Принцесса была чудо как хороша собой. Каждый день ей об этом вторил рой школьниц, которые шумно спешили на учёбу в половине восьмого утра, толпясь под балконом её опочивальни. Неудивительно, ведь принцесса каждое утро вывешивала свой свеженаписанный портрет и садилась пить чай, наслаждаясь восторженными возгласами толпы. Живописец устало засыпал на рассвете, придав портрету желанные краски и черты.
Принцесса наслаждалась, чай согревал, толпа ликовала. Утро за утром принцесса была счастлива, как вдруг...
Однажды смущённый живописец был срочно вызван в королевские покои. Он должен был объяснить, почему в этот раз толпа издала не восторженный, а как бы недоумённый шум. Принцесса настолько привыкла к несомненному, безусловному восхищению собой, что даже не смотрела на полотна, которые тот рисовал.
Принцесса сидела, гордо и напряжённо выпрямившись. Двери распахнулись, и в залу вкатили портрет в золочёной раме; на нём едва успела высохнуть краска. Принцесса поднялась, чтобы подойти поближе, взглянула на знакомые черты и… замерла.
Сверху вниз на неё смотрел холодный и высокомерный, оценивающий взгляд королевы. Она так и ахнула. Когда и как успели трогательные юношеские черты застыть в надменную гримасу?..
Принцесса в отчаяньи ломала руки и била зеркала. Ей стало казаться, что заморские принцы уже не провожают её взором, полным желания, а, напротив, тушуются и отводят глаза.
Мнительный ум рождал химеры. Принцесса скупала розовый рюш и раскалённым железом завивала кукольные кудри. Ничто не помогало: из зеркала день за днём на неё смотрел царственный взгляд, заставлявший робеть даже решительно настроенных отроков. И честный мастер снова и снова переносил этот взгляд на полотно.
За осенью пришла зима, метели разукрасили дивным узором стёкла в опочивальнях дворца. Рано утром, встав с постели, принцесса улыбнулась этой красоте и подошла к окну. Но тут злополучный луч солнца, прорвавшийся сквозь облака, скользнул по прекрасному лицу, и лёдная гладь глянула на принцессу более холодным, чем она сама, взглядом. Принцесса вскрикнула и с досады шлёпнула глупое стекло.
Раздался звон, изображение разлетелось на сотни осколков, ранив тонкий и белый, с изящным маникюром, пальчик красавицы. Она побледнела от ужаса, видя, как алый фонтан заливает молочно-белый шёлк её белья. Она металась по комнате, не зная, кого звать на помощь. Опальный доктор сослан из дворца; да и как и кому показаться нечёсаной, босиком и в липкой от алой крови рубашке?...
Ощутив, что теряет сознание, принцесса закричала из последних сил и рухнула наземь — к счастью, приземлившись на диван.
В ту же минуту дверь отворилась и на пороге показался слесарь, дородный парень с заскорузлыми руками и в кирзовых сапогах. По счастью он как раз чинил трубопровод в королевских покоях. Не теряя ни секунды, он сорвал с себя парусиновый фартук, рванул его, откроив тоненькую полоску, и вмиг наложил повязку. Затем он подхватил принцессу на руки и вынес её в коридор, где уже начинала собираться толпа.
Подоспевшие фрейлины обработали рану принцессы, и она, наконец, открыла глаза. Первое, что она увидела, были большие и ясные глаза спасителя. Тёплая, как ото сна, принцесса лучисто улыбнулась, и слесарь вновь увидел чарующий взгляд принцессы, который она боялась навсегда потерять. Они сидели, обнявшись, - он держал её, слабую, на руках. За окном наступил день, и солнце в прозрачном воздухе светило так же ярко и хорошо, как было на душе у двух влюблённых.
Кому посчастливилось оказаться в королевстве месяц спустя — гулял на самой весёлой свадьбе века.