Каждый щелчок каблука об пол — как выстрел. Каждый поворот головы — жест королевской милости. Взмах ресниц, полуулыбка... О да, она очаровательна. И именно поэтому, вне всяких сомнений, ее сегодня вызвала сама директор агентства.
Долгий путь прошла бедная девочка Карина, чтобы из тусклой замухрышки превратиться в блистательную модель. Ограничивая себя во всем, словно альпинист долбила она неприступные скалы, карабкаясь все выше и выше. Шаг за шагом.
«Ешь только то, что приносит пользу. Делай только то, что приносит пользу. Дружи только с теми, кто приносит пользу». Ни разу не нарушила Карина этого своего кредо. И это принесло свои плоды — ведь она догадывается, зачем ее вызвала Марианна.
- Карина, ты снова прекрасна, - тягуче произнесла директор. - И снова своевременно. Как ты помнишь, нашим агентством несколько недель назад заинтересовался сам Риккардо Рафаэлли.
О да, где уж тут не помнить! Великий фотограф, известный как «Рафаэль», но не из-за фамилии, а за счет великолепного цикла работ, воспевающих неприкрытую красоту настоящей Женщины. Попасть в его график, сняться у такого мэтра — это ли не мечта! И то, что сейчас разговор зашел о Рафаэле... Что же, Карина всегда умела читать между строк.
- Да. Вчера он приехал и мы кое-о-чем поговорили... Одним словом, в фотосессию Риккардо попадаешь только ты. Будь готова сегодня к семи часам вечера, и не подведи.
- Я услышала и поняла вас, Марианна, - отчеканила Карина и кивнула. - В семь вечера я буду здесь.
* * *
Рафаэль вполне сносно говорил по-русски, хотя и не без акцента, который, впрочем, придавал еще больше шарма этому высокому худощавому человеку, чьи волосы были щедро усыпаны серебром седины.
- Карина, добрий вешер, - галантно кивнув, Риккардо пригласил девушку присесть. - Кофе, сеньорита?
- Да, будьте так любезны.
- О, ньет проблем. Донна Марианна сообщила вам о... об идее фотосессии?
- Нет. Но я надеюсь, вы расскажете.
- Да. Это будет сессия в зеркалах и... свешах. Свещах.
- Свечах?
- Си. Свещах. В стиле «ню». Вы будете... Как это би говорить... Одеты только в тайну.
- Я понимаю и согласна.
- Харащо. Я сделать три коридора в зеркала, и поставлю свещи, и ви будете там между и тени будут играть на ваших плещах, груди и бьедрах. Это будет красиво, я надеюсь. В первом, ви есть красивая ощень. Во втором, зеркала есть красивые и большие. Так... Готова?
- Да.
- Снимайте одьежду и проходите сюда, в зал.
Карина, ничуть не стесняясь, привела себя в требуемый вид, оставив на себе только кулон на золотой цепочке.
- О, ви есть в самом деле восхитительна. Но щто есть на шее у вас?
- Это амулет, и я его никогда не сниму.
- Окей, как ви хотите, - равнодушно кивнул Рафаэль. - Пошли.
Карина на секунду остановилась, взяв в руку маленькую золотую звездочку с четырьмя лучами. Незачем этому итальянскому фанфарону знать, что это последний подарок отца, который он сделал ровно за день до своего последнего рейса, того, когда холодное, синее, безжалостное небо забрало его навсегда. И нет нужды объяснять, что четыре луча означают пропеллер, тягу в сияющую высь.
Девушка медленно прошла в зал студии и осмотрелась. Да, задумка Рафаэля на первый взгляд касалась безумной. Но в то же время, если подумать, она была и безумно романтичной. Зеркала, отражая друг друга, сливались в невероятный лабиринт, в котором сияли огоньки сотен свечей. Черный кусок бархата на полу, на котором следовало разместиться Карине, терялся где-то в закоулках зеркальных катакомб.
Свет софитов был сильно приглушен, некоторые едва светили своими тонкими оранжевыми нитями. Вообще говоря, Карина никогда не видела свою любимую студию в таких странных декорациях. Кем она только не была, поддаваясь влиянию интерьера! И принцессой, и полицейским, и шлюхой... Но ни разу ей не приходилось смотреть на тысячи своих собственных глаз.
* * *
Сессия захватила Карину, как стремительный бурлящий поток уносит бумажный кораблик, который бешено скачет по волнам, не замечая ничего вокруг. Пламя свечей обдавало тело девушки горячими волнами с разных сторон, заставляя ее вздрагивать, словно от прикосновений. Рафаэль носился вокруг, командуя и наблюдая щелкая затвором и беспрестанно что-то подкручивая и исправляя. Фотограф был в восторге, модель тоже. Она смотрела в зеркальные коридоры и видела там то,что никогда не видела до этого — саму себя. Свои глаза, изгибы, то скрывающиеся в тени, то бесстыдно любующиеся собой в неровном свете горящих фитилей. Потайные уголки своей души: то таинственное целомудрие, то откровенное нахальство, от которого порой Рафаэль вздыхал и мягко предлагал Карине сделать позу поскромнее.
Желто-оранжевый свет играл в зеркалах, словно тысячи драгоценных огней. И между этими сверкающими искрами Карина впервые чувствовала себя не пластиковой куклой, а человеком, настоящей девушкой, чью красоту пытается навеки сохранить Мастер.
Прошло уже около двух часов. Несколько раз Риккардо менял свечи и аккумулятор в фотоаппарате, и с каждым снимком все светлее становились его глаза.
- Ви безмозгло очаровательные, Карина! - восклицал он. - Ой, то есть, безумно, простите!
Вдруг наступил момент, когда затвор перестал щелкать, и Карина услышала слабый голос в соседней комнате: «Риккардо!»
- Вас зовут, - сказала девушка, несколько удивившись.
- Ви тоже слышаль? Странно! Я просиль студию для нас двоих в целий вещер. Ладно. Это, наверно, донна Марианна. Я сейщас вернусь. Ждите, осталось пара кадров. Ви безуко... беззухо... Безукоризненная. Я вас льюблю почти што.
Щелкнула дверь, и Карина осталась одна.
* * *
Прошло более десяти минут. Карина, немного волнуясь, встала, потянулась и оглядела себя в сотнях отражений. Вдруг ей показалось, что она падает куда-то в пропасть между этими зеркалами, и свечи проносятся мимо нее. Голова закружилась.
Тишина. Странная, непонятная тишина окутывала студию, словно утренний ноябрьский туман, скрывающий все звуки.
Бах!
Одновременно погасли все софиты, оставив Карину в тусклом свете пяти свечей.
- Риккардо! - позвала она.
В ответ не прозвучало ничего.
Шаг. Еще шаг. Карина вышла за пределы зеркального лабиринта. Ее окружала бархатная, плотная и теплая темнота. Только колышущийся свет за спиной бросал дрожащие тени на черную стену. Внезапно девушка почувствовала, как омерзительно холоден пол в студии. И в это же мгновение она осознала, что на ней нет совершенно ничего, кроме амулета. Впервые за много лет ей стало неловко из-за этого.
- Риккардо! Где Вы?
Ответом была все та же тишина. Карина прошла еще несколько шагов до двери, которая должна была вести в холл студии, но не нащупала ее. «Странно!» - подумала девушка. - «Я что, потерялась в своей же фотостудии? Глупость какая...»
Вдруг в тишину ворвался странный звук. Низкий, пульсирующий. Он повторялся каждые пять секунд, отчаянно действуя на нервы. В ответ Карина запела тему «Новая надежда» Уильямса. Гул прекратился.
«Какая нелепость, - думала Карина. - Голая одинокая девчонка в темной комнате. И куда-то все подевались. Боже, холодно-то как!»
Девушка обернулась к месту съемки, и ей показалось, что зеркала со свечами уплыли куда-то невообразимо далеко, и до них нужно перебраться через текущую воду.
Осторожно ступая, Карина подошла ближе к теплым искоркам фитилей и странное чувство наполнило ее. Будто что-то давно знакомое, доброе и ласковое поднимает ее вверх, словно какой-то очень сильный человек берет ее на руки и прижимает к себе.
В этой странной тишине, оторванной от мира, Карина ощущала себя одновременно очень одинокой и очень нужной кому-то. Она тихонько, на цыпочках, прошла к зеркалам, встала на свой бархат, сложила ладони на груди и замерла.
* * *
Риккардо за дверью не нашел никого. Только тьму, странный холод и непонятные звуки.
А еще стул, непонятным образом придвинувшийся к столу.
И неясные образы вокруг, не то тени, не то призраки.
Тихий, невнятный шепот.
И вдруг — громоподобный рев и мерный дробный стук, какой издает пропеллер, разрубая ветер на кусочки.
Риккардо присел на пол и замер.
Воздух стал плотным, как кисель. Фотограф покрылся потом и попытался найти выход из этой чертовой студии.
«Дьябло, а там ведь еще и Карина!» - вдруг подумал он.
- Влево на два-семь и набирайте два-три-ноль, - в тишине студии голос, искаженный радиопомехами, прозвучал, словно гром.
Риккардо сорвался с места и распахнул дверь в зал.
Подбежал к декорациям.
Среди зеркал стояли пять свечей, а на куске бархата лежала золотая цепочка с маленькой звездочкой в четыре луча.
И больше ничего.