Сорок дней или привидения в трёхкомнатной квартире

Алина Раман
                События – плод фантазии автора, все имена
                вымышлены, возможное сходство с реальными людьми
                случайно.
 
               Действующие лица:  Бабушка Вера Виссарионовна 1899 – 1979
                Отец Волков Николай Иванович 1910 – 1959
                Мать  Надежда Борисовна 1925 – 1987
                Дочь  Любовь Николаевна 1949
                Сосед, который умеет общаться с
                привидениями, видит и слышит
                сквозь стены.
               
                Июль 1987 года.

Действие происходит в центре Москвы, в трехкомнатной квартире дома постройки сталинских времен. У накрытого белой скатертью, красиво сервированного стола сидит, опустив голову, дочь – прелестная, в меру полная женщина с ясными, карими глазами и  тяжеловатым подбородком. Густые каштановые волосы мягкой волной лежат на плечах. Элегантно одета. На внутренней стороне ворота черного скромно расшитого золотыми нитками в народном стиле платья видна  надпись на белом лейбле «Слава Зайцев».
Тень отца худая, прямая как палка сидит в кресле во главе стола. Тень матери, похожая на большую запятую, - на верхней крышке кабинетного рояля   возле хрустальной стопки, прикрытой засохшим кусочком черного хлеба. Тень бабушки, пушистая, как свернувшийся котенок, - на стенке, рядом с красным китайским фонариком. Тени очерчены серой  расплывчатой дымкой, внутри совершенно прозрачны, только дрожит и переливается в них воздух, как над трубой горящего самовара. Похоже, тени слышат только талантливого соседа, иногда их шелестящие голоса перекрывают друг друга и их трудно разобрать.

Разговор начался давно.

Мать:
  Русский народ он вообще кроткий, любит всякую власть, которую ему дадут. Да, дадут. Можно подумать, что при своей наивности и кротости он сам  себе власть и испытания  выбирает!  Вы вот думаете, что звереет. Озвереешь тут, когда тебя за горло…и душат. Озвереешь из чувства самосохранения. Сейчас, что будет, после этого пленума (пленума, на котором была провозглашена Перестройка)? Ах, какой вы, однако, любопытный. Потерпите и увидите. Исход будет. Вошли в режим. Опять будет эмиграция, и опять уедут лучшие. У кого голова на плечах. Будем как евреи по всему свету рассеяны. И вы тоже хотите?  Нельзя об этом, не спрашивайте… Дочь? Да, чувствую её, информацию получаю, а не вижу и не слышу. Ни ее, ни внука, никого. И только сегодня вижу ее как в густом тумане, а звуков нет. Такое общение как с вами, это какой-то необыкновенный подарок. Одна. Полное одиночество. За что такое наказание? Жила как все!

… Вы думаете, что агентов почти всех, выловили? Как были, так и остались, только свистни, как говорится. Народ советскую власть всегда любил и органы уважал, хотя это сейчас пытаются отрицать недобитки всякие. Иной говорит – зря сидел,  а копни поглубже – враг, власовец, ОУНовец, космополит или другой предатель. Возьмите Украину. Там и сейчас везде бандеровцы засели, на всех постах.

Зачем отрицать? – возможности народ после революции получил. Отец Николаши – свиней пас, а он – генерал. В гражданскую народ сильно пострадал от белых. Убивали – расстреливали, вешали. Это сейчас интеллигентных белых по телеку показывают, а на самом деле как у них стали отбирать нажитое поколениями добро в пользу бедняков, так они совершенно озверели. Я это знаю, мне мама рассказывала. Она старый член партии, с Феликсом Эдмундовичем и со Свердловым дружила. Была в молодости необыкновенная красавица. Наполовину польская еврейка, наполовину – грузинка княжеского рода. Глазища во всё лицо. Мужчин просто гипнотизировала.
 
Это сейчас из ненависти, из мести стали всех работников Органов тех лет изображать кретинами, мерзавцами и садистами. Конечно, и такие были - как и везде, впрочем; народец у нас, ох, не простой! Но это в нижнем звене, а в целом, особенно в высшем и руководящем составе люди были талантливые, яркие, незаурядные. Женщины, которые работали с номенклатурой, в научной среде, богеме, среди иностранцев – это был высший класс! И сейчас не хуже!

 Бабушка:
Профессия сложная, интересная, профессионалом может быть только выдающийся человек, только личность…Подсаживаешься на такую работу, как на наркотик. Адреналин.

…Почему женщин? Женщина меньше привлечет к себе внимания, меньше вызовет подозрения, глубже может сдружиться с подопечным, быстрее вызовет на откровенность. Большинство подопечных были всё-таки мужчины. Так что почти вся агентура… даже жёны. Много талантливых. Но все другие виды работ выполняли мужчины, конечно.
 
Дочь:
Раньше Мужчины были! С большой буквы. Как мой Папа или его друзья: веселые, сильные, открытые. Не то, что мой Сашка. Прекрасный человек, но до чего слаб. Вечно его утешать надо, поддерживать, думать за него, карьеру ему помогать делать, да еще так, чтобы он не заметил, а то… Да и вообще все эти современные  женоподобные мальчики, отрыжка сексуальной революции – можно ли их назвать мужчинами? Я силу в мужчине уважаю, возможность опереться, спрятаться, как за каменной стеной. Но где ж сейчас найдешь? Так что Саша далеко не худший вариант.

Отец:
 Девочки в моей семье все талантливые, включая тещу. С Надюшей мы душа в душу жили. Но были эпизоды неприятные.   
 Что за страна  такая х—вая, в которой писаки претендуют на руководство буквально всем? Пусть писатель или поэт – зеркало общества, глас народа, инженер человеческих душ, мыслитель. Хотя мыслитель один на тысячу ихнюю, а претензии на знание буквально у всех. Даже не умны, зато тщеславны поголовно, мелочны, склочны, охочи до малинки. Эрос их, видишь ли, вдохновляет. От безделья баб е--.

Может писатели закрывают у нас бреши, возникшие от некомпетентности? Есть уже писатели-экономисты, писатели-политические деятели, писатели-деревенщики, и даже  писатели, сочиняющие новые военные доктрины. Как Наденька могла с ними работать? Даже привязана была по своему. Люди, живущие в мире своих фантазий, в сущности мертвецы, не способные к реальной жизни, психопаты, которые, не найдя себе применения в реальной жизни, занялись самокопанием, развешивают свои проблемы на окружающих, испражняются на бумагу, а сами, облегчившись, живут дальше.

 Если иметь такую жизнь как у них, то любой может стать писателем, или поэтом, или - художником-монументалистом, на худой конец – бери в руки малярную кисть побольше и краской поярче холст мажь. Обязательно ценитель потом найдется. Возьми у нас любого работника - не хуже может если ничего не делать, а деньги получать.
 
На чем держатся все их претензии? Отвечаю – самовнушение и тщеславие. И внушение, конечно, с им детства долбят – ах, талант, ах, талант! ах, гений! Из-за тщеславия и ради красного словца не пожалеют и отца! И что вы думаете? – не жалели. И не только отца, но и друзей и близких и Родину, если кто из них понимал, что значит это слово.  Все – космополиты. Даже те, кто на словах был за Родину.
 
Думаете, отличается такой, мягко говоря, тип от любого другого врага нашей страны и государства на …беседах? Надо сказать – да, отличается. Тем, что первым делом болтать со страху начинает без удержу и смысла. Остановить невозможно. Все доказывает что-то. Даже серчает.

Надо дать выговориться, а потом …Смотря по объекту. Все они истерики и слабаки, нежные очень. И Надин любимчик такой же. Простить не могу, потом уж она смирилась, признала свою ошибку… А прижать просто, неопровержимым – их же текстом. Практически ни один сам от своего произведения не отказался. Из гордости что ли? Что написано пером, то не вырубишь топором, - так народ наш мудрый говорит. Не отопрешься. Как тексты получали? Да они сами кому хочешь суют. Зуд у них какой-то, чтобы их читали.

Я сам? Нет, вот этим не занимался. Это сейчас некомпетентные люди или бывшие заключенные пишут-изображают, что в Органах одни тупицы и садисты работали. Чушь. Не так все было. Долг исполняли – да. Я лично за всю свою жизнь никому вреда не сделал, а народу и государству старался только пользу приносить. А потом учтите, я о тех писателях говорил, кто в  своих мозгах ковыряется, пакости всякие выковыривают, как будто это интересно, а не о тех писателях, которые полезные и понятные для народа произведения создают. Исторические там, с правильной линией, или про путешествия – где был, чего видел – не всем дано ездить по миру. Их творчество очень даже необходимо, чтобы направлять и показывать преимущества, или наоборот – недостатки, которые надо устранять. Но чтобы всё – конструктивно, а не охаивать огульно, как сейчас.

 А что Платонов? Не доглядели. Ввел в заблуждение своим народным языком. Вот кого нужно было к ногтю. Читал, читал…Стыдно сказать уже здесь.   Здесь все есть, даже то, чего еще нет… Нет не могу, не положено. Хотя рассказать хочется. Одиночество.
 
Мать:
 Сидит, доченька моя родная, задумалась, пригорюнилась. Наверное, вспомнила обо мне. Беспокоюсь за внука, ведь скоро вступительные. Ох, не вовремя  я. На юрфаке, правда, все схвачено и на таком уровне, что ошибки быть не может, но повлиять ни на что я уже не смогу. Справятся ли Саша с Любой?

Диван зачем-то передвинули. Диван наш с Коленькой. Мы его достали в Калининграде, то есть в Кёнигсберге, в 45-м. Натуральная кожа.  Коленька там задание получил, и первый раз за всю войну меня с собой взял для представительства. По разрешению, конечно. Коленька тогда уже полковником был.
 Во–время войны мы познакомились с ним, мне 16 было…в 41-м. Мы с моей мамой жили в Москве, и, можно сказать, бедствовали. Папу забрали в 37-м по наговору, не посмотрели, что он старый член партии и пролетарского происхождения. Бедная мамочка моя тоже репрессирована была, как ЧСИР, больше года в лагере провела. Я – в интернате. Но мы-то в позу не вставали, не мстили. Я даже дочери ничего не рассказывала, чтобы не травмировать, чтобы нормальный человек вырос, без комплексов и личных претензий к советской власти.

 Маму, конечно, из органов уволили, и она, благо образование получила хорошее, пошла учительствовать в школу, русский язык преподавала.  При школе у нас была комнатка на первом этаже, отдельный вход с торца. Комната узкая как пенал, темная, кухонка в крошечной прихожей и удобства за дощатой перегородкой, но без ванной…

Дочь:
 Мамочка!  Как мне тебя не хватает! Твоего нежного голоса, твоих мягких, ласковых рук…ручек… Твоих сияющих карих глаз. Прямо в душу смотрели. Сколько ты сделала для меня и для Антошки, да и для Сашки тоже. Разве без тебя мы бы все это имели? Дача, сберегла папину в генеральском поселке, овдовевшие подруги твои все продали. Не дача – особняк со всеми удобствами…Содержать для нас не проблема  - мы с Сашей выездные. Тут хоть все по миру пойдут, а мы свое всегда иметь будем.
 Обо всем ты, мамочка, позаботилась – зарплата в долларах, все из Берёзки. Общение у меня – высший класс – иностранцы, а из наших - артисты, писатели, ученые, киношники… Не какие-нибудь там, а известные. Но и они завидуют нашей свободе и возможностям. Тоже ведь люди. Пока выбиваются – артачатся, бедность и независимость проповедуют, духовную пищу потребляют. А как пробьются, так психология быстро меняется, во вкус входят.
Я, мамочка, всегда стараюсь общаться только с элитой. Слушать умею, вкус у меня развит. Я – мидовская, воспитана что надо, с куском сыра во рту на приеме бегать не стану. В консерватории, в Большом бываем на всем лучшем. Сидим всегда только в первых рядах. Все ты, дорогая, позаботилась: и художественную студию я закончила, и музыкальную школу, и педагогов имела, каких хотела, и МГИМО закончила.

 А другие всю жизнь карабкаются за куском хлеба. Что у нас, что заграницей. Везде жизнь одинакова – кто устроился – тот живет, а кто не устроен – тот существует. Спасибо тебе, родная моя!
 
Мать:
 А Коленька ничего не испугался. Как увидел меня – сразу влюбился, но сначала он делал вид, что к маме ездит по делам, к работе ее снова привлек, а потом сразу – бух –  мне предложение. Я, говорит, разрешение получил на женитьбу, собирайся в ЗАГС. Я говорю,– мне 17 лет всего, – не зарегистрируют. Он как засмеется - пусть попробуют, - говорит. Он тогда уже был полковником.

 Мама сильно плакала,- рано,- говорила. Потом – ничего, смирилась. Тем более, что я в педагогический поступила. Меня Коленька сам к Ректору возил. Машина у нас была роскошная – Мерседес Бенц. Два передних места от остальной машины отделялись толстыми раздвижными стеклами  и шелковыми занавесками. И не слышно, и не видно. На заднем сидении три человека свободно размещались, в середине салона два откидных сидения, в сложенном виде - столики. Внутри – кожа бордо. Бордо – мой любимый цвет! По бокам возле дверей – ручки держатели, наподобие как в трамвае, только элегантнее, на каждой двери по пепельнице. Никакой наш ЗИМ или ЗИС нельзя сравнить с этой машиной. У стекол задних дверей сверху горизонтальные темные тоненькие полоски нарисованы, отступя от верхнего края стекла сантиметра на 3-4. Полное впечатление, что окно приоткрыто, то есть стекло немного спущено вниз. Мы всегда с Коленькой уголком губ улыбались, глядя как гости тычут в стекло у верхнего края окурок или фантик от конфеты – пытаются выбросить. Ну, конечно, никогда над ними не смеялись – я была очень хорошо воспитана.

 Воспитанием я маме своей обязана. Она – культурнейший человек. Ну и Папе, конечно, он ведь все обеспечивал. В те времена  вопрос о равенстве полов уже не стоял на повестке дня для людей определенного статуса и уровня достатка. Женщина: дом, дети, их воспитание, общение вне работы – в гости тогда ходили часто, ну и работа, но по желанию. Муж – работа, деньги, социальный статус, защита.

Конечно, такая выдающаяся женщина, как моя мама не могла только домом ограничиться. С какими людьми общалась – вы не поверите! К ней люди тянулись. Образование. Природный ум. Такт. Изысканность. Никакого желания сравняться с мужчинами – зачем это? У каждого своя сфера. Всё равно, мы, женщины, никогда не достигнем такого уровня. Я у мамы многому научилась.

Дочь:
 Бедная бабушка! Как ей трудно в жизни пришлось - она пострадала от сталинских репрессий! В лагере больше года просидела. Мама зачем-то скрывала от меня, а бабушка рассказывала. Как дедушку завистники сдали, так ее в лагерь как ЧС на общих основаниях, не учли заслуги.

Но при ее внешних данных ее мужчины так любили, что и в лагере она была не как все, и конечно пользу делу старалась приносить по мере сил и там. В сороковом вернулась в Москву, да не просто так, а в лимузине ее привезли в шелковом платье и в лаковых лодочках. Правда, был неприятный момент – бывшая соседка по Дому Правительства (это потом его Трифонов назвал Домом на набережной в художественном произведении, да так и повелось) кое-что о ней знала, ее появление в Москве прокомментировала, и некоторые прежние знакомые бабушку стали избегать, а потом и вовсе забыли.

В том же сороковом году у нее была важная командировка в Ленинград, связанная с Балтийской Антантой, а после что-то случилось и ее уволили в отставку. Может быть так надо было... Учительствовала.

Мать:
 Дорогая моя девочка. Личико такое хорошенькое. И фигурка – разве ей дашь 38? Вся в бабушку. Та и в 45 с ума сводила! Такая молодая, доченька, а столько уже пережила. Помню тот пожар в гостинице. Потом целый этаж ремонтировали – все выгорело. Погасили быстро – но пластик же. Умер от ожогов один  американец. Я его знала. Хороший парень из прекрасной семьи. Зам шефа фирмы. Роберт. Жениться должен был, бедняга.

Дочь:
 Труднее, чем с Бобом у меня в жизни не было. Дело не в том, что мы были близки. Нет, не это угнетает. Очень хороший парень. Очень свой. Страшно вспомнить… Я у его постели двое суток просидела, когда он умирал. Думали, скажет что. Он и сказал, когда в себя пришел. Покажи мне, дорогая Люба, мое лицо, сдвинь повязку с глаз. Кажется у меня довольно сильный ожог, хоть боли не чувствую. Еще бы. Ему лошадиные дозы обезболивающих вводили, чтобы не больно было и чтобы облегчить с ним работу.
Как я невесте покажусь? - говорит…

Так и умер – рука в моей руке. А лица у него совсем не было, и губ. А зубы хорошие. Смеялся. Вспоминал, как мы в теннис гоняли, а потом в реке голые купались. У меня потом депрессия была.

Мать:
 Усталое лицо у тебя, доченька. Но вроде дурного в доме ничего нет. И не дай Бог! Тот случай с перьями – вспомнить страшно! Поверить трудно. Но ведь было! Пришло письмо от моей подруги детства, а в нем три зеленых маленьких перышка, очень красивых, вроде бы попугаичьих, и три зернышка – лимон или кардамон. Ну, я забросила письмо в шкаф, только подумала – совсем Лилька свихнулась и в детство впала, но перышки все же красивые. Прошло время, и доченька моя стала бледнеть с лица и высыхать телом. Начались припадки, как при эпилепсии, глаза открыты, а ничего не видит, и не слышит, и корчи…

Я скорую три раза вызывала. Приедут, димедрол вколют, она поспит, лучше становится. Потом опять начинается. С каждым разом корчи все сильнее. Посоветовали мне мать Евдокию из Удельной. Она пришла и сразу говорит – колдовство.  Искала целый день, едва нашла, оказалось те перья и зерна, что в шкафу завалялись. Вербой углы повымела, волос черных, кудрявых было видимо-невидимо, комнату окурила, святой водой побрызгала, и с того дня припадки у дочки сразу прекратились, как не было. Я Лильке звонила. Говорит, – слыхом не слыхивала ни о каких перьях и в письмо их не вкладывала…

Отец:
 Я так считаю. Нет у нас золотой середины. Раньше "лирики" эти  с гуманитарным образованием в загоне были, все в сторожах, да в дворниках, да в моргах служили для развития философского мышления и совершенствования в иностранных языках. К "физикам" по-приличнее отношение было у общества, хотя и среди них встречались мерзавцы, которые в душе против советской власти. Теперь все наоборот. Физиков – по боку, без них обойдемся, все у американцев готовое купим, а лирики в гору пошли.

Однако от перемены мест сумма… не те люди, не те… Лирики теперь все знают, изрекают, учат, предсказывают, за границу ездят, об энергии мыслят. Как будто в ней все дело. Важно, конечно, но это не значит, что раз энергии в тебе много, то и человек ты крупный и можешь занимать большую должность  в государстве. Как будто мало энергичной серятины с куриными мозгами и маниакальными претензиями. Возьми того же Гитлера. Страшная вещь!
 
Что - Сталин? Что вы понимаете? Я его несколько раз видел на совещаниях. Сразу видно – величайший, гениальнейший и мудрейший человек. Как войдешь в комнату, где он…так там даже воздух другой, дрожит весь, напряженный, голова лучше работать начинает, прямо-таки осеняет… Изучал, излучал и подчинял. Но чувствовали – так надо. Как посмотрит в глаза тебе своими рысьими глазами – так до дна души достанет, царапнет по душе твоей, за душу возьмет – все тебе для него сделать захочется. И восторг! Как его с Гитлером сравнить? Тот – фашист, темная сила зла. А Сталин – воплощение коллективизма, он себя от идеи построения коммунизма, от партии, от своего народа не отделял. Для себя ему ничего не надо было. Так-то. Где теперь такие люди?

Бабушка:
 По приезде в лагерь я с месяц под мужиками пролежала почти беспрерывно, только в туалет и выпускали. Ну устала же я, только задремлешь – лезет. Самое удивительное, между нами, конечно, что мне это начало нравиться, только спать хотелось.  Потом я пахану приглянулась. Блатные и всякая мелочь касаться меня не смели. Через месяц, чувствую – кончаюсь, потому как сам хоть на вид и крепкий мужик, но… А изменить нельзя – убьют.

 Тут мне снова повезло – обратил на меня внимание начальник лагеря – здоровый тридцатилетний мужик, силища… Того пахана и всех тех убрал. Жили мы с ним спокойно почти год в его прекрасно обставленной зэками квартире – вся мебель уникальная. Он меня очень любил и ничего для меня не жалел. Из Москвы выписал мне рояль кабинетный, американский. Звучание у него, как у концертного. Совершенно роскошный инструмент.

 Я стала благодарить, а он мне сказал: такой роскошной женщине как ты нужны только роскошные вещи. Может и пошло, но приятно. Шубу откуда-то достал – коричневое каракулевое манто. Шмоток – я и не считала, ценности кое-какие…Внученька моя в моем комплекте сидит – рубин в золоте. Крупные камни, таких сейчас и не найти. В общем, баловал он меня. У нас в доме молодежь собиралась, танцы под патефон - Ууутомленное сооолнце нежно с морем прощааалось , в этот день ты признааалась, что нет люб-ви, но больше всего он любили мое пение под собственный аккомпанемент. У меня неплохое, правда маленькое контральто…было… Очень любила петь танго Строка…всего Вертинского знала…

Потом приехал сам Николай Иванович с ревизией, только взглянул на меня… Короче – увез он меня в Москву, вызволил… Потом я ему по делам пригодилась. Связи у меня большие были и в Москве и в Ленинграде. Дочери моей уже 15 исполнилось, ждала меня в довольно приличном интернате…

Отец:
 Экономисты, те воще сейчас на вес золота, не сами, конечно, а их совет. А что от них толку, они и не профи вовсе, так… любители… распустились… все  поспешно, необдуманно, безответственно… Как это у нас можно все виды собственности ввести, когда наш мужик испокон веков в общине жил, сообща всем владел – какой из него фермер? Уже пробовали с кооперативами, так те кооператоры все жулики оказались и мафиози. Как это не они? Да ладно!

 Писатели, ученые, кинорежиссеры, да актеры в Верховном Совете теперь заседают. И предписания дают как хозяйство страны дальше вести, и вообще решают в чем спасение Отечества, Державы нашей! А что советуют? В наше время их бы всех без разговоров – к стенке. И правильно делали. Только благодаря этому вперед и двигались.

Как после войны было железный занавес не ввести? Никто бы работать не захотел, все бы разбежались кто куда. Здесь только так и можно - палкой, палкой, палкой, и чуть-чуть пряником… Россия. Народ наш строгость любит. Теперь вот привязались к административным и партийным работникам – изобрели новое племя мальчиков для битья. В России всегда так было: Царь, Распутин, социалисты-нигилисты, белые, спецы-саботажники, враги народа, народы-изменники, евреи-космополиты, Берия, Сталин, антипартийная группа, Хрущев, Брежнев, командно-административная система – кто следующий? Кто-то здесь по справедливости, а кто-то совсем ни при чем.

Мать:
 Как Николаша умер, я стала работать самостоятельно – дочь росла, надо было обеспечивать ее будущее. Если в школе преподавать – какое тут может быть будущее у ребенка? В это время в Кунцево построили дачу для приема иностранных гостей – шикарное бунгало в западном стиле – дерево и стекло, окна на веранде – от пола до потолка. Как это окна били? Да вы что? Всё за забором и охрана кругом. Лучших поваров и обслугу приглашали, кое-что и сама сготовлю – люблю и получается хорошо. Здесь самое главное иметь классный исходный продукт и правильный рецепт. Первое, сами понимаете, не из магазина, а второе – у меня прекрасные кулинарные книги на английском и французском, это вам не наш примитив.

Привозили девочек, а я – хозяйка. Я - старше по возрасту, но успех имела у самых выдающихся людей. Девочки все-таки грубоваты, угловаты, нет в них тонкости, воспитания, игры… Можно чем угодно заниматься, но – изысканно! Разные люди там бывали, не только иностранцы, но и …деятели.

Дочь:
Как сейчас помню. Мама брала меня иногда в Кунцевское бунгало на приемы. Для создания атмосферы. На веранде окна – не окна, а стены застекленные от пола до потолка, низкая, мягкая мебель  светлой нежнейшей кожи. За окном ультрамариновые сумерки, черные ветви деревьев, снег лежит прямо у стекол, как будто в комнате.

 А у нас камин с березовыми дровами горит, там весь пол обогревается, а камин для красоты; торшеры  с желтыми шелковыми абажурами, кисти для пола, мягкий янтарный свет, уют. Мужчины в основном  не молодые, солидные, иностранцы были. Я всех знала… Столики с напитками, едой и фруктами. Девочки – чудесные. Одну я особенно любила, Анжелика ее звали, может псевдоним. Я звала ее Ангел мой. Она меня спать укладывала, и сказки рассказывала. Страшные. Все сидят в креслах, а я на паласе сером. С длинным таким ворсом. Музыка тихая играет, мамочкин голос журчит, а я спать хочу… Как меня уложат, так – в сауну, расслабляться…

Мать:
После венгерских событий Николаша генеральское звание получил, дачу купили, маму с компаньонкой на даче поселили. У нас ведь не эти подмосковные развалюхи с удобствами во дворе, а обычный европейского типа загородный дом, со всеми удобствами, с приличной обстановкой. Мы не только летом, но и зимой на воскресенье  выезжали. Жить бы да жить… Но тут неожиданная смерть Николая. До сих пор не могу понять, как они  могли так недоглядеть? Положили его в больницу на обычное обследование, после Венгрии он не очень хорошо себя чувствовал. Конечно, такое напряжение! Ввели какое-то вещество при обследовании почек, а он дал на него реакцию…Спасти не смогли…Хоронили с воинскими почестями … На Новом Кунцевском. Трагическая безвременная кончина…  Друзья его со мной потом не очень-то стремились общаться –  знаете, как это бывает?
 
Отец:
Чёрт их знает, чем не угодил. Баб своих на 20 лет обеспечил.
 
Дочь:
Всякое бывало в этом бунгало. Однажды утром пошла в мамочкин бокс, а там дверь в ванную открыта и стоит сам Хозяин, бреется. Лысый, веселый, песню поет, уши розовые торчат в разные стороны, правда, на хрюшку похож! Я испугалась, побежала по коридору к себе в бокс, а он выскочил за мной, ногами затопал и орёт, весело так:
- Вот сейчас догоню!

Ну, я сразу опомнилась. Вот, дура, чего испугалась? Просто у моей мамы работа такая, что даже великие люди ей внимание оказывают.

Мать:
Тяжелее всего с иностранцами работать. Они настоящие профи. Это тебе не цветочком быть на приеме. Следующая стадия по трудности – за границу в командировку съездить. Такая сволочь этот зам начальника по кадрам. Если через него, козла, не пройдешь, никуда не поедешь. Я у него дома, на Ленинском была. Уж я ко всему привыкла, но у него не квартира - музей, только захламлена очень – ему наши подношения уже и девать некуда – даже под диваном все набито импортными бутылками.
 
Легче всего, пожалуй, с творческой интеллигенцией. Даже отчет потом писать и то интересно. Я любила с ними работать. Николаша  ревновал… Они как дети. Первое золотое правило сказать, что он (она) гений, вроде бы как с иронией, но в глубине души испытываешь трепет. Второе золотое правило сравнить с каким-нибудь корифеем, но чтоб обязательно уже умер, художника – с Эль-Греко, поэта – с Лермонтовым. Может не совсем похоже и даже совсем не впопад, но – приятно. Все похвалы перемежай с уверениями в любви, прям так и говори: я вас так люблю, и проникновенно в глаза смотри. Шутка это. Я клише в работе не люблю, поэтому и работать мне интересно. Да и они совсем не дураки… Проницательные.

Дочь:
 Я, видно по наследству, работать люблю с творческими людьми. Хотя то, что все они сплошь чуть не гении и экстрасенсы прозорливые - это форменная чушь! Мама это точно знала, и бабушка… Я на основании своего собственного опыта пока сказать ничего не могу, потому что не знаю, кто из них, из современников после смерти гением окажется…

Что-то Татьяны до сих пор нет? Чем думает? Разболталась совсем. Просила меня, чтобы я часть зарплаты ей сертификатами платила. Нахалка! Деревня, а туда же. Спекулянтка! Думает, я не знаю. Скоро гости, Саша придет сейчас, а она провалилась – поминки же! 40 дней! Никакого чувства ответственности. Мало мама ей добра сделала – прописка, комната. Неблагодарная…

В дверь трижды звонят. Тени исчезают.