Гроссмейстер Минска Зяма Шварц

Владимир Рабинович
Гроссмейстер Минска Зяма Шварц
--------------------------------------------------------
В тот вечер, когда я пришел из школы, домработница Реня сообщила, что у нас гость.
— Иди, жыдяне, паеж разам з імі, я там картошкі нажарыла, — сказала Реня и ласково шлепнула меня по затылку.
В самой большой комнате, где  стоял раздвижной стол, и которая поэтому называлась столовой, хотя завтракали, обедали и ужинали мы всегда на кухне, сидел гость — зубной техник Зяма Шварц.
"Зямка ничего не боится, — с восхищением говорил мой папа, — открыто по золоту работает. Другого бы уже давно посадили."
На столе стояла большая сковорода жареной, по–деревенски пятаками, как это умела делать только Реня, с салом и яйцами, картошки, миска квашеной капусты с клюквой и бутылка трехзвездночого грузинского коньяка. Евреи выпивали и выпили уже полбутылки.
— О сказал, Зяма, разглядывая меня странным взглядом с ног до головы, у тебя красивый ребенок.
— Он еще и умный, — сказал, уже опьяневший от двух рюмок коньяка, мой папа.
— В чем же проявляется его ум? – иронично спросил Зяма.
— Скажи, — потребовал у меня папа.
— Я не знаю, — сказал я.
— У него разряд по шахматам, — гордо сказал папа.
— Какой? – спросил Зяма.
— Какой у тебя разряд? – спросил папа.
— Третий, — ответил я.
— Взрослый или детский? – спросил Зяма.
— Нет разницы, — сказал папа. – Он у взрослых выигрывает тоже.
— Ты хочешь сказать, что он может выиграть у меня? – спросил Зяма.
— Может, — сказал папа не совсем уверенно.
— А какой у вас разряд? – спросил я.
— А какой самый? – спросил Зяма.
— Гроссмейстер международного класса, — сказал я.
— Я гроссмейстер Минска, — сказал Зяма.
— Ну, сыграй с ним, — сказал папа.
Я принес шахматы и, глядя на то, как неуверенно Зяма начал расставлять шахматные фигуры, пытаясь скопировать в построении уже расставленные мои, понял, что в шахматы он играть не умеет и поставил ему детский мат.
— Все, — сказал я, когда Зяма, попытался пойти какой–то фигурой.
— Что все? – спросил Зяма.
— Вы проиграли, — сказал я и для убедительности снял с доски его короля.
— Почему, — спросил дрогнувшим голосом Зяма.
— Вы потеряли короля, значит проиграли.
Мой папа преувеличенно громко рассмеялся и стал разливать по рюмкам остаток коньяка.
— Это что, такое правило? – спросил Зяма.
— Да, — сказал я.
— Первый раз слышу, — сказал Зяма.
— Не спорь с ним, — сказал папа Зяме, — он знает все шахматные правила.
— А кем ты хочешь быть, мальчик, когда вырастешь? – спросил Зяма.
Я в это время читал книжку рассказов про майора Пронина и, не сильно задумываясь, сказал:
— Милиционером.
Папа и Зяма переглянулись и Зяма спросил:
— Почему милиционером, почему не зубным техником, например?
— Над зубным техником все смеются, — сказал я.
— Кто смеется над зубным техником? — спросил мой папа.
— Когда у меня в школе спрашивают, кто твой папа и я говорю – зубной техник, все смеются.
— Смеется тот..., — сказал Зяма и поднял указательный палец вверх, — кто что? — обратился он ко мне с папой.
— У кого есть зубы, — сказал папа.
— Кто смеется последний, – ответил я.
— Почему последний, — сказал Зяма обиженно.
— Так пословица говорит, — сказал я.
— Что это за пословица? — спросил Зяма.
— Русская народная пословица.
— Ты только русские пословицы знаешь? — спросил Зяма.
– А какие ещё бывают?
— Еврейские, — сказал Зяма Шварц.
— Еврейские мы не изучали.
— Очень плохо. Еврейский мальчик должен знать еврейские пословицы.
— Слушай, Зяма, не дури моему ребенку голову, — сказал папа. Зачем ему твои пословицы.
— Хорошо, хорошо! — воскликнул Зяма и поднял руки вверх. — Но одну пословицу я  все же скажу.
Пока гой смеется, у еврея есть время подумать. Говори смешно, соображай быстро.