить, чтоб насладиться ощущением счастья. И еще теми, роскошь которых я смогла оценить только сейчас… Со слезами на глазах перебирала я их, как самоцветы в ладонях пересыпала, и каждой частицей своего существа впитывала неизъяснимо дорогое, вновь ко мне вернувшееся. И каждую секунду я помнила, что дверь сокровищницы вот-вот закроется, встанет передо мной глухим заслоном… Оттого страх соседствовал с радостью.
Я торопилась к той поляне, на которой ждал меня - я надеялась… я была уверена… - вчерашний незнакомец. Не знаю, шла ли я все еще за мальчиком или он исчез куда-то. Знаю только, что торопилась изо всех сил. Мне казалось - главное, чтобы тот человек был со мной рядом, тогда музыка не прервется. А прерваться она не должна ни в коем случае. Потому что оставалось что-то недосказанное, и очень-очень важное.
Поляна возникла в просвете кустов и деревьев. Сердце заколотилось. Подхваченная волной радости я со всех ног бросилась продираться сквозь кусты. Но едва ступила в пространство, заполненное серебристо светящимся туманом, остановилась, замерла на краю. Незнакомец был там. Спиной ко мне он стоял посреди поляны в потоке лунного света, облитый призрачным сиянием. Секунду-другую спустя, он неторопливо обернулся, так, будто он уже знал о моем присутствии. Ну да… шуму-то я наделала в кустах… Он обернулся и пошел ко мне. И протянул руку еще за десяток шагов так, что эта рука будто потянула меня к себе. Мы встретились, и я молча вложила пальцы в его ладонь. Незнакомец подвел меня к каменному креслу и, склонив голову, подождал, пока я в нем устроюсь. Потом прошел несколько шагов к середине поляны и остановился опять спиной ко мне. Тут я разглядела, что в руке у него скрипка. Он вскинул руку, медленно поднял смычок…
В ту музыку, которой был наполнен ночной сад, вплелась светлая мелодия скрипки. Будто тропинка легла под ноги и повела за собой, волшебно-притягательная тропинка, с которой не сойдешь, пока сама не отпустит. Да куда ж мне с нее сходить, когда пела она мягко, печально и душевно, обещая, что именно на этой тропинке ждет мне то, что еще не досказано. А главное, что играл эту мелодию Незнакомец. Он вел мелодию скрипки, и как могла я не пойти за ним?
Мелодия скрипача естественно влилась в музыку волшебного сада. Она тоже была светлой, проникновенной, доброй, с оттенком светлой печали об утраченном. Печально-красивые переливы… и свет луны, сковавший сад серебряным сном… и бескрайние жемчужные россыпи росы… и я уютно свернулась в кресле, смотрю на моего скрипача, слушаю его... Больше нет желаний. Я абсолютно счастлива.
Я растворилась в звуках, меня нет, я сама стала звуком, отзывчивой струной. И именно чуткостью струны, не разумом уловила я перемену. Вдруг поняла - отчего-то громко стучит сердце, и только тогда услышала, что в мелодии радости больше уже печали и тревожных предчувствий. Скрипка жестоко разрушала умиротворение застывшей красоты. Серебристый сад показался мне холодным, а красота его тревожно хрупкой и недолговечной, как льдистая красота воды, превратившей в воздушную снежинку. Сердце мое теперь колотилось как сумасшедшее, я сидела, вытянувшись в струнку, широко открытыми глазами смотрела на скрипача и каждый миг отчаянно надеялась, молила беззвучно: Пусть она замолчит!.. Но смычок летал в его руке, пытка длилась, непонятный страх ядовитым шипом все глубже вонзался в сердце, в горле моем стоял крик.
Мелодия скрипки делалась все тревожнее, напряженней, пространство сузилось до круга седой травы, в центре которого стоял скрипач, и сад стал оглушительно безмолвным, играла только скрипка. Да нет же, не играла. Скрипка плакала скорбно, на струны падали слезы, рождая горькую, пронзительную мелодию, и она металась в нарастающем гибельном ритме. Что в ней было? Пронзительная мелодия прощания, тоски и безысходности? Дорога, опасная, как лезвие бpитвы… Пересмешники то ли хохочут, то ли рыдают в лунном тумане и слепо белеет лунный блик в глазах ночных воpонов...
Слезы текли по моим щекам, по губам, срывались вниз. А скрипка все пела… И я не выдержала, вскочила, вырвался из горла отчаянный крик:
- Да кто же ты?!!
Мелодия оборвалась с той же внезапностью, как лопается струна. Он обернулся неторопливо, буднично. Чуть удивленно сказал… так, как будто ответ был само собой разумеющимся. Он сказал:
- Я - Крысолов.
Как можно было этого не знать?! Кто еще способен был из музыки сотворить путь и вести по нему?! Или… сплести силки, западню устроить? Я подумала так и прислушалась к себе. Нет, страха во мне и капли не было. Я медленно опустилась назад в кресло. Сердце больно колотилось.
А он снова поднял скрипку, и музыка потекла снова. Тихо, едва слышно, как будто медленно оживая. Я закрыла глаза… Ветер, ошалелый от воздуха, густо настоянного на парной ночи, запутался в космах ив, полоскал их в черной воде… ивы роняли слезы… печаль расходилась кругами… таяла… Слезы несли облегчение. В дреме невнятно лепетала потревоженная листва. Без радости… без гнева… утишая боль, ласкала мелодия, как будто прикасались прохладные пальцы к горячему лбу... Какие нежные, тихие звуки… какой родной голос слышу я в них: чш-ш-ш… всё пройдет… всё пройдет…
Я открыла глаза оттого, что прикосновение показалось слишком реальным. Незнакомец… ах, нет, уже не незнакомец! Крысолов склонился к моей руке, лежащей на его ладони, тронул пальцы теплыми губами. И поднял лицо ко мне:
- Спасибо, Маргарита. Ты слушаешь удивительно.
Так близко его лицо, которого я не разу толком не видела. И теперь не вижу - слишком оно близко. Только глаза… темные… черные бездны… с серебристым лунным блеском на дне. А я всё слышу последние аккорды - тихие, нежные, тёплые. Полные надежды.
- Крысолов… - я не говорю вслух, я думаю с сомнением.
- А если бы, скажем, Птицелов? Ты бы не стала сомневаться в благозвучности моего имени? - зубы блеснули в улыбке. - Можешь называть меня Урсул Раду.
- Князь Урсул и Крысолов… это всё ты?! - я так изумлена, что не могу еще и невероятной его проницательности удивляться.
Романтика зловещих мест или замок в Трансильвании-20 http://www.proza.ru/2016/10/10/1874