Глава 15. Маргарита Николаевна

Светлана-Астра Рожкова
       Посмотреть на такую добычу собрались все, и некоторое время перебирали, мяли, нюхали, приятно пахнущее тонкое и нежное женское бельё, ранее принадлежащее талантливой молодой актрисочке.
- Ну, ребята, вы его ещё на зуб попробуйте! – победоносно съехидничал Альдонсо и начал своё повествование, грозившее вылиться в новую романтическую историю.
- Дамы и господа! Вижу в ваших очах восхищение и скрытые упрёки! Не хочу испытывать ваше терпение и держать вас в незнании! Дело было так. Попрощавшись с вами, я направился с заднего крыльца, на котором, кстати, сказать, вырисовывалась, весьма, нескромного вида компания что-то уже «сообразивших» подростков, прямиком в грим-уборную к интердевочке. Со второго ли, третьего раза я наткнулся на её комнату, в которой, к моему счастью, кроме неё никого не было. Все, изволите слышать, уже расцеловались, поздравили друг друга с удачей и расползлись по своим делам, как нитки по швам. Интердевочка снимала грим и была, так сказать, не совсем одета. Ах, как это умилительно видеть, стеснение дамочки, прикрытой  хоть чем-то, когда только что она была на сцене на глазах народных масс, так сказать, и неприкрыта ничем! Впрочем, я увлёкся. Несколько пар комплиментов, сказанных мной по поводу сыгранной ею роли, вызвали в ней взрыв негодования, который оканчивался предложением убраться вон! Пришлось показать ей… потные носки, и поведать о ещё нескольких парах, ожидающих её потных носков снаружи на заднем крыльце. Она сморщила носик, но это заставило её, молча меня переваривать,  без клизм и слабительных. Я, право, предупредил её, что я не посланник Бога, желающий ей спасения, но на данный момент способен составить компанию, чтобы благоприятствовать её дороге домой. Я намекнул, что мне есть что сказать, но что я ни за что не скажу этого в стенах театра, где всё имеет уши! Краем глаза я заметил, что её собственная одежда сплошь состоит из чёрного цвета и наобум сочувственно произнёс: «После вашей утраты, поистине, можно удивляться вашей игре, но я уверен с удачей вас поздравил бы и тот, безвозвратно ушедший от вас человек». После чего она нашла достойным для себя говорить со мной без криков у упрёков. Перекрестившись, она сказала: «Царство ему небесное». И я понял. Что я уже там, где надо! «Знаете ли, сударыня, - продолжал я - что вскоре эти слова можно будет сказать обо всём человечестве? Читали вы когда-нибудь Библию? Знаете ли, что ни Бог, ни дьявол не спасут Землю? И могу вам сообщить, чего вы уж точно не знаете: на земле есть человек, великий из смертных, который спасёт некоторых избранных им!» После этих слов, дамы и господа, у интердевочки возникло желание выяснить мою личность. Исполнить это её желание я пообещал у неё на квартире, где так же пообещал раскрыть ей нечто весьма важное и, предупредив, что буду стоять у парадного входа или выхода, как кому будет угодно, я  откланялся. Теперь оставалось только ждать: клюнет или нет! Дамы и господа, нечаянно упустив одну деталь, спешу восстановить её, - я честно признался интердевочке, что болен эпилепсией и во время припадков встречаюсь со многими великими, благодаря чему мне многое открыто из будущего и прошлого – сие обстоятельство является чистой правдой, как вы знаете,- некоторые из вас. И вот  я ей сказал, - здесь я, правда, согрешил, что её недавно умерший человек приходил ко мне и очень за неё просил.
Итак, я стоял у парадного. Прошло немного времени, и показалась она. И от неё, как там у Блока, несло духами и туманами! По всему было видно, что я её сильно заинтриговал! Оставив носкам подростков участь потеть и слоняться у служебной «задницы» театра, мы вскоре были у неё в комнате в общежитии коммунального типа – всё, что мог предоставить ей театр, по существу, нора представляла собой трёхкомнатную квартиру с одной кухней. В каждой комнатке, видимо, жило по актёрке или актёру.
- Ты был с ней! – вскричала Кошка, прервав гладкое повествование.
- Ну, нет! Спешу заверить всех, что нет! Хотя я кое-что себе и позволил!.. но вы же знаете, дамы и господа, что я был пьян и не мог вполне контролировать свои поступки!
- Тебя не было всю ночь! Что ты делал у неё?
- Киска, лапонька, птичка моя! Что делают ночью нормальные люди? Спят! Вот и я спал мертвецким сном!  Покуда она под утро… в такую рань, чёрт побери, не растолкала меня и бесцеремонно не выпроводила вон! И ещё, представьте себе, возмущалась, что я храпел! И она всю ночь, пока я спал, не могла из-за меня, видите ли, уснуть!
- А где она спала?
- Как где? Киска, представь, комнатушка три на три: стол, кровать, стул, шкаф – всё! Туалет – это всё, что может  себе, сколько-нибудь,  позволить молодая начинающая актриса, да и то только потому, что положение обязывает! И вот он, туалет у ваших ног! Кстати, вот эту обширную кофточку я у неё экспроприировал на случай морозцев для Мари! Кофточка носится вместо платья с одними чёрными чулками. Кстати, чёрные чулки она тоже  отдала страдающим сёстрам!
- Ну, ты разбойник с большой дороги! Раздел человека! Обобрал! Ну, ты, Альдонсо, и нахал! – Толстая только языком цокала.
- Не волнуйтесь, носите спокойно, в милицию никто не заявит! И в розыск объявлять не будут! Всё на добровольном согласии, что значит, при обоюдных желаниях, ну, контрактов, правда, не заключали и с юриспруденцией не согласовывали! Комбинации, кофтёнки, юбчонки это тебе, моя крошка! Можно сказать треть её гардероба.
- Но ты спал с ней?
- Вот именно, что спал. И больше ничего!
- Ты сказал, что что-то позволил с ней, что именно?
- Видишь ли, лапа, я совершил… насилие над личностью!..
- Как это?
- Я её раздел. Понимаешь? Закрыл дверь и раздел. Сама подумай, спать в одежде – это же просто неприлично, можно даже сказать, не гигиенично! Кричать ей было неудобно! Соседи! Что подумают? Сама ведь привела…
- Ну?
- Что ну? Всё! Раздел и уложил её! А потом заснул…  Я пьяный был, понимаешь? Она пошипела – пошипела и успокоилась. Ну и потом, знаешь, она немного  чокнутая, насчёт судьбы, Бога… Достаточно было это только понять, чтобы делать с ней всё, что угодно!
- Ты нехороший человек, нехороший! – Киска, обхватив руками голову, раскачивалась из стороны в сторону.
- Ну, нехороший, нехороший! Давай тогда выкинем это, ну хоть в ведро – и всё, дело с концом!
- Не надо! Не выкидывай! – завизжала Киска, схватив Альдонсо за руку, протянутую за бельём с явным намерением распрощаться с ним, а Мари тут же выхватила из общей кучи, предназначавшиеся ей вязаную длинную наподобие платья кофту и чёрные чулки.
- Если хочешь знать, эта интердевочка, - я говорил, что её зовут Маргарита?.. так вот, она ужасно рада, что ей предложили перебраться с этой земли на другую,  и почла за честь пожертвовать своими тряпками ради этого самого переселения! Кстати, отец Феодор, она может заявиться сюда со своим мужем!
- Значит, её зовут Маргарита? – натягивая чулок на ногу, поинтересовалась Мари.
- Неужели, правда, больше ничего не было? – засомневался Гриф.
- Федя, для тебя я сочиню отдельную историю о том, что было и чего не было! – парировал Март.
- У неё ещё и муж есть! – схватилась за голову Киска.
- А что ж тут такого? Они, правда, не расписаны… приходит, - говорит, - к ней… фотография на видном месте стоит… все вы замужем, собственно говоря! Вы, отец Феодор, не сомневайтесь… чист я, чист… ежели не было, я и говорю, что не было, а если б было – я б так и сказал, что было! А зовут её, представьте, не просто Маргаритой, а как у Булгакова, Маргаритой Николаевной…
- Ты мастером не назвался? – подколол Гриф.
- Не успел. Заснул. О, мой Бог! Как вы все мне надоели со своей подозрительностью! Послушай, Федя, то де отец Феодор, перенеси-ка нас в свою волшебную страну, где можно отдохнуть от всех и всего! А?
- А вот это - пожалуйста! С превеликим удовольствием! – ему так давно хотелось показать свою  работу! Нельзя было! А теперь, раз всё равно уже всё известно – даже очень хочется удивить, поразить, напугать!..
Федя ушёл в шкаф. «Пиликнуло», «чпокнуло!