Кто бы смог предугадать, что из моей маленькой невинной
просьбы составить мне компанию на кладбище, у подруги моей
могут возникнуть большие неприятности?
Подруга моя,Елена, незадолго до того, как всё это заварилось,
поменяла свою квартиру в Кишинёве на Одессу и переехала со своей
семьёй на жительство в Южную Пальмиру. Во-первых, она была
одесситкой, а во-вторых, её муж был моряком, штурманом на одном из
сухогрузов процветающего в то время Черноморского пароходства –
светлая ему, разворованному и проданному, память!
Муж, Леонид, тогда находился в рейсе, дочь сразу же была принята
в одну из лучших в городе школ, и только Лена долго не могла найти
работу бухгалтера, так как искала вблизи дома, чтоб на работу ходить
пешком. Тогда ещё можно было выбирать.
А тут на нашем предприятии одна из сотрудниц бухгалтерии уходит
в декретный отпуск, и мне нетрудно составить Ленке протекцию, ибо
с Петром Николаевичем, директором, у меня хорошие отношения.
Помню, как однажды, когда я уже года три работала зав.библиотекой,
мы встретились с ним во дворе объединения, и он на бегу сказал: «Сегодня
тринадцатую выдают, Вы помните?» А я вслед ему: «Меня это не касается,
Пётр Николаевич.» Он остановился, удивление отразилось на его всегда
немного суровом лице. «Пойдёмте со мной»,- бросил мне, и быстро зашагал
во флигелёк, где находился профком, библиотека и ещё пара отделов.
И прямо к председателю профкома, моему непосредственному начальнику:
-Ты тринадцатую уже получил? И премии тоже профкому идут? А твои
работники почему не получают?! Сегодня же поправь это.» - И уходя, мне:
- К концу дня зайдёте в бухгалтерию, - и сердито хлопнул дверью.
Он был из редкой породы руководителей, отличным хозяйственником,
и с коллективом справлялся без мата, и знал поимённо рабочих, не только
руководителей отделов. Было ему под шестьдесят. Симпатичный, крепкий
на вид мужчина.
Но в тот момент, о котором мой рассказ, директор неделю, как
отсутствовал. Лёг в госпиталь на обследование. Поэтому я обратилась к
Никитичу, в отдел кадров. Тоже неплохой человек, активный и первый
(после меня!) читатель всех «толстых» журналов. С Леной он побеседовал,
и при очередном визите в госпиталь получил резолюцию «Принять» от
Петра Николаевича. Всё, таким образом, устроилось.
Лену хорошо приветили в небольшом коллективе бухгалтерии, Она была
рада новой работе, а, особенно, тем, что могла во время обеденного
перерыва забежать домой.
Вскоре стало ясно, что директора мы увидим не скоро. Результаты
обследования были неутешительными, и предстояла операция. А ещё через две
недели, придя утром на работу, увидели на проходной траурное
объявление. На воскресенье были назначены похороны.
В субботу мы с дочкой зашли в гости к Лене. Я спросила,
как и где встретимся мы с ней в воскресенье.
- Нет, нет, я туда не пойду. Не проси. После смерти мамы я избегаю
таких мероприятий. Я думаю, мне это простится, я ведь его ни разу даже
не видела. И потом, Настёна моя завтра выступает в концерте в
музыкальной школе…Ты, конечно, - другое дело, ты его хорошо знала…
Тебе, что, не с кем пойти?
- Вообще, да, близких друзей у меня там нет. Все держатся своих
маленьких коллективчиков, отделы, цеха… Я рассчитывала на тебя….
- Ну, не знаю…- Ленка уже готова была сдаться.- Ну, разве что –
для галочки , минут на 15, постоять… Цветы ты купишь?
Я расцеловала подругу . Мы решили встретить автобусы у ворот
кладбища, а там с процессией пройти к могиле, постоять, положить
цветы.
В этот печальный осенний день и природа нахмурилась. Казалось,
что вот-вот заморосит дождик. Мы с Леной влились в коллектив и,
проследовав со всеми к месту погребения, окружили кольцом могилу.
Неутешная вдова, два сына, родственники – по одну сторону, мы, в
отдалении - по другую.
Пришёл батюшка с кадилом, церковные служки, запели. Кое-кто стал
шептаться – не принято было в то время члена партии хоронить по
церковным законам, с батюшкой. Но это было решение вдовы.
Стоим, слушаем, время тянется. Елена затихла. Уйти невозможно.
Я обращаю внимание, что на нас стали поглядывать коллеги. Но когда
и родственники стали поглядывать, я посмотрела на Ленку – смотрели,
в основном то, на неё. Боже ж ты мой! Да что ж это с ней? Лицо такое
страдальческое, а по щекам слеза за слезой!
- Ленуся, да что с тобой? Успокойся…- сжимаю ей руку.
Она смахивает ресницами слёзы и показывает мне рукой, мол, дай платок.
Я ищу платок в карманах куртки, потом открываю сумку – наконец, нашла.!
Эта наша мельтушня привлекает ещё большее внимание!
Вдова тоже смотрит подозрительно. Никто ведь так не рыдает из коллег!
Я протягиваю платочек Елене…она роняет его себе под ноги! И стоЯщая рядом
с ней толстая тётя Зина, дурёха из техотдела, шепчет довольно
громко: «Плохая примета!»
Бедная Лена тут стала приваливаться боком ко мне и рыдать в голос.
Я подхватила её и вывела из круга стоящих. На аллейке нащли скамеечку.
Подошёл Никитич,не терявший нас из вида, протянул валидол.
- Может, врача искать? Что это с ней?
- Не знаю, - отвечаю я – Она очень эмоциональная. Маму похоронила…
Он протянул свой платок: «Чистый. Только не выгладил». И ушёл,
убедившись, что Лена вполне адекватная и слёзы стихают.
Не дожидаясь, когда станут расходиться люди, мы с Леной прошли к
боковому выходу с кладбища и, сев в трамвай, приехали к ней домой.
- Ты объяснишь, наконец, свои слёзы, Лен? – отогревшись чаем,
спросила я
- Да что тут объяснять? Ты могла бы догадаться.- Лена прикрыла дверь
за вышедшей из кухни дочкой, закуталась в халат и печально вздохнула-
Ты попробуй понять. ..Стою, смотрю на этого красивого мужика, ему бы жить
и жить, растить внуков… И это заупокойное пение рвёт душу.
А думаю о своём Лёньке, где он, что с ним. Ушёл в рейс с тромбом в
ноге, врач предупреждал его, - нв глазах Ленки опять заблестели слёзы.-
А этот платок меня доконал! Ты знаешь о такой примете?
- Чушь это всё, Ленка, поверь мне! Никогда не слышала ничего
подобного, и в приметы никакие не верю.
- Да7 А чёрную кошку зачем прогнала, когда к парадной подошли?
-Это просто глупая привычка, уверяю тебя. Я даже кота чёрного
пригрела! Приходи, познакомлю. – Постепенно в нашей беседе появились
более весёлые нотки, и я стала прощаться.
- Ничего не скажешь – хорошую галочку поставили. Главное теперь – спокойствие и ещё раз - спокойствие. А сейчас идите спать с Настёной.
Наверное, о том, что надо соблюдать спокойствие, Лена поняла, когда
почувствовала холодок и отчуждённость в отношении к себе со стороны
ещё недавно дружелюбных коллег. А последовавшие вопросики прояснили
причину того, что ей и в голову не могло прийти. Например, уже во вторник
главный бухгалтер спросила:
- А Вы, Елена Ивановна, оказывается, тоже из Кишинёва?
- Да, оттуда. А почему тоже?
- Покойный Пётр Николаевич раньше там работал. Для Вас это новость?
- Я об этом не знала. И его никогда раньше не видела.
, «Главная» многозначительно посмотрела на двух своих коллег и замолчала.
На другой день другая бухгалтер, как бы между прочим, изрекла:
- Странно, что не видя Вас, директор сразу написал на Вашем заявлении
«Принять», и даже без испытательного срока…Странно, правда? Раньше
такого не бывало.
- Но раньше он не лежал в госпитале, - решилась возразить Лена.
- А почему Вы ни разу его не навестили?
- Он меня не вызывал! – теряя спокойствие , ответила Лена.
- Старых друзей не вызывает, они сами приходят! - назидательно вякнула
«главная».
- Это просто смешно! – крикнула Лена и выскочила в туалет успокаиваться.
Подобные вопросы от бухгалтерских инквизиторов Лена терпела всю неделю. Считая себя виноватой в создавшейся ситуации, она хотела перебороть её самостоятельно, не посвящая меня в подробности.
Но когда Никитич, зашедший за очередным журналом в библиотеку,
тоже как бы между прочим, спросил:
- Слушай, это правда. что твоя подруга раньше была близко знакома
с Петром Николаевичем? - я поняла, что процесс выращивания уточки
набирает силу. И мне пришлось Никитичу, который, как мне показалось,
испытывал симпатию к Елене, рассказать правду о причине её слёз.
Он даже рассмеялся: « Ох, эти женщины! Хлебом не корми –дай только
повод почесать языками! Скажи Елене, чтоб не обращала внимания, Всё
устаканится.»
Но выжидать, когда проснётся совесть у злопыхателей, мне казалось несправедливым. Ведь уточка уже пошла ковылять по отделам.
Однажды Елена сама пришла в библиотеку и сказала:
- Наверное, мне придётся уволиться. Не выдержу…Представляешь,
они сегодня меня спрашивали, на кого похожя моя дочь?!
Я понимала Елену, понимала, что мой совет сохранять невозмутимость
и не терять чувство юмора, ей покажется неуместным. Для начала я ей
предложила последовать примеру Евгения Онегина – «объясниться откровенно». Оказалось, что совет мой опоздал.
- Да я с самого начала рассказала о муже, его ноге, и что
привиделся муж на месте покойного… Думаешь, они поверили? Главная
сказала: «У Вас было время придумать что-либо убедительнее,
мы ведь тут не дети».
-Знаешь, Ленуся, а если попробовать вышибить клин клином?
- То есть?
- Сочинить им то, что они хотели бы услышать, Причём побольше и
невероятнее. Верить во что - было бы смешно.
- Они поверят во что угодно, ты их плохо знаешь. И потом,
это могло бы бросить тень на покойного Петра Николаевича.
Конечно, Лена была права. Очень деликатной и невинной
должна была быть придумка.
И родилась она сама собой и неожиданно.
Когда в один из последующих дней милые бухгалтерши увлечённо
мыли косточки новому юристу , причём в присутствии одной из дам
отдела снабжения, Лена сказала, не отрываясь от бумаг на своём столе:
- Да, прав был Пётр Николаевич…
На минуту восстановилась полная тишина.
- И в чём? –потрясённая Главная разделила все буквы в коротком вопросе.
И тут Елена сумела выдержать должную паузу, которой владели только
выдающиеся артисты. Она спокойно встала, тщательно привела в порядок
бумаги на столе - в тишине, под взглядами, от которых эти бумаги могли
воспламениться- и только потом, готовая к выходу, сказала с кривой
ухмылкой:
- «Держитесь от нашей бухгалтерии подальше, Елена Ивановна», -
предупредил он меня, - это такой клубок змей, что не пожалеют никого,
даже меня».Это он сказал мне, когда в последний раз я навестила его
в госпитале. Да вы то об этом должны были бы знать, - сказала и тихо
закрыла за собой дверь. Дама от снабжения вышла следом за Еленой.
- Молодец! – дружески сжав локоть Елены, прошептала дама.
-Так с ними и нужно держаться.
Когда Лена вернулась в комнату, обитатели её были похожи на
внезапно смолкнувших взъерошенных воробьёв. Они дали ей время
разложить папку с документами, а потом Главбух, пытаясь улыбнуться,
сказала:
- Ну и мастер Вы врать, Елена Ивановна.
- А я сразу говорила, что всё это враки, - затараторила самая младшая
среди бухгалтеров, Наташа, - так нет, ополчились все на Еленочку
Ивановну! У каждого есть своя причина поплакать на кладбище…
- Да замолчите Вы, Наташа! А кто подначивал всё время
«Странно это, странно»? – набросилась на Наташу Главбух, -
и забурлили разборки в обратном направлении.
Короче, уточку хорошо общипали, и она снова стала обычной галочкой.
Отношения приняли видимость дружественных, но неприятный осадок в
душе Елены остался.
Через месяц пришло письмо от мужа с описанием случившегося с ним
ЧП во время стоянки судна в Хайфоне, где его тромб вовремя
ликвидировали вьетнамские врачи. В то самое печальное воскресенье.
Елена показала это письмо коллегам. Но холодок и подозрения
нет-нет да и проскальзывали в отношении к ней.
И мы вместе стали искать для неё новое место работы.