Когда высаживали деревья в парке, в двух соседних ямках оказались маленькая зеленая ель и молодая березка.
Шли годы, деревья в парке разрослись, создав уютные тенистые аллеи. За одной из них, на лужайке, просматриваемой с разных сторон, стояли Ель и Береза. Трудно было в них узнать когда-то посаженные небольшие деревца. Ель стала высокая, прямая, с широкими мягкими ветками, раскинутыми в разные стороны. Береза выросла чуть выше Ели. Объемный белый ствол крепко держался в земле, а ветви завершали очарование дерева. Деревья подружились сразу, несмотря на свое различие. Береза была щеголиха. В каждое время года ее наряд поражал воображение. Весной на белых ветвях появлялись листочки, переливающиеся на солнце. Потом рядом с листиками повисали сережки. Ветер перебирал листву, покачивал ветви, как бы любуясь убранством дерева. А осенью Береза меняла наряд ежедневно – зелень листвы постепенно переходила в желтизну. И этот процесс изменения цвета рождал невероятное множество вариантов. Потом незаметно для посторонних глаз Береза становилась ярко-желтой. Солнце делало этот наряд сияюще-драгоценным. Казалось, ослепительная желтизна способна была заворожить любой взгляд, облагородить и исцелить страдающую душу. Даже дождь не мог испортить красоты наряда, а лишь добавлял к нему неожиданно прекрасные детали. Постепенно, с приближением холодов, ветви теряли роскошную листву, и наступал день, когда Береза поражала своей обнаженностью, а подле нее лежал уже ненужный золотистый наряд. Белизна и плавность изгибов ветвей, предельная откровенность и целомудрие являли себя миру. А зимой, после снегопада, дерево приобретало некоторый объем и причудливость снежных форм на ветках.
На фоне Березы Ель выглядела сдержанной и строгой, но имевшей собственное очарование, глубоко волновавшее и притягивающее взгляд. Это только сначала более заметной была ее форма, а зеленое однообразие не сулило ничего нового в теме цвета. Но если смотреть внимательно, открывался богатый мир оттенков. Могучие лапы царственно расширялись к земле, создавая вид юбки с кринолином. Взгляд уходил в зелень, рождая восхищение, детские впечатления новогоднего праздника и волшебства, невесть откуда всплывающее узнавание дремучей тайги с ее заповедными тайнами, и вообще, становилось немного жутко от того неиссякаемого объема впечатлений, который дарил этот цвет. Но и Ель, при всей своей загадочной сдержанности наряда, не была лишена женской тяги к украшательству. Весной к торчащим темным шишкам прибавлялись маленькие, будто игрушечные, шишечки, а на кончиках веток кокетливо выпускались яркие нежно-зеленые кисточки иголок. И эти несложные ухищрения совершенно меняли привычный образ Ели, возвещая о вечной жизни и неиссякаемой юности. Зимой снег, покрыв Ель, как шубой, приглушал ее зеленый цвет. Оба дерева вдруг удивляли единым выбором – царственно белым нарядом. Но основное чудо было даже не в этих сезонных переодеваниях, а в том, как деревья выглядели вместе, как они подчеркивали своеобразие друг друга и возвещали о красоте союза. Береза протягивала свои нежные ветви к Ели, как бы говоря: «Как я люблю тебя, как мне с тобой уютно, надежно, как мне с тобой интересно и радостно, подружка моя дорогая!» А Ель всей своей шириной и зеленью спокойно, но торжественно провозглашала: «Ах, подружка моя несравненная, как мне милы твои модные хлопоты, твои изысканные движения и славные речи! Какое счастье, что судьба свела нас!». А люди, гуляющие в парке, заметив эту необычную пару, думали: «Красивое соседство!».