Единство и борьба противоположностей. Лист, соната

Ирина Старкова
Через год я снова приехала в Петербург. Стоит ли говорить о том, как мне хотелось послушать что-то из классической музыки. Вскоре позвонила  сестра и сказала, что ее приятельница приглашает сходить в театр Комиссаржевской на пьесу "Утоли моя печали". Это значит, что нужно прийти за полчаса до спектакля и взять от ее имени контрамарки у администратора. В этом театре она не была «сто лет», а я - со времен студенчества, помнила только, что нужно с Невского пройти Пассаж насквозь и выйти на улицу, а дальше где-то рядом. Как выяснилось потом, сестра в поисках театра полностью рассчитывала на меня, а я думала, что ведет она. В общем, прошли  Пассаж, вышли на улицу и почему-то повернули налево. Идет толпа народу, сестра предполагает, что они все туда же, куда и мы. Подходим к театру, звоним приятельнице, та говорит, чтобы входили, раздевались, брали контрамарки, а она встретит в фойе. Вошли, разделись, встали в очередь к администратору. Быстренько вошли в кабинет. Сидит молодой парень, изрядно замученный, современный вариант Варенухи периода после встречи с компанией Воланда. Сестра называет кодовые слова. Тот куда-то глянул, написал бумажку, говорит:
- После спектакля зайдите.
 Я от неожиданности:
- Зачем?!
Он раздраженно-успокаивающе:
- Да расписаться!!!
Пошли в фойе, сестра звонит и ищет приятельницу, я покупаю программку и вдруг читаю: "Сильва".
- Как "Сильва"? А где "Утоли моя печали"?!".
Служительница и еще кто-то говорят, что это в театре Комиссаржевской, а мы -  в музкомедии. При этом звонит первый звонок. Сестра звонит на мобильный приятельнице, объясняет, где мы, несколько голосов убеждают:
- Еще успеете, здесь рядом!
Мчимся в гардероб, хватаем вещи,  несемся по улице опять налево дальше. Влетаем в следующий театральный вход, сдаем вещи в гардероб, встаем в очередь к администратору. Контрамарки дают не всем, только некоторым, звенит второй звонок, у сестры трясутся руки, мобильный надрывается, пальцы не попадают на нужную кнопку. Я обозреваю публику, застревая взглядом на мужчине в длинном плаще. Чувствую, что он мне нравится, а разум ехидно шепчет что-то про чуждый типаж. Где-то глубоко рождается удивление: «Как изменилась публика в драмтеатрах!». Наша очередь подходит. Говорим опять кодовые слова, администратор чего-то не понимает. Сестра произносит еще одну фамилию. Администратор:
- Это дежурный врач?
Мы в один голос:
- ДА!!! - сестра со знанием дела, а я за компанию.
Он, сердито:
- Ну, так бы сразу и говорили!
Заветная бумажка в руках. Звенит третий звонок, бежим в зал, на контрамарке читаю: "Ложа А". Служительница показывает куда идти, зал полон, приятельница уже не звонит, и телефон ее не отвечает. Входим в ложу. Она полупуста. Сестра идет к  диванчику в первом ряду, я покупаю программку. Читаю: "Валерий Афанасьев. Лист", оглядываюсь кругом и начинаю понимать, где мы. Сажусь рядом с сестрой и тихо ей говорю:
- Спокойно! Мы в Большом зале филармонии. Будем слушать Листа.
Реакцию не описать словами. Ложа А выходит на сцену. По сути, на сцене и сидим, но за колоннами. От рояля метров шесть, весь зал как на ладони, напротив, с другого края сцены, телевизионщик с камерой. Выходит маэстро, зал взрывается аплодисментами, сестра начинает истерически смеяться, пытаясь при этом сдерживаться, рядом сидящая пара поглядывает на нас укоризненно. Концерт начался. Под «Погребальное шествие», «Серые облака», «Траурную гондолу, 2-я версия" пытаюсь успокоиться. С сестрой происходит что-то кошмарное. В антракте, применив все свое красноречие, успокоила ее и уговорила остаться на второе отделение. По программе была "Соната си минор". Ни Афанасьева, выдающегося пианиста современности, играющего в лучших оркестрах мира, ни исполняемого произведения Листа я до этого момента не знала. Постепенно, проникнувшись музыкой, почувствовала присутствие в ней двух противоположных начал. Сложным образом они противостояли друг другу и взаимодействовали, но потом, в какой-то миг исчезли, как – не уловила, а звучащая новая мелодия, иная, была невероятно сложна, красива и пониманию не поддавалась. Осталось лишь желание прослушать ее еще раз. Окончательно умиротворенные вышли мы из филармонии и пошли на Невский мимо театра музыкальной комедии, мимо закрытого уже Пассажа, мимо  не найденного вовремя театра Комиссаржевской. Душа была наполнена чем-то величественным, сложным и строгим.