СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РАЧИНСКИЙ
(Поборник народного просвещения. Друг крестьянских детей).
1902 – 2-го мая - 1912
(Бесплатное приложение к журналу «НАРОДНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ», за май-июнь 1912 г. СПб., 1912)
I.
Детские и юношеские годы С.А. Рачинского. - Профессорство в Московском Университете. - Решение посвятить свою жизнь просвещению простого народа.
Сергей Александрович Рачинский родился 2-го мая 1833 года в дворянской семье, владевшей хорошо устроенным имением в с. Татеве Бельского уезда Смоленской губ.
На склад характера Рачинского имела большое влияние мать его Варвара Абрамовна, родная сестра поэта Е.А. Баратынского, современника Пушкина, передавшая сыну высокие умственные дарования, горячо чувствующее сердце, склонность ко всему изящному, художественному и глубокое религиозное чувство. С.А. Рачинский получил самое тщательное воспитание. Желая дать ему хорошую подготовку к университету, родители С.А. поселились на время в Дерпте (Юрьеве), славившемся тогда хорошими учителями и профессорами, и здесь мальчик прекрасно изучил иностранные и классические языки и подготовился к поступлению в высшую школу. В то время первое место и по научным силам, и по многолюдству занимал Московский университет, и юноша Рачинский, успешно выдержав приёмный экзамен в Московском университете, записался сначала на медицинский факультет, а затем перешёл на естественное отделение, так как всегда чувствовал влечение к изучению сил и тайн природы.
Москва произвела сильное впечатление на молодого Рачинского своими святынями и древностями. С.А. не раз вспоминал свои первые дни пребывания в древне-русской столице, и в особенности для него памятен был день Св. Троицы, когда он зашёл в церковь Успения на Покровке, убранную зеленью, цветами, березками и был поражён её красотой. Занятия в университете сильно увлекали его, и скоро определилось его призвание: он полюбил в особенности бота-нику и стал готовиться к магистерскому экзамену. Окончив Московский университет, для наилучшей подготовки он отправился на два года за границу к знаменитым тогда ученым ботаникам - Шахту и Шлейдену и выслушал у них курсы лекций в Берлинском и Иенском университетах. Страстный любитель музыки, в Веймаре С.А. сблизился с знаменитым композитором и пианистом Листом, а также с выдающимися людьми того времени - с немецким писателем П. Гейзе и другими. Живой, общительный, широко образованный и явно талантливый юноша Рачинский пользовался уважением и симпатиями как профессоров, так и сотоварищей студентов. Известный историк философии Куно Фишер уговаривал Рачинского посвятить себя философии, так как заметил в нём глубокий ум и философский склад мышления. Прекрасно владея немецким языком, С.А. Рачинский сочинял весёлые немецкие песенки, которые нравились студентам, и те распевали их во время своих студенческих пирушек. Тогда же он перевёл на немецкий язык «Семейную хронику» С. Аксакова, возбудившую большой интерес в немецком обществе. Возвратившись в Москву, С.А. написал два учёных сочинения по ботанике и, получив за них учёную степень магистра, а затем и доктора ботаники, приглашён был занять профессорскую кафедру ботаники в родном ему Московском университете, и принял близкое участие в качестве неофициального редактора в журнале «Русский Вестник» вместе с М.Н. Катковым. С.А. скоро занял выдающееся положение в Московском образованном обществе и приобрёл общую любовь, как у сослуживцев профессоров (между прочим и у К.П. Победоносцева, бывшего в то время профессором Московского университета), так и у студентов. В его квартире бывали все выдающиеся люди того времени: литераторы, учёные и между ними Л. Толстой [1], Хомяков, Тютчев, Аксаков и другие.
Но кипучая научная и общественная деятельность С.А., слава и почетная известность, которые окружали его в Московском универ-ситете, скоро перестали удовлетворять его: чего-то другого искала его живая и глубоко чувствующая душа. И он после нескольких лет тревожных исканий, которыми охвачены были в то время наиболее нравственно-чуткие люди, решил оставить и эту славу, и столичный шум и, подобно древне-русским подвижникам, удалиться в глухую заброшенную бедную деревню и там послужить меньшим братьям своим, простому народу, лишенному вовсе просвещения и даже грамотности. Воспользовавшись разногласиями профессоров в Московском университете, бывшими в 1868 г., он вышел в отставку и скоро удалился в родное Татево. Здесь в это время жили его мать и сестра - Варвара Александровна. Последняя принимала довольно близкое участие в местной сельской школе, помогая учительнице в обучении детей грамоте. Сергей Александрович также решил прийти им на помощь и скоро увидел, что здесь он найдёт разрешение всех мучивших его исканий и истинное своё призвание. Он бесповоротно решил всего себя посвятить школе и отдать все свои знания, всё своё время на служение школьным детям.
Построив новое обширное здание для школы, С.А. учредил здесь на свои средства общежитие для учеников из дальних деревень и в 1875 г. сам поселился вместе с крестьянскими мальчиками, заняв две маленьких комнатки при школе, служивших ему и кабинетом и спальней.
И вот, получивший почётную известность профессор Московского университета, европейский учёный, широко образованный, привлекавший всех своими выдающимися дарованиями и обаятельными качествами своего ума и сердца, добровольно оставляет все преимущества своего положения и добровольно принимает на себя трудные обязанности безвестного сельского учителя. Мало того, желая жить одной жизнью со своими учениками, он всецело разделяет их образ жизни, довольствуется простой крестьянской пищей, которую приготовляла на всю школьную «артель» простая баба стряпуха, одевается в самое скромное платье, отличающееся только большею чистотою.
И в этих трудах проходит вся остальная жизнь его, - более четверти века трудится он, воспитывая целые поколения крестьянских детей - «отроков», как он любил называть их, выводя их «в люди» и создавая «новое племя людей», как отзывались многие почитатели С.А. об его воспитанниках, счастливо выдававшихся своими талантами, своими высокими душевными качествами, своим подвижничеством на пользу народного просвещения. Своими наблюдениями над школой, над крестьянскими мальчиками, своими драгоценными школьными опытами С.А. в течение всей своей просветительной деятельности делится с обществом, выпуская время от времени в журналах и газетах статью за статьёй по всем важнейшим вопросам народного просвещения, которые затем собраны были в одну книгу и изданы под общим названием «Сельская школа». Книга эта выдержала уже 6 изданий и оказала громадное влияние на всю постановку начального народного образования, дав драгоценные руководственные указания для всех школьных деятелей, работавших в последнюю четверть века над организацией начальных школ. В особенности много обязаны были ему школы церковно-приходские, видевшие в Татеве образец для себя. Многие мысли С.А. ещё до сих пор далеко не получили своего полного осуществления.
II.
Чему и как учил крестьянских детей С.А. Рачинский? - В чём состоит главная его заслуга для народного просвещения?
До С.А. Рачинского было немало искренних и усердных ревнителей народного образования, много потрудившихся и словом, и делом для наилучшей постановки русской народной школы. Достаточно вспомнить русских педагогов - Н.И. Пирогова, К.Д. Ушинского и других.
Но С.А. Рачинскому удалось впервые полнее, ярче, нагляднее и убедительнее всех показать, чего ищет народ в школе и что должна дать русскому народу сельская начальная школа, на что должны обратить внимание в школе прежде всего народные просветители, если они хотят удовлетворить запросам народной души.
Близко стоя к народу, многие годы живя одною жизнью с крестьянскими детьми, С.А. Рачинский хорошо изучил народную душу, с её возвышенными стремлениями, и вынес глубокое убеждение, что «русский народ под грубой внешностью скрывает огромное богатство духовных сил, которые дремлют и которые школа должна разбудить»... «В душе русского человека, - говорит он, - ярко пылает пламя сердечной искренней веры в Бога». «Жизнь для Бога», «жизнь по Закону Божию», «отвержение себя», подвижническая жизнь, «жизнь в монастыре» - вот лучшие мечты и желания большинства крестьян и крестьянских мальчиков, попавших в школу С.А. Рачинского и дававших ответы на его вопросы, чему хотят они научиться в школе и чего хотят они добиться в жизни.
Отсюда долг каждого истинного просветителя народа воспользоваться этими сокровищами русской души, развить в учащихся глубокое религиозное чувство, поднять, облагородить их, сделать из них прежде всего «православных христиан», любящих св. Церковь, её богослужение, её заветы, так, как любили всё это наши предки, строго согласовавшие свою жизнь общественную, семейную, домашнюю с порядками и законами церковными. Сам глубоковерующий христианин и православный, он понял то, что требуется русскому народу, и первый из наших просветителей-педагогов признал, что истинным светом для нашего «простого» народа всегда был, есть и будет свет Христова учения, который единственно может озарить трудовой путь жизни русского крестьянина и дать возможность удовлетворить всегдашнее стремление, присущее чистой душе нашего смиренного крестьянства, - «жить в Боге и для Бога». А для этого не нужно отрывать его от среды, в которой он родился и вырос, а внести в эту среду то, что заставило бы его ещё более полюбить и свою родную обстановку, и труд, и свою родную землю-кормилицу, - и что могло бы вместе с тем удовлетворить его жажду истинного просвещения. Словом, - просвещение народное должно происходить в духе христианства и под постоянным благодатным воздействием св. православной Церкви, носительницы христианского духа. «Такого образования и воспитания не получал ещё ни один народ мира, - пишет С.А. Рачинский в одной из своих педагогических статей. - Пусть получит его народ русский, который должен сказать своё жизненное слово прочим народам Востока и Запада, ждущим нового откровения, и, без сомнения, он скажет его, если просвещение русского народа произойдёт в строго-христианско-церковном духе» [2].
Поставив главной задачей в народной школе заботу о воспитании детей в христианско-церковном духе, с тем, чтобы школа народная была «школой добрых нравов», С.А. Рачинский постарался программу школьного обучения поставить так, чтобы в школе прежде всего достигалась эта первая главная цель, а затем уже школа должна была удовлетворять те нужды народного быта и те запросы, какие народ сам предъявляет к школе. Он почтительно отнёсся к тем народным взглядам на школу и её задачи, какие давно исторически сложились у народа. Народ сам смотрит на грамотность, прежде всего, как на ключ к уразумению всего «божественного»: поэтому изучение Закона Божия, чтение избранных книг Свящ. Писания, Евангелия, Псалтири, Часослова и других богослужебных книг и должно быть поставлено на первом месте в школьной программе.
Ввиду этого важного значения Закона Божия, преподавание его должно быть вверено священнику, как пастырю, как духовному отцу школьных детей, имеющему особые пастырские полномочия, который должен заботиться о том, чтобы уроки эти не носили характера сухого учебного предмета, а велись бы в виде простых сердечных живых задушевных бесед с детьми о предметах веры и нравственности, могущих оказывать особое благотворное действие на сердце и волю учащегося.
Тесную связь с преподаванием Закона Божия в школе, по мнению С.А., имеет обучение церковно-славянскому чтению. Церковно-славянский язык - это язык Церкви, язык наших молитв, язык священный, и сообщить навык и умение правильно, толково читать церк.- славянские книги составляет также долг начальной школы. Нужно, чтобы церковно-славянский язык, как язык Церкви, был понятен народу.
Наряду с этим выясняется важность преподавания в народной школе церковного пения, пользующегося особой любовью русского народа, и в то же время, как «такого предмета, о результатах преподавания которого могут непосредственно судить и безграмотные родители учащихся, так как обучение церковному пению получает немедленно практическое приложение, возвышая красоту и торжественность церковной службы» [3]. Церковное пение и церковно-славянское чтение в Татевской школе С.А. стояло очень высоко, и хор учеников его был образцовый: церковное пение и церковно-славянское чтение в церкви с. Татева доставляло высокое эстетическое наслаждение как прихожанам с. Татева, так и самим ученикам.
Руководя долгие годы Татевской школой, С.А. путём собственного опыта пришёл к убеждению, что прочно прививаются детям не знания, а умения, поэтому заботы педагогов, следовавших немецкой школе, - сообщать как можно более так называемых «реальных» и всяких других сведений - не увенчиваются успехом: всякие теоретические познания скоро улетучиваются, а остаются только твёрдые навыки и умения. Поэтому С.А. совершенно оригинально поставил преподавание всех тех предметов, которые он считал нужным включить в программу начальной школы. Так, на уроках русского языка он старался выучить своих учеников главным образом умению толково читать и писать и владеть языком, как орудием мысли, и не следовал немецкой методе - в центре изучения русского языка ставить так называемое объяснительное чтение, когда слепые подражатели немецкой школе сводили эти уроки на уроки мироведения, стараясь на уроках русского языка сообщать как можно больше всевозможных сведений, а при изучении азбуки заботились более о развитии наблюдательности и самодеятельности и т.п., чем об изучении самой азбуки.
Грамматика в народной школе, по мнению С.А., также должна занимать второстепенное значение и уступать место чтению и заучиванию наизусть лучших произведений Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Жуковского и др. Письменные работы должны преследовать лишь практические цели: умение написать крестьянское письмо, прошение, условие и т.п.
Такое же практическое направление должно быть придано и преподаванию арифметики в начальной сельской школе. С.А. Рачинский совершенно изгнал из своих школ сухой формалистический немецкий метод изучения чисел и их состава, введённый у нас Евтушевским, и обратил главное внимание на изучение действий над числами и на упражнения детей в устном счёте. «Ничтожные знания, приобретаемые в сельской школе, - пишет С.А. в своих заметках о сельской школе, - только и получают некоторую цену, если сопряжены с соответствующими уменьями. В области арифметики разумею быстрый и верный счёт устный и письменный. Этих умений добиваются сами ученики, и обязанность учителя - всячески помогать им приобрести их» [4].
Крестьянину, не имеющему часто ни грифеля, ни аспидной доски, ни бумаги, ни карандаша, всего нужнее в обыденной земледельческой и торговой жизни навык в умственном счёте. Сам С.А. в своей Татевской школе при обучении арифметике пользовался десятичной системой счисления, известной детям по употребляемому в их семьях счёту на копейки, гривенники и рубли, и дети достигали у него изумительных результатов в счислении, в умении быстро делать устно вычисления с самыми крупными числами. В школах с 4-х-годичным курсом С.А. рекомендовал изучение дробных чисел и элементарной геометрии, которая имеет такое важное практическое значение в техническом рисовании и во всех строительных и художественных ремёслах.
В целях, главным образом более воспитательных, чем образовательных, С.А. Рачинский находил полезным преподавание в начальных школах важнейших событий из истории гражданской отечественной и всеобщей, а также географии русской и всеобщей. Знакомство детей с окружающей природой С.А. рекомендовал учителям делать (и сам постоянно делал) во время прогулок и во время занятий учеников в школьном саду, огороде, каковые занятия он считал для крестьянских детей наиболее полезными.
Рисование и музыка для способных к этим занятиям детей С.А. Рачинский считал также полезным преподавать в школе и сам преподавал в своей Татевской школе. С полным одобрением встречал он попытки ввести в начальную школу занятия ремёслами и полезным ручным трудом и сельским хозяйством.
Вот тот небольшой круг предметов, преподавание которых в начальной школе считал полезным С.А. Но весьма ценны были глав-ным образом те задачи, которые поставил он в центре всего в школьном образовании, это - воспитательное начало, - развитие в детях тех духовных сокровищ, которыми богата душа русского народа - глубокой религиозности, любви к Церкви, любви ко всему церковному, ко всему истинно-народному и высокому, и выработка добрых навыков, которые бы оставались у детей на всю жизнь. Школа С.А. Рачинского ставила целью не одно развитие умственных способностей и муштровку воли, а гармоническое развитие всех душевных сил и, прежде всего, развитие сердца, чувства и высших духовных дарований.
Сочинения С.А. Рачинского, в которых он с такой силой и убедительностью высказывает свои мысли о народном образовании, являвшиеся у него результатом глубоких дум и многолетних наблюдений и опытов, собранные в одну книгу, изданную Училищным Советом при Святейшем Синоде под общим названием «Сельская школа», останутся навсегда драгоценным вкладом в педагогическую литературу.
III.
Личный пример учительства С.А. Рачинского. - Татевская школа, им устроенная.
Педагогические сочинения С.А. далеко не имели бы той цены, если бы они не соединялись с живым примером, который он дал сам в своей труженической жизни и самоотверженной деятельности. Он всего себя отдал на служение народному просвещению: и в своём учительстве, и во всей своей жизни и деятельности С.А. дал такой высокий образец народного учителя, истинного просветителя-подвижника, который невольно влечёт к себе каждого своею обаятельностью, своим высоким самоотречением и той горячей любовью в крестьянским детям, какую обнаружил он в своей совместной жизни с детьми и обращении со школьниками и учителями. Он дал всем образованным людям, жалующимся на свою отчуждённость от народа, желающим «слиться с ним», образец этого полного слияния. Он показал, что для того, чтобы учить «тёмный люд» (как любят часто называть простой народ), нужно многому сперва самому учителю поучиться у этого люда, сблизиться с ним, перешагнуть ту пропасть, которая отделяет «образованные слои» от него, пожить его трудовою жизнью, познакомиться со всеми его верованиями и надеждами, изучить тот быт, о котором столько говорят и пишут друзья и благодетели этого народа, нередко совсем ему чуждые по своему образованию и образу жизни. И с глубоким истинно христианским смирением С.А. выполнил принятый им на себя добровольно долг учителя народного. Самоотверженная и чистая душа С.А. неразрывно слилась с верующей и любящей душой русского народа.
Примером собственной жизни он показал образ глубокого христианского смирения и не только уяснил основы христианского просвещения в народной школе, но и дал яркий и наглядный жизненный образец, каким должен быть народный учитель, и чего он может достигнуть в своей деятельности, если только он искренно проникнется стремлением принести ту пользу, которой от него ждёт простой народ, требующий от школы прежде всего научения всему «божественному», «жить по-Божески» и ценящий свою школу, только как «школу добрых нравов» и «добрых навыков».
Не выходя из пределов крестьянского обихода, С.А. глубоко обдумал каждую деталь, каждую мелочь как во внешней обстановке своей школы, так и в порядке занятий, в образе жизни и во взаимных отношениях и своих к детям, и всех членов школьной семьи между собою. Всё носило печать глубокой практичности и вместе с тем глубокого внутреннего значения.
Школа, устроенная С.А., представляла из себя большое деревянное одноэтажное здание с широкой террасой и крыльцом с передней стороны; к этому главному корпусу была приделана небольшая двухэтажная пристройка внутри, тесно соединённая с главным зданием; в этой пристройке внизу в двух маленьких комнатах и жил С.А., предоставляя верх для учеников, занимавшихся рисованием и иконописью. Пред зданием был разбит трудами учителя и учеников обширный и красивый цветник. Стены террасы и столбы, поддерживавшие навес, были также украшены вьющимися растениями. Цветы, которые так любил сам С.А., наполняли и террасу. С крыльца дверь вела в прихожую. Над дверью висел образ Спасителя художественной работы.
Из передней прямо дверь вела в помещения учителей помощников С.А., налево - в столовую и кухню общежития, дверь направо вела в класс. Классная комната просторная, светлая, с большими окнами была украшена множеством картин и рисунков (из Св. Истории, отечественной и пр.), и рисунками его учеников (художника Н.П. Богданова-Бельского и др.), среди которых выделялся большой снимок с Богоматери художника В.М. Васнецова, подаренный школе самим автором. Тут же висели таблицы с красивыми заставками и орнаментами, написанные крупным славянским уставом рукою самого С.А. и заключавшие тропари двунадесятых праздников, догматики и др. молитвы и песнопения церковные. В переднем углу все иконы были увешаны чистыми расшитыми полотенцами, и пред иконами теплилась лампада. У левой стороны, почти сплошь стеклянной, был целый ряд комнатных растений и цветов, что придавало школе и комнате праздничный и весёлый вид. Из класса особая дверь вела прямо в помещение С.А. С балкона школы открывался красивый вид на окрестности Татева, через дорогу был разбит школьный сад и огород, в котором ученики сами садили и выращивали себе разные овощи и ягоды.
Школа поражала всех своей чистотой и убранством, и эта чи-стота и порядок поддерживались исключительно учениками под надзором самого С.А. В школе не было даже сторожа. Все заботы о чистоте в школе, об отоплении и об уборке всех классных помещений и общежития лежали на самих учениках: дети сами мыли полы и выметали сор и пыль, рубили дрова, топили печи, носили воду, доставали и приготовляли провизию для обеда, и лишь обед варила старуха-стряпуха, единственная прислуга и в школе, и в общежитии, в котором иногда набиралось народу до 50 человек. Сам С.А. подавал ученикам во всех этих работах и заботах о чистоте школы пример. Так, он принял на себя самую чёрную из работ - очищать навоз с площади пред школой, в особенности обильный после праздников и базарных дней, когда в церковь и в село приезжало много крестьянских подвод. Весь этот сор и навоз, тщательно им собираемый, шёл обыкновенно в школьные цветники и на школьный огород. Летом он также охотно полол гряды на школьном огороде. Таким образом без всяких особых затрат, при средствах, имеющихся в любой деревне, С.А. Рачинский сумел придать своей школе красивый и художественный вид; благодаря же практично устроен-ной вентиляции и тщательно поддерживаемой чистоте, школьное здание удовлетворяло и самым строгим требованиям гигиены.
Устроив таким образом школу и придав ей такой прекрасный вид силами почти исключительно самих учеников, лишь при посредстве своего художественного вкуса и затраты небольших сравнительно средств, С.А. также идеально организовал и учебные занятия в ней, и весь строй школьной жизни поставил здесь так, что всё было направлено к главной цели, им поставленной в центре всего школьного обучения, это - к воспитанию детей, к развитию в них чувства глубокой религиозности, и на этом твёрдом основании к развитию в них чувства долга, благожелательности, дружбы, самообладания - словом, к развитию лучших сторон душевного характера.
И конечно, он понимал, что эти высокие цели и трудные задачи могут быть достигнуты лишь при наличности высокого авторитета учителя, его мощного личного влияния и примера, когда школьная дисциплина будет покоиться на безграничном уважении и преданности ученика к своему - учителю воспитателю, к его словам и действиям. И С.А. всего себя отдаёт школе, являя собою живой пример глубоко-религиозной и высоконравственной личности учителя со всеми теми качествами, которые он хотел воспитать в своих учениках крестьянских детях.
Один из многочисленных посетителей школы в с. Татеве, так отзывается о С.А.: «Он был не только учителем своих учеников, мне кажется, что будет мало назвать его их отцом; этот редкий по душе и мягкости любвеобильного сердца человек был для своих питомцев скорее любящей матерью, жившею одними с ними радостями и горевавшею их неудачами и печалями. Школа была его дом, школьники его семья, для которой он работал, не покладая своих рук» [5]. «Дети в Татевской школе никогда не оставались без надзора - даже во время игр и прогулок, с ними всегда был или сам С.А., или один из его помощников, из его же бывших учеников крестьян. Вместе с ними он ел и пил, и ночевал; первым вставал и последним ложился; дверь в его комнату никогда не запиралась, ни днём, ни ночью» [6]. Только болезнь заставляла его по временам бросать свой школьный «муравейник» (как он иногда называл свою школу в письмах) и прекращать свои почти непрерывные занятия [7]. В одно и то же время он был для своих учеников и учителем, и слугой, и воспитателем, и надзирателем!
И его постоянный надзор за учениками не был дозором, высматривающим и преследующим мелкие дисциплинарные проступки, а скорее неустанной бдительностью нежного родительского сердца. Дети воспитывались в Татеве на свободе, и вполне гуманно, но в то же время в чувстве должного повиновения, без потворства разным слабостям и проступкам учеников. Постоянно ровное и сердечное отношение С.А. к ученикам предупреждало и делало в большинстве случаев невозможными и самые проступки нравственные. Правда, случались в жизни Татевской школы мелкие случаи нарушения детьми дисциплины, вспышки гнева, недоброжелательности и т.п., но они чаще всего в самом корне подавлялись кроткими, терпеливыми, но в то же время настойчивыми вразумлениями и убеждениями С.А., умелым обращением его к нежному в детях чувству стыдливости, а иногда, наконец, выговорами и порицаниями [8]. «И что у него за доброта, что за простота, что за скромность во всём и в обращении с детьми, - писал один из его сотрудников. - Я всегда удивлялся, как он при разных мелких невзгодах и детских преступлениях старался не заметить их. Например, бегают дети, нечаянно разобьют стекло или горшок с цветами.
- Кто, это ты, Ваня, разбил? Поди скажи Семёну, чтобы он позвал садовника убрать это.
И только. Я старался поступать так же, но всё же не мог удер-жаться, чтобы не сказать:
- Ну, разве ты не видишь, где ты бегаешь? Ах, ты неосторожный!». «Нужно было видеть С.А., окружённого школьниками и учителями, его же выученниками, чтобы составить себе более или менее верное представление об этой удивительной единственной в своём роде школе» [9].
IV.
Порядок учебных занятий и обыденной жизни в Татевской школе.
Вот каков был порядок учебных занятий и обыденной жизни в Татеве при С.А.
Школьный день начинался рано в 6 часов: дети, жившие в общежитии, вставали и шли на молитву. Здесь уже ожидал их С.А. Начальный и заключительный возглас (в форме, предписанной мирянам) произносился им самим или одним из его помощников. Затем ученик читал положенные молитвы, которые прерывались и заканчивались общим пением. За молитвой следовал завтрак, который обыкновенно состоял из хлеба с молоком или квасом (по постным дням). Время после завтрака до 9 часов пополнялось хозяйственными работами; кто носил дрова в кухню, кто воду, кто цветы поливал, кто убирал школу, кто отправлялся в экономию за продуктами. Содержание общежития ложилось всей тяжестью на С.А., и он употреблял на это свои не особенно богатые средства [10]; без дела никто не оставался. С.А. в это время ходил обыкновенно в свой дом поздороваться со своей старушкой матушкой (умершей в 1894 г.) и с сестрой, и затем аккуратно являлся к 9 часам и занимался в школе до 12 часов, преподавая в старшей группе. В 12 час. был обед. В столовой, которая была вместе с тем и спальней, - для чего по стенам были устроены нары с отделениями для каждого мальчика, - стояли два длинных стола с лавками по бокам; за одним из столов в конце садился обыкновенно С.А., а за другим столом его помощник, и все обедали вместе из одинаковых белых глиняных чашек. Пред обедом и после обеда пелись обычные молитвы. Обед состоял из двух блюд - большею частью из щей или супа с мясом и каши (посты соблюдались со всей строгостью церковного устава); по праздникам сверх того давались пироги и чай – словом, пища была простая, но здоровая, питательная и ничем не отличалась от обихода средней или зажиточной крестьянской семьи. Овощи к столу шли из школьного огорода, возделывавшегося С.А. при помощи всей школы. После обеда был перерыв в занятиях до 2 часов, во время которого часть школьников занималась теми же хозяйственными работами, - одни запасали дрова, воду, другие копались в огороде (летом) или огребали снег около школы, или играли под надзором самого С.А. или его помощника. С.А. также принимал участие в работах (полол гряды, руководил работами на огороде и в цветнике и т.п.), или, - что чаще всего было, когда С.А. чувствовал упадок сил, переписывал ноты для школьного хора, или разрисовывал крупными славянскими буквами для любимой своей школы и для соседних школ молитвы, тропари и кондаки двунадесятых праздников с разноцветными заставками и орнаментами, которые затем в виде таблиц и служили украшением школьных стен. От 2 часов до 4 продолжались уроки; в 4 часа ребята полдничали, затем отдыхали, играли на дворе или прогуливались, а с 6 до 9 шли вечерние занятия; решались арифметические задачи на устный счёт, читались и заучивались классические произведения русской литературы (Пушкин, Лермонтов и др.), производились спевки и пр. Особенно любимы были детьми арифметические задачи С.А. на устный счёт. У С.А. было так заведено: он сидит или стоит в сторонке. Кто решит задачку, тот подбегает к нему и шепчет на ухо ответ. Если решение верно, мальчик становится по правую руку учителя, если неверно - по левую. В праздники С.А., желая выработать в детях навык к быстрому счёту, оделял пряниками быстрее всех решавших его задачки; задачки эти им были заранее составляемы и выдаваемы детям на особых листочках, а затем были напечатаны в особой книжке под заглавием «1001 задача для устного счёта». И дети достигали изумительных результатов в этих упражнениях. Всем известна прекрасная картина ученика и воспитанника С.А., знаменитого ныне художника Н.П. Богданова-Бельского, изображающая С.А. за этими занятиями с детьми арифметическим счётом.
После вечерних занятий в 9 часов следовала при непременном участии С.А. вечерняя молитва. В особенности трогательно совершалась эта молитва. «Серьёзно и сосредоточенно стояли пред иконами с теплящейся лампадой после целого дня умственных и разнообразных трудов наши ребята, - вспоминает Н.М. Горбов, бывший полтора года в Татеве помощником С.А., - и я не могу сказать, как милы, как они хороши бывали в это время» [11]. «Во всём этом, - пишет другой очевидец по поводу вечерней молитвы, - было столько умилительной простоты, столько искреннего, неподдельного благочестия, что на глазах у меня невольно навёртывались слёзы... и я никогда не забуду этого впечатления!» [12].
С.А. умел разнообразить вечерние молитвы и вставлял между ними или пение тропарей ближайшего праздника, или пение догматика недельного гласа, или заменял чтение обычных молитв акафистом и другими молитвословиями; после молитвы дети шли спать.
В субботы и праздничные дни порядок дня был особый. В субботу уроки оканчивались в 12 часов дня. После обеда шла особо тщательная уборка школы, мытьё полов, чистка спальни и других школьных помещений, после чего ученики шли в баню. После бани все пили чай. После чая сам С.А. читал и объяснял очередное воскресное или праздничное Евангелие. Вот как описывает Н.М. Горбов в своих воспоминаниях эти «незабвенные», по его словам, «субботние беседы». Среди обширного класса ставился стол, по скамьям поодаль размещались его помощники учителя и ученики, а иногда и родственники учеников, или взрослые певчие, которые не ленились приходить на эти субботние беседы за несколько вёрст из деревень. С.А. прочитывал рядовое Евангелие по-славянски и давал несколько объяснений; а затем читал то же Евангелие по-русски. Часто эти объяснения переходили в целые беседы [13], и эти беседы были так сердечны, так глубоко жизненны и назидательны, что глубоко западали в сердце каждого слушателя и оставались в памяти на всю жизнь. Завершались субботы спевкой к воскресной или праздничной службе, затем следовали молитва и сон. Крестьяне-певчие из дальних деревень обыкновенно также пользовались школьной баней, угощались чаем с баранками, а затем и школьным ужином, и слушали беседы С.А., и эти беседы и привлекали их в школу иногда за несколько вёрст, и никакая погода не могла удержать их дома.
Церковные службы отправлялись при участии школьного хора в Татевской церкви чрезвычайно благоговейно, и С.А. подавал всем пример своей глубокой религиозностью. Церковное пение было поставлено в Татеве превосходно. Сам высокообразованный музыкант, любивший и изучивший музыку серьёзно ещё в молодости, что его и сблизило за границей с великим композитором и пианистом Листом, С.А. умел находить красоты в музыкальных произведениях наших старых и новых композиторов и умел выбирать лучшие из них для разучивания и исполнения в Татевском храме. С.А. глубоко чувствовал внутренний смысл наших церковных служб и их красоту и беззаветно любил чин церковный. После богослужения дети в праздники пили чай, ели пироги, резвились, отдыхали, уходили к родным, а вечером занимались с С.А. и больше всего решением устных задач, за что наиболее успевавшие в этом предмете, как мы уже упоминали, получали от С.А. в награду пряники.
Сам С.А. в праздники, после обеда в школе, уходил обычно в свой дом, повидаться с престарелой матерью и сестрой и отдыхал там несколько часов до вечерних занятий.
V.
Праздники в Татевской школе.
Этот обычный школьный строй жизни украшался целым рядом школьных торжеств, устраивавшихся С.А. во все важнейшие годичные праздники. Гениальный педагог устранил один важный недостаток нашей школы - это невнимание к детям со стороны школы в праздничные дни. До него школа в большинстве случаев запиралась на праздники (да и теперь не в большинстве ли школ происходит то же?), и таким образом она обращена была к детям лишь будничной своей стороной, и с ней связаны были у детей воспоминания только об упорном напряжённом труде и небезтягостной обязательности. Не так было в Татевской школе С.А. Рачинского. С.А. понимал, что в детских душах ярче запечатлеваются воспоминания не будничные обыденные, а наоборот, редкие, праздничные, необычные, - и потому все радости праздничных дней он тесно связал со школой, которая от этого становилась ещё дороже, еще милее для учащихся и тем теснее привязывала сердца их к себе, даря светлыми неизгладимыми впечатлениями, полными поэзии и особых чарований, которыми так скрашивается наша жизнь и лучшая пора жизни - незабвенное золотое детство.
Ученики С.А. в Татеве все главные праздники - Рождество, Пасху и в особенности день св. Первоучителей Словенских Кирилла и Мефодия проводили вместе со своим учителем в школе.
Праздничный домострой был глубоко обдуман С.А., и порядок празднования школой всех этих великих праздников был разработан им до мельчайших подробностей, где всё имело свой глубокий смысл, всё было тесно связано с уставами церкви православной, с вековыми верованиями и лучшими обычаями народными и, наконец, - с теми высокими задачами воспитания, какие были им положены в основу всего его дела. Наиболее торжественное богослужение являлось центральным в каждом празднике, тщательная подготовка к нему и самое деятельное участие в нём всех и каждого составляли главную заботу С.А.
Достаточно прочитать среди его статей сборника «Сельская школа» превосходнейшее описание отправления Великого Повечерия на первой неделе Великого поста при участии его учеников в деревенской Татевской церкви, чтобы судить о том, как глубоко понимал красоты нашего богослужения С.А., как глубоко чувствовал он их высокохудожественное значение и его мощное влияние на развитие религиозного чувства, чтобы судить, как он умело пользовался в воспитательном отношении красотами воистину для всех обаятельного богослужения страстной недели и Светлого Христова Воскресения, в котором Церковь православная проявляет такую мощь и силу, такую чудную красоту христианской поэзии, которая способна растопить самое чёрствое обледеневшее сердце, озарить светом и исполнить радостью самую мрачную и полную отчаяния окаменевшую душу.
Задолго ещё до праздника в Татеве начинались обыкновенно предпраздничные приготовления, происходили частые спевки, с заучиванием радостных праздничных песнопений, которые так приятно заставляли биться детское сердце, наполняя его светлыми ожиданиями праздника и скрашивая длинные часы усиленных занятий. Эти ожидания, имея глубокое психологическое значение, значительно усугубляли торжество самого праздника.
Вот как описывает Н.М. Горбов и А.Д. Воскресенский, сотрудники С.А. Рачинского, пасхальный праздник в Татевской школе. «Поистине праздником из праздников была в Татеве Пасха». «С утра в Великую Пятницу началась уборка комнат, главным образом большой классной комнаты. С.А. приказал принести множество свежих цветов в плошках из оранжерей дома своей матушки и принялся сам с нами украшать школу: всем было много работы. Из большой классной комнаты мы вынесли несколько столов, а остальные расположили в ряды, спинками друг к другу и получилось два длинных стола: крышки в них мы приподняли, подложив подножки, и всё это получило вид двух огромных ровных столов. Стены вымыли, вытерли, и под руководством С.А. увешали их десятками расшитых полотенец, выставили окна, иконы чудно убрали полотен-цами. Затем С.А. начал расставлять цветы на окнах и пред иконами, и на широких лавочках с цинковыми подносами. Так хорошо, весело стало. Из большого дома С.А. принесли несколько корзин с куличами, пасхами, крашеными яйцами и пр. Всё это мы с С.А. расставляли на столах вперемежку с цветами.
Вечером из Тарховской школы [14] привезли всем нам, и учителям, и детям обновки: каждому рубашку и поясок, сработанные от начала до конца этой чудной школой: учительницами и ученицами (ткали полотно, белили его, кроили и шили, а пояски вязали). Мы все и С.А. одели этот подарок, и как приятно было смотреть. Рубашки белые, обшитые лентою с красными узорами, и красный вязаный поясок. Лампы ярко горят, вокруг всё так хорошо и цветы, цветы, которые так всё красят» [15]. Девочки в новых сарафанах»...
«Причёсанные, как никогда, чистые и нарядные сидят наши ребята по лавкам и изредка тихо переговариваются. Сверху из певческой доносится последняя спевка каких-нибудь недостаточно ещё идущих мест... Но уже полночь, пора идти. Мигом всё встрепенулось; все спешат чрез небольшую площадь в церковь. А высокая ярко освещённая Татевская церковь уже полным-полна народа. Все в ожидании. И вот среди этой проникновенной тишины раздаётся удар колокола. Толпа колышется, и крестный ход, с трудом пробираясь, выходит из церкви. Сквозь окна видно, как он обходит вокруг; доносятся слова стихиры: «Воскресение Твое Христе Спасе». И наконец наступает торжественная минута: по возгласе священника слышно пение «Христос Воскресе», и крестный ход в церкви, и все счастливы, все радостны, все сливаются в одном порыве восторга. Начинается пасхальная заутреня, чудо поэзии, музыкальной красоты и молитвенного настроения. Дивное вообще богослужение о. Петра делается вдохновенным... Около 4-х часов окончилась литургия, и мы пришли в школу. Пропели «Христос Воскресе», С.А. похристосовался со всеми нами и детьми... «Как описать прелесть ребят наших в эту минуту! Как описать школу, всем существом радующуюся воскресению Бога и Спаса нашего? Как повторить эти поздравления, не по обычаю только приносимые, а искренние, от души, по поводу подлинного действительного вот сейчас нахлынувшего счастья? Воистину воскресе! [16]. И вся семья в пятьдесят душ уселась за столами. Светлело, и мы при чудной заре и восходящем солнце встречали Светлый день и разговлялись. Как ярко, красиво было в школе, каким светом светились лица у всех, какие все были радостные!»... Лишь после разговенья С.А. пошёл домой... «Как он тронул нас всех... Школу свою больше всего любит он: там и мать больная, и сестра ждут его, но он прежде всего встретил праздник с нами»! [17]
Так радостно проводились святки, - праздники Рождества Хри-стова и Богоявления, - когда в школе устраивался вечер с ёлкой, с пением и чтением учеников школы, сделавшихся в настоящее время обычным во многих школах.
Но среди праздников специально школьных следует отметить празднество, устраивавшееся С.А. каждогодно в Татеве 11 мая, в день, памяти св. Кирилла и Мефодия, первоучителей словенских, на которое собирались ученики, окончившие курс в этом году, и со всех соседних школ, обязанных своим возникновением С.А. и находящихся под его попечительством и руководством. Этот праздник был полон глубокого смысла и преследовал ту цель, чтобы закрепить в сознании учащихся детей тесную связь нашу с другими славянскими народами, для которых язык богослужебных книг до сих пор остаётся одним общим языком для всех.
В этот день обыкновенно совершалась торжественная литургия в присутствии всех учеников Татевской школы и прибывших из школ окрестных селений, и затем устраивался крестный ход в Татевскую школу, где служили молебен св. Кириллу и Мефодию. Особенно торжественно устроялся крестный ход в школу. Вот как рассказывает об этом празднике один из участников его, ученик С. А-ча, - Емельянов, бывший в Татеве 11 мая в качестве гостя из соседней Меженинской школы. «После заамвонной молитвы, учитель поставил всех нас в два ряда посреди церкви лицом друг к другу от амвона до выходной двери. Затем стал раздавать каждому по хоругви. Это были высокие лёгонькие древки с деревянными крестиками наверху, к ним прикреплены картонные хоругви, и на каждой из них была нарисована во всю хоругвь красной краской какая-нибудь славянская буква. Обедня кончилась. Старичок священник с благообразной длинной седой бородой, в камилавке, с крестом в руках, за ним дьякон с Евангелием, два мальчика со свечами, четыре мальчика с иконами св. Кирилла и Мефодия, вышли из алтаря, и вся эта торжественная процессия двинулась из церкви: мы, дети хоругвеносцы - впереди, позади нас причт, хор и все присутствующие. Выйдя из церкви, процессия отправилась к школе. День ясный, солнечный, дует маленький ветерок, тихо колыхая и шелестя нашими оригинальными хоругвями. Хор поёт тропарь: «Яко Апостолом единонравнии»... Чудный, простой и вместе торжественный этот вид невольно наводит на хорошие, отрадные мысли, вселяет в сердце светлые надежды на будущее. Эти маленькие дети, молодое поколение, будущие отцы семейств, несут в своих, пока ещё слабых, руках всю мудрость, всю науку мира, все надежды и на своё светлое будущее. Вздымая высоко это знамя, олицетворяющее собой самое важнейшее и необходимое в нашей жизни, они как бы собрались пройти весь жизненный путь под ним, призывая и других под сень его. Тут же между нами находится и «он», которого - по духу дела - смело можно назвать братом свв. первоучителей славянских. Как св. братья, Кирилл и Мефодий, первые пришли просветить духовную темноту и невежество болгарских славян, так этот апостол, только не древних славян, а русских крестьян, первый двинулся на эту нищую духом Божью ниву и своей горячей любовью к человечеству, своей верой в него, своей надеждой, что дело, начатое им, не заглохнет, - продолжится и после него, создал эту чудную, многознаменательную картину, которой могли бы любоваться все желающие»...
«Дойдя до школьной террасы, духовенство и хор взошли на неё, а мы полукругом стали внизу у ступеней. Начался молебен св. Кириллу и Мефодию, после которого священник окропил всех св. водой, и мы двинулись обратно в церковь, где, поставив хоругви, стали подходить ко кресту. Когда собрались опять все в училище, нас позвали в класс. Посреди класса стоял стол, на нём лежали книжки и стояли чашки с красными яйцами. Сергей Александрович стоял у стола, мы остановились пред ним. «Вот голубчики, - обратился он к нам, - на память о сегодняшнем дне, я хочу раздать вам книжечки, в которых описаны - жизнь, труды и подвиги св. братьев Кирилла и Мефодия. Конечно, вам уж известна, хотя вкратце, жизнь их, но тем не менее думаю, что эти книжечки не лишние будут для вас. Прочитывайте их хоть изредка. В жизни св. братьев много поучительного для нас всех». После этих кратких слов Сергей Александрович начал раздавать нам книжечки и яйца» [18].
Воспитывая в детях высокие чувства народного самосознания, любви к своему народу, как могущественнейшей ветви славянского племени, на основах глубокой религиозности, С.А. прибегает к педагогическим приёмам чисто народным, пригодность которых давно испытана самим народом. К числу таких средств, питающих наше религиозное и вместе с тем патриотическое чувство, является путешествие по святым местам русским. И С.А. ввёл в школьный педагогический обиход и указал другим школам это излюбленное народом воспитывающее средство. Он совершил двухкратное паломничество пешком со всей своей школой за 120 вёрст в Нилову пустынь для поклонения мощам преподобного Нила Столбенского. В первый раз это было в 1879 г. с 30 взрослыми учениками, а второй раз в 1887 г., когда паломников было уже 66 и из них 46 детей. Это последнее паломничество было описано им в статье «Школьный поход в Нилову пустынь» с таким воодушевлением, с такой худо-жественной увлекательностью, что нашло живой отклик во всех любящих свою школу учителях и вызвало целый ряд таких же школьных паломничеств во множестве церковно-приходских школ, для которых педагогическая деятельность С.А. всегда служила лучшим образцом для подражания, а Татево являлось живой лабораторией для всего церковно-школьного дела, на всём необъятном пространстве России.
VI.
Заботы С.А. Рачинского о дальнейшей судьбе своих учеников. - Внимательное отношение Сергея Александровича к особым дарованиям и талантам крестьянских детей.
Особенность школы С.А. в Татеве была та, что она не закры-валась круглый год. У С.А. не было вакаций, и школа никогда не пу-стела. На лето она наполнялась особыми взрослыми учениками С.А.
Живя общей жизнью с учениками, С.А. внимательно относился к дарованиям каждого ученика, и всякое проявление таланта он отмечал и немедленно талантливого ученика ставил в такие условия, при которых эти дарования могли бы развиться.
Всем известен яркий образец этой чуткости С.А., этого внимательного отношения к природным дарованиям его учеников, благодаря которому русское искусство получило высокоталантливейшего художника, красу и гордость общества передвижников, академика Н.П. Богданова-Бельского, картины и портреты которого на каждой выставке доставляют всем истинным ценителям искусства столько наслаждений своей правдивостью, своей искренностью, своей любовью к природе и, в особенности, к крестьянским детям и вообще к детскому миру. Академик Н.П. Богданов-Бельский один из первых учеников Татевской школы: С.А. сразу угадал в нём большой талант и не щадил средств для того, чтобы подготовить его к академии и дать высшее художественное образование своему питомцу, которого он любил, как сына, со всей нежностью горячего сердца. Так же им удачно отмечены были умственные и нравственные дарования и у многих других Татевских учеников, которых он подготовил к поступлению в духовно-учебные заведения, помогал им материально и нравственно и давал возможность наиболее даровитым и талантливым оканчивать даже высшие учебные заведения, напр., духовную академию. Таким высокопросвещенным и даровитейшим учеником Татевской школы С.А., получившим высшее образование в академии, является выдающийся ныне духовный деятель, настоятель Крестовоздвиженской Общины, прот. А.П. Васильев.
Многие из Татевских учеников окончили в духовной семинарии, в фельдшерских, рисовальных и иконописных (художник Т.Н. Никонов и другие), типографских, ремесленных и других школах. Более всего С.А. Рачинский сочувствовал двум профессиям - учительству и священству - и потому большой процент из учеников, обнаруживших стремления к дальнейшему образованию, из Татевской школы были подготовлены С.А. именно к этим двум родам деятельности. Не любил он отрывать от крестьянства детей и потому ни одного из своих учеников не определил ни в гимназию, ни в другое какое-либо средне-учебное заведение, служащее для приготовления чиновников.
Не имея возможности посвящать учебного времени на занятия с этими учениками, окончившими курс в Татеве, С.А. предоставлял им школу и своё время досуга в каникулярное время. Все ученики, желавшие продолжать своё образование и имевшие на то способности, шли к С.А. «погостить» и здесь широко пользовались его руководством и подготовлялись или к поступлению в учебное заведение, или прямо к сдаче экзамена на звание учителя. Потребность в хорошо подготовленных учителях была всегда велика.
Пример благотворной деятельности С.А. вызывал подражание. В Бельском уезде Смоленской губ. некоторые помещики и другие, любящие просвещение, обращались за помощью и советом к С.А., прося организовать и у них народные школы по образцу Татевской, и С.А. охотно, и словом, и делом помогал всем таким просителям и, благодаря этому, делался фактическим попечителем, инструктором и инспектором открываемых им школ; и таких школ в ближайших сёлах и деревнях к Татеву С.А. было открыто свыше 10; в числе их в с. Дунаеве и Дровнине две учительских второклассных. Для всех этих школ требовались надёжные учителя, и их-то и нужно было подготовить Сергею Александровичу. Кроме того, - физические силы С.А. с течением времени слабели. Отличаясь всегда слабым здоровьем, в последние годы он не мог непрерывно вести классные занятия в своей школе, часто прихварывал и потому нуждался в опытных помощниках, с свежими физическими силами - всё это заставляло С.А. каждое лето организовать при Татевской школе нечто вроде учительских курсов, где бы наиболее даровитые юноши, обладающие педагогической жилкой, могли правильно подготовляться к учительству. При этом и молодые учителя, выученики С.А., постоянно обращались за руководством и указаниями к С.А., а в летнее время всех их тянуло в родную школу к дорогому учителю, с которым было так хорошо, так плодотворно побеседовать, поучиться, подготовить себя к дальнейшей деятельности, позаботиться и о своём развитии, наконец, просто отдохнуть неделю, другую в родной школьной семье. И всех их с сердечной лаской встречал здесь С.А., всем давал приют, а для нуждающихся организовал правильные занятия, способствовавшие дальнейшему их развитию. Таким образом Татевская школа действовала и летом, и школьный строй жизни, столь удобный и приятный для всех выучеников С.А., не нарушался и в каникулы. Лишь состав учеников здесь менялся и среди «отроков», - как называл своих учеников С.А., - попадались уже и люди взрослые.
В этой подготовке к дальнейшей деятельности своих лучших учеников С. А-ч принимал самое деятельное участие. В первые годы школьного своего подвижничества вся тяжесть вакационных занятий с бывшими учениками падала почти на одного него. «В нынешнее лето (1881 г.), - пишет г. И.С. в своей статье: «Учёный педагог в кре-стьянской школе», - С.А. преподавал своим ученикам географию, латинский язык, словесность, полный курс гражданской истории и географии, и во время каникул занимался, как и в учебное время, не менее 12 часов в сутки» [19]. Лишь в последние годы его старшие ученики, уже приобретшие и опыт, и знания, облегчали его занятия, но главное руководительство, но надзор и вся воспитательная сторона по-прежнему оставалась за С.А. Убедившись, что среди его учеников немало таких, какие имеют в себе способности к учительству, он оставлял таких при Татевской школе или прикомандировывал в одну из окрестных ближайших школ и поручал им сначала лёгкие занятия, часть какой-нибудь работы с одной из школьных групп, а затем по мере успеха расширял круг их занятий и затем в вакации подготовлял таких способных к учительству юношей к сдаче экзаменов на звание учителя, позаботившись в то же время и о расширении их знаний и об общем развитии. И таким путём он приготовил уже к 1890 г. до 40 учителей, которые и размещены были в церковных школах и школах грамоты Смоленской губ., преимущественно в тех, которые были открыты иногда на средства С.А., или пользовались его руководством и попечением. Определив их на учительские места, С.А. не оставлял их без своего руководства и по окончании подготовки. Он постоянно переписывался с ними, часто навещал их, объезжая в зимнее время все школы, где работали его ученики, а ещё чаще они сами посещали его в Татеве, пользуясь для того праздничными днями.
«Под каждый праздник приезжал я в Татево, - говорит Н.М. Горбов, бывший помощник С.А. по учительству, - куда обыкновенно собирались и ещё кое-кто из соседних учителей, большею частью из выучеников С.А. Это были маленькие учительские съезды. Мы делились впечатлениями, обсуждали встречавшиеся затруднения, предлагали друг другу какие-нибудь вновь найденные, казавшиеся удобными приёмы. Душой этих бесед был С.А., хотя он почти не касался вопросов методических приёмов. Для него было главное - дух, содержание школы. Учитель должен быть умелым, но ещё более должен быть одушевлён своею деятельностью. И вот это-то одушевление - кто мог нам внушить его, как не С.А.? Кто, как не он, мог постоянно поддерживать нашу бодрость?» [20] И действительно, дух С.А., его одушевление нередко можно было встретить и в его учениках-учителях.
Но что всего привлекательнее было в этих выучениках С.А. - это их близость к крестьянству. И по внешнему виду, и по своему внутреннему расположению, они остались теми же крестьянами, со всеми теми высоко симпатичными качествами, которые так дороги в крестьянстве. Это не полубаричи, которые свысока смотрят на деревню и на своих учеников, а те же старшие братья всех этих крестьянских школьников, близкие им, и с которыми так легко ученикам. Имея высокий образец для своего учительства в С.А., ученики его, подражавшие своему великому учителю, везде приобретали общую любовь и родителей и учеников. Многие из них сделались диаконами и священниками и пользуются высоким авторитетом и любовью у своих прихожан за своё учительство, за усердие к школьному делу, за сердечное обращение с детьми. С.А. имел право, по справедливости, гордиться этими своими выучениками, своими Михеюшками, Романушками, братьями Цыгановыми, о. М. Шалдыкиным и многими др. «Радует меня деятельность моих учеников», - писал в одном из своих писем к Преосвященному Антонию (Храповицкому) в 1898 г. С.А. И эту радость С.А. испытывал каждый раз, в особенности, присутствуя на экзаменах в школах, где учительствовали его ученики. Потому-то, несмотря на свои немощи и усталость после целого года непрерывных занятий, С.А. каждый раз непременно самолично производил эти экзамены во всех школах, где учили его выученики, и весь май обыкновенно уходил у него на эти поездки по школам.
На этих экзаменах особенно сказывалась нежная любовь самого С.А. к детям, которой невольно заражались и учителя-выученики его.
С.А. не любил строгих экзаменаторов и на экзаменах больше слушал ответы учеников и, если предлагал вопросы, то только для того, чтобы ободрить и навести на мысль ученика. Один из учителей передаёт следующий характерный случай из экзаменской практики С.А.
«Мало зная характер С.А. (учитель был чужой), я начал спра-шивать учеников довольно строго; ученик стал читать по-славянски и ошибся. Я поправил его. Ученик снова сделал ошибку против ударения. - Мытарь, а не мытарь, - повысив голос, сделал я поправку.
- Знаете что, Г.В., - сказал потихоньку, обратившись ко мне С.А., - мне кажется совсем излишне портить хорошее настроение этому мальчугану от экзамена, единственного в его жизни, как это вы делаете своими поправками. На экзамене нам можно и не учить, а только оценить успехи»...
Но нужно было видеть, как он радовался, когда ученики отвечали сознательно и толково: «Хорошо, хорошо», - говорил, улыбаясь, С.А. в таких случаях. Его радость передавалась учителям и детям, и всем было приятно»... И экзамен для всех становился истинным праздником.
И эта сердечность, эта горячая любовь к детям передавалась многим учителям-выученикам его» [21].
«Это какое-то новое племя, именно новое! - говорит г. В.Н. Лясковский, посетивший школы Рачинского, об учителях выучениках С.А. - Они поражают силою и цельностью своей веры... и своим уменьем обращаться с детьми»... «Уменье это в некоторых из них доходило, можно сказать, до художественности». «Он не только ласков: он нежен с детьми», - говорит об одном из своих помощников (М.О. Шалдыкине) С.А. И во всём этом нет никакой натяжки, ни малейшей приторности» [22].
VII.
Влияние Сергея Александровича за пределами Татева. - Борьба его с народным пьянством.
Являясь центром педагогической деятельности Сергея Александровича Рачинского, Татево с каждым годом расширяло круг своего влияния. К голосу Татевского отшельника, к его увлекательным и полным глубокого знания жизни педагогическим статьям прислушивалась вся мыслящая Россия, и его пример организации народной школы был высокопоучителен для всех, кому дороги были интересы духовного просвещения русского народа, и в особенности для сельского духовенства. По образцу Татевской школы в России появилось множество начальных школ, в которых общий склад, дух, направление, постановка учебно-воспитательного дела были те же, что и в Татевской школе и лишь немного видоизменялись в зависимости от личных качеств подражателей С.А. и от местных условий.
Ставя основным положением своих педагогических взглядов на народную школу, что школа эта должна быть школой церковной, школой христианского учения и добрых нравов, школой христианской жизни под руководством пастырей Церкви [23], С.А. предъявлял особые требования к приходским пастырям. «Пастыри наши, - писал С.А. в одной из своих статей, - должны явить собою ту «в пределах немощи человеческой соль земли, без которой последняя остается бесплодной и мертвой»... И как радовался он всякому оживлению в среде духовенства, всякому повышению в нем самосознания и нравственного самоусовершенствования, и как болел душою, когда видел в жизни духовенства явления, вызывавшие укоры этому дорогому для него сословию! С горячим вдохновением писал он письма к воспитанникам Казанской Духовной Академии, вызывая их на борьбу с пьянством, так пагубно действующим на жизнь народа и некоторой части духовенства.
Письма эти были напечатаны ещё при жизни его и, разошедшиеся в большом количестве в форме листков и брошюр, имели громадное влияние на отрезвление сельских причтов, сельских приходов, в которых учреждались по образцу Татевского общества трезвости, кружки трезвенников, имеющие такое важное значение в борьбе с народным недугом.
Считая величайшим злом и несчастием этот порок, С.А. явился горячим сторонником совершенной трезвости и, пользуясь своим высоким авторитетом, выработал целый ряд мер в борьбе с пьянством, которые имели затем громадное значение в деле отрезвления народа.
Выступив с рядом статей и писем по этому вопросу, он привлёк к себе внимание духовенства и имел утешение приобрести множество сочувственников и подражателей своей деятельности среди священников и сельских учителей, и по его примеру основаны союзы и общества трезвости, избавившие затем от пьянства многие десятки тысяч несчастных. Общество трезвости в Татеве, учреждённое С.А., было одним из первых образцовых организаций подобного рода и имело плодотворное влияние на крестьян Татева и окрестных селений, внося трезвость и добрые нравы в крестьянскую среду.
VIII.
Последние годы жизни и деятельности Сергея Александровича. - Высочайший рескрипт на его имя 14 мая 1899 года. - Кончина Сергея Александровича.
В конце 90-х годов силы С.А. начали падать. Ещё в 1894 г. после смерти горячо любимой им матери, С.А. переселился в свой дом и часть своих занятий передал учителям, своим выученикам. Временами он так прихварывал, что не мог выходить из дому по целым неделям. Но он не хотел оставлять своего дела, работая часто до полного изнеможения. «Сколько раз приходилось видеть, - гово-рит один из его сотрудников, - как через силу он занимался в классе. Вдруг замолкнет, посмотришь, а он стоит, опершись одной рукой на стол, а другой взявшись за голову, и шатается. - «Да вы бы оставили, С.А., - бывало скажешь ему, - мы и без вас как-нибудь справимся».
- Нет, друзья мои, дайте мне воды, я немного отдохну, и всё пройдёт.
И потом опять занимается до нового головокружения, а то и до обморока, пока не упадёт. Только после, придя в себя, скажет: «Да, видно, я уже больше не гожусь быть учителем» [24]. «Учительское моё поприще кончено», - писал он незадолго до своей смерти. С прошлой осени (1896 г.) лета и тяжкий недуг лишают меня возможности преподавать в Татевской школе, крайне затрудняют даже посещение прочих моих школ» [25].
Сократились и летние его занятия по подготовке бывших его учеников к дальнейшему образованию. И лишь в день 5 июля, в день именин С.А., Татевская школа переполнялась бывшими учениками С.А., которые, несмотря на страдную пору, все бросали свои полевые работы (большинство его учеников всё-таки оставались крестьянами или жили вакации в деревне и разделяли с родными все их полезные работы) и являлись иногда за десятки вёрст в Татево на праздник.
В этот день особенно торжественно совершалось богослужение: все бывшие ученики С.А., священники и диаконы старались принять участие в службе и часто переполняли алтарь скромной сельской церкви, а учителя, певцы и ученики составляли огромный хор и исполняли с особой торжественностью все любимые песнопения С.А. После молебна пр. Серию и провозглашения многолетия виновнику торжества все отправлялись в родную школу в гости к С.А., и все составляли дружную и тесную семью, каждый член которой был безмерно дорог имениннику.
В последние годы его жизни давали ему некоторое оживление его поездки в Петербург, куда он ездил для участия в работах о выработке «Положения о церковно-приходских школах» и гостил у своего друга и товарища по Московскому университету, К.П. Победоносцева. В последнюю зиму 1901 г. он чувствовал себя особенно плохо и с трудом делал переходы в четверть версты, что отделяли его дом от школы. Ученики поставили ему на полпути скамеечку, чтобы он мог посидеть, проходя в школу.
«Лета и недуг свели на нет мою последнюю деятельность», - писал он 15 марта 1898 г. Но в этом было немало преувеличений, вызванных его необыкновенной скромностью. С.А. действительно меньше, чем раньше, часов отдавал Татевской школе, где усердно работали его выученики под его надзором, но педагогическая его деятельность не только не прекратилась, но напротив расширялась с каждым годом и приняла самые широкие размеры, охватывая чуть не всю Россию. Татево с каждым годом привлекало всё более и более внимание просвещённых людей. Многие приезжали нарочито сюда - одни затем, чтобы познакомиться с С.А., поглядеть на его школу, - другие, - чтобы поучиться у него и школьному делу, и в особенности - борьбе с пьянством. И всех их С.А. принимал радушно, всем желающим давал советы и руководственные указания [26].
Но в особенности обширна была его переписка, которую он вёл со множеством лиц до самой смерти, аккуратно отвечая на все обра-щаемые к нему вопросы. Пока перо держалось в его слабой старче-ской руке, он не в силах был отказать в мудром совете, полезном указании или - что ещё дороже - в нравственной поддержке и ободрении всем тем труженикам на ниве народной, которые обращались к нему, пока он был жив.
Он тщательно собирал и приводил в порядок получавшиеся им письма, переплетал их по годам и завещал в Императорскую Публичную Библиотеку, указав срок, когда они могут быть опубли-кованы. Этих писем составилось много томов (более ста). В осо-бенности много писем вызвало его участие в борьбе с пьянством.
Переписка эта, несмотря на всю её трудность, доставляла ему высокое нравственное удовлетворение: в ней он видел доступный ещё ему способ широкого распространения дорогих ему мыслей о народном образовали и об отрезвлении народа, а с другой стороны он, получая эти сотни и тысячи писем из разных концов России, не мог не видеть в них общего признания торжества этих дорогих ему идей.
Незадолго до смерти ему доставило великое утешение признание его заслуг пред русским просвещением с высоты Престола, выра-женное Государем Императором в Высочайшем рескрипте от 14 мая 1899 г. на имя «почетного попечителя церковно-приходских школ IV благочиннического округа Бельского уезда Смоленской епархии, Сергея Рачинского» и пожалование ему пожизненной пенсии в 3.000 руб., которую он целиком отдавал затем на содержание своих любимых школ.
Вот что писалось в этом Высочайшем рескрипте:
«Сергей Александрович! Многолетняя ваша деятельность на пользу народную обращает на себя особливое Мое внимание. Обширное образование ваше и опытность, приобретенную на государственной службе в Московском университете, посвятили вы, с ранних лет, делу просвещения посреди населения, наиболее в нем нуждающегося. Поселясь безвыездно в отдаленном родном имении, вы явили для всего благородного сословия живой пример деятельности, соответствующей государственному и народному его призванию. Труды ваши по устройству школьного обучения и воспитания крестьянских детей, в нераздельной связи с церковью и приходом, послужили образованию уже нескольких поколений в духе истинного просвещения, отвечающего духовным потребностям народа. Школы, вами основанные и руководимые, состоя в числе церковно-приходских, стали питомником в том же духе воспитанных деятелей, училищем труда, трезвости и добрых нравов и живым образцом для всех подобных учреждений.
Близкая сердцу Моему забота о народном образовании, коему вы достойно служите, побуждает Меня изъявить вам искреннюю Мою признательность
Пребываю к вам благосклонный.
На подлинном Собственною Его Императорского Величе-ства рукою написано:
«НИКОЛАЙ».
Его радовало не только то, что он отмечен Государем, а главным образом то, что деятельность его признана плодотворною, а церковные школы, им выстроенные, значительными.
Несмотря на упадок сил, чувствовавшийся С.А., столь быстрой кончины его никто не ждал. До последнего дня своей жизни он был занят заботами о школах и собирался в обычный объезд по своим школам для производства экзаменов, хотя и сознавался, что он с ужасом помышляет об этой поездке. Утром 2 мая 1902 г. в 69 го-довщину дня своего рождения, он встал, как обыкновенно, рано, а в 9 час. утра, после кофе прилёг, как это часто делал в последнее время, отдохнуть с газетой в руках, заснул и более не просыпался.
Весть об его смерти вызвала общую скорбь во всей России среди его многих тысяч почитателей, и та любовь, какую питали к нему его ученики, с особой силой проявилась при его погребении, а затем в день 5 июля, когда все его осиротевшие воспитанники и школьники по обычаю собрались в милое для всех Татево, и здесь на свежей могиле в усердных молитвах, в пламенных речах и горючих слезах, выразили своё неутешное горе...
Осиротело Татево... Не стало С.А., около которого в прежние дни тесным кружком собирались крестьянские дети всех возрастов, к которому каждый мог идти безбоязненно со своими нуждами, горями и радостями, уверенный заранее, что любящее сердце покойного для каждого найдёт искреннее слово сочувствия, одобрение, нравствен-ную поддержку, а если было бы нужно, то и внешнюю помощь. Но «не заросла народная тропа к его могиле». Ежегодно, как и при жизни С.А., 5 июля съезжаются в Татево ученики его и почитатели и здесь совершают торжественную заупокойную литургию и панихиду по дорогом учителе, и скромная могила его в этот день особенно обильно усыпается цветами, которые так любил почивший, а звонкие детские голоса школьников Татевской школы, подкрепляемые мощными голосами взрослых и пожилых бывших учеников его, возглашают ему вечную память...
«Не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе исходящем из уст Божиих», - вот слова, которые Сергей Александрович желал иметь на своём надгробном памятнике, и эти слова действительно начертаны на нём, на тихом кладбище, на скромной могиле великого поборника народного просвещения. Пища духовная - Слово Божие, глагол Божий - вот чему прежде всего хотел научить всех детей С.А., заставляя своих учеников большую часть школьного времени посвящать на чтение глаголов Божиих, одаривая при окончании курса каждого из своих учеников и учениц самыми дорогими для каждого православного христианина книгами - Евангелием, Псалтирью, Часословом, напутствуя заветом - читать, как можно, чаще эти книги в продолжение всей жизни.
И этот завет С.А. в связи с тем высоким светлым образом, какой он оставил нам, в своей жизни и деятельности, будет самым драгоценным залогом будущего преуспеяния приходских школ, когда каждый народный учитель будет произносить имя С.А. Рачинского с благоговением, а дети ученики с умилением будут слушать рассказы учителя об этом Русском школьном апостоле, преисполненном горячей любовью к крестьянским детям, радости которых были его радостями, а детские горести были особенно близки его нежному любящему сердцу...
ПРИМЕЧАНИЯ В.Т. ГЕОРГИЕВСКОГО:
[1] Гр. Л. Толстой не разрывал знакомства и дружбы с С.А. Рачинским и впоследствии и в первые годы деятельности его в Татеве не раз писал ему, «завидуя» его успехам.
[2] «Сельская Школа», стр. 278.
[3] Там же, стр. 18 - 109 и др.
[4] «Сельская Школа», стр. 62.
[5] Д. Павлов. «Московские Ведомости», 1902. № 121.
[6] «Странник», 1881. Т. III, 629 стр.
[7] Свящ. Танаевский. «Татевская школа» С.А. Рачинского. «Народное Образование», 1902. Т. II, стр. 128.
[8] Свящ. Танаевский. «Татевская школа» С.А. Рачинского. «Народное Образование», 1902. Т. II, стр. 130.
[9] Свящ. А. Воскресенский. Воспоминания о А.С. Рачинском. «Народное Образование», 1911. Март, Апрель и Май-Июнь.
[10] Помогал С.А. и девочкам, обучавшимся в Татевской школе. Они жили в наёмных помещениях у местного причта, и С.А. за многих из них платил из своих средств.
[11] «Русь», 1884. № 6, стр. 20.
[12] В.Н. Лясковский. Памяти С.А. Рачинского, стр. 14.
[13] Эти чтения также увековечены худож. Н.П. Богдановым-Бельским в его превосходной картине «Воскресное чтение», находящейся ныне в Музее Александра III в Спб.
[14] Тарховская женская школа была основана и процветала при участии С.А. Там прекрасно поставлены были женские рукоделия и ткачество.
[15] «Народное Образование», 1911. Март, стр. 533 - 569.
[16] Там же, 1902. Сентябрь, стр. 123 - 124.
[17] Там же, 1911. Март, стр. 570. Из дневника учителя Татевской школы А. Воекресенского.
[18] «Народное Образование», 1904. Июль - Август.
[19] «Странник», 1881. Т. III, стр. 639.
[20] Н.М. Горбов. Предисловие к соч. С.А. Рачинского V - VI стр. «Народное Образование», 1902. Т. II, 145 стр.
[21] «Народное Образование», 1903. № 7-8, стр. 25.
[22] В. Н. Лясковский. «Русь», 1884. № 6, стр. 17-18.
[23] «Сельская Школа», стр. 247.
[24] «Народное Образование». Воспоминания уч. А. Серякова.
[25] Письмо С.А. от 26 января 1897 г.
[26] Гр. Л. Толстой, как известно, потерпевший неудачу в своих опытах обучения крестьянских детей, «завидовал» успехам С.А. и не раз со-бирался приехать в Татево. «Мне дорого будет видеть, как много серьез¬нее, глубже вы во всей силе душевной отнеслись к тому же самому пред¬мету, к которому я отнесся так первобытно», - писал он в одном из своих писем к С.А. Рачинскому в 1878 г.