…Страшен не грех, но бесстыдство после греха.
(Иоанн Златоуст)
- Господи, Иисусе Христе, Молюся Тебе, утоли скорбь мою о разлучении с родившими и воспитавшими мя, родителями моими Николаем; и Авдотьей души же их, яко отшедшие к Тебе… - молилась старая Марфа за околицей деревни Мышкино, устремив заплаканные глаза на красное солнце, спускающееся в тёмные безбрежные воды…
Жители всей округи давно уже были наслышаны, что здесь, рядом, под толщей воды, утоплена деревенька со своим погостом и церквушкой. Там же остались все захороненные, вместе с родителями Марфы – Николаем и Авдотьей…
Марфу, жившую одиноко, в деревне жалели, но считали малость помешанной, потому, что допекла всех своим наказом – «если что, непременно похоронить меня туда, в могилу к родителям».
И вот, это «если что» случилось, Марфа скончалась.
– Видать Марфины молитвы дошли до ейных родителей и Господа Бога, - решили собравшиеся соседи.
Бабы толпились вблизи дома, крестились и молились Богу о милостыне и милосердие к душе усопшей. Приехавший участковый милиционер и бригада скорой помощи быстро оформили нужные документы и увезли покойную в морг.
Толпа долго не расходилась. Хотелось похоронить убогую Марфу как положено по православным обычаям – с отпеванием в церкви, что была в соседней деревне.
Уже собрали по кругу какие-то деньги, как одна из баб сказала тихо:
- А как же мы схороним её к родителям? Нечто по-христиански гроб опускать в воду?
Толпа зашушукалась - предлагали даже какие-то несуразные похороны. Наконец Фёдор, уважаемый всеми мужик, подытожил:
- Ни хрена мы с вами тута не решим. Схожу-ка я к батюшке Феофану, договорюся об отпевании, да может он что подскажет насчёт похорон.
***
Батюшка Феофан славился среди прихожан не столько своей безгрешностью (имел слабость малость выпить), сколько особым благоразумием и человеколюбием.
- Господь с тобой, брат! - возмутился он на вопрос Фёдора, - Как же не отслужить отпевание благочестивой Марфы? Пойдём, помянем её душу.
Он налил две стопки, и, прежде чем выпить, пробасил:
- Упокой Господи, душу усопшей рабы Твоей Марфы!
Выпили.
- Батюшка Феофан! – начал осторожно Фёдор, - Меня-то нынче послали к Вам наши, мышкинские в надежде на Ваш светлый разум, чтобы получить ответ – как сполнить наказ усопшей – похоронить её к родителям? Они ж под водою. Бабы наши боятся с одной стороны не сполнить Божьи заповеди как положено, а с другой - не сполнить просьбу Марфы. Вота в чём заковырка!
- Да, брат Феодор, ну и задачу ваши бабы задали. Дескать, чтобы и волки сыты были и овцы целы. Так? – Феофан хитро ухмыльнулся, налил две стопки и уточнил, - Надо подумать!
Сидели часа полтора, выпили уже не по одной стопке.
- Вот что, брат Феодор, - наконец начал Феофан, - Я конечно покумекал и совет нашёл, только что он от меня – забудь! Пусть это останется промеж нас. Обещаешь?
Фёдор закивал: - К..к..конечно батюшка!
Феофан продолжал:
- После отпевания, надо усопшую кремировать, прах смешать с землицей, а затем уж это рассеять над водою. Вроде и в землю схоронили и наказ исполнили…
Усек?
- А как же…, - уже было начал Фёдор, Но Феофан перебил его:
- Да погодь ты, торопыга. Дослушай!
Православная Церковь нынче не запрещает категорически кремацию, но, правда, и не приветствует её. Соображаешь к чему я?
Вот тебе и волки с овцами. Ну, будь здоров, Феодор, у мене скоро служба…
***
В деревню Фёдор вернулся под изрядным подпитием.
На вопросы обступивших его баб отвечал коротко, заученно:
- Ну, чо! Я поговорил тама со знающими людями. Сказали – опосля отпевания, надоть кремировать Марфу, в прах добавить землицы, а опосля всё это развеять над водой. Они так и сказали про волков и овец, что всем будет хорошо, потому, что церковь сейчас кремацию не запрещает. Вота.
Повторять всё это слово в слово Фёдору пришлось несколько раз, т.к. узнав о его приходе от священника, появлялись всё новые и новые бабы и мужики.
***
Так и сделали - отпел Марфу батюшка Феофан, затем её кремировали в городе, смешали прах с землёй, как «велели знающие люди», и Афоня, заядлый деревенский рыбак, по просьбе всех баб, развеял всё с лодки…
Казалось бы, – всё сделали путём, по-христиански, да и завет Марфы исполнили.
Только с той поры, что-то тревожно сделалось на душах у мышкинских.
Каждому разные мысли лезли – Как там Марфа? Встретила ли своих родителей? Что там деется в глубине?
Опустевший дом пугал своими забитыми окнами и напоминал об ушедшей Марфе.
Грустно стало и Афоне, что жил раньше с ней по-соседски.
Он уважал эту одинокую старушку и порой, охотно помогал ей по дому или в огородике...
Сейчас Афоне вдруг вспомнилось, что Марфа всегда отказывалась от предложенной рыбы, ссылаясь, что рыбу не ест…
Почему?
После таких странных похорон, Афоня надолго забросил рыбалку.
***
Но однажды по весне, едва зажурчали проталинки и местами зазеленела травка, Афоня, захватив снасти и банку червей, отправился на рыбалку.
На своё любимое место у берёзы, что стояла на краю обрыва прямо над водой, он пришёл засветло.
Вдалеке слышалось громыхание уходящей стороной грозы, но воздух был удивительно свежим и чистым.
Он собрал удочку - трёхколенку, нацепил на крючок изворачивающегося червяка, плюнул на него и далеко забросил.
Хорошо было любоваться водной гладью, постепенно исчезающим туманом и слушать громкие далёкие всплески окунёвого жора.
Только клёва не было вовсе. Сигнальный колокольчик молчал словно рыба. Афоня изредка насаживал очередного червяка, плевал на него и, смачно матюгаясь, забрасывал спиннинг то левее, то правее. Ничего не помогало…
Поплавок неподвижно маячил на поверхности, точно замер в каком-то непонятном оцепенении…
Достав плоскую фляжку, подарок сына, он для бодрости сделал пару глотков.
А солнце поднималось всё выше и выше. Вот его луч уже окрасил верхушку берёзы и скользнув по стволу ярко осветил вырезанный на нём крест.
Едва взглянув на него, Афоня обомлел – крест плакал. Берёзовые слёзы капля за каплей падали вниз в иссиня-тёмную толщу воды.
Он вырезал этот крест ещё пару лет назад, когда впервые услышал от бабки Марфы историю о родителях.
Афоня испуганно стал креститься: - Господи! Спаси и сохрани! Спаси и со….
Неожиданно громко заголосил сигнальный колокольчик, затрещал фрикцион, спиннинг согнулся в дугу и замотался в разные стороны.
- Щука! Да какая - это ж крокодил! – заорал Афоня, почувствовав сильнейший удар поклёвки, и сердце его от волнения чуть не выскочило из груди.
Он начал осторожно вываживать огромную щуку. Когда Афоня с трудом уже чуть приподнял рыбу и нагнулся, чтобы ухватить её за жабры, та злобно щёлкнула пастью и, резко рванув леску, легко утащила Афоню за собой в воду.
***
- Спаси и сохрани! - мелькнуло в сознании рыбака, когда воды Можайского моря, сомкнулись над ним, открыв жуткие вереницы мокрых обитателей затопленных кладбищ траурной процессией тянувшейся перед ним в сопровождении полчищ всевозможных рыб.
От внезапно появившихся на паперти старой развалившейся церквушки старинных пышных одежд, кринолинов, зипунов и венков, почудилось, словно он присутствует на маскараде. Зашевелились раздвигаемые надгробья и кресты, и множество появившихся глазниц странным образом уставились на Афоню…
Видения словно на собрании безмолвно обсуждали свои обиды и невзгоды. Кто-то в белом саване бродил между ними, возмущая этих мёртвых жестами, непонятными речами и проклятиями всех живых.
Афоня смотрел на тянущиеся к нему истлевшие руки и никак не мог понять, чем вызвана тревога этих восставших из могил, их доносящиеся, словно молитвы проклятья и что они хотят от него?
Внезапно до него дошла та правда, что гуляла в народе с памятного шестидесятого года - множество деревень вместе с церквями и кладбищами было затоплено под волнами Можайского водохранилища, и эти, уже однажды похороненные и засыпанные прахом земли, были погребены вторично под водой.
Ужас происходящего смешался в голове рыбака с жалостью к восставшим из подводных могил. Черепа и скелеты плотным кольцом уже окружили Афоню.
- Не виноват я, - заорал он в страхе из последних сил, - меня тогда и на свете ещё не было!
***
Очнулся Афоня в Мышкино, у себя в доме.
Собранный спиннинг стоял у косяка двери, рыбацкая одежда сушилась на верёвке у печи.
Назавтра он пошёл исповедоваться к отцу Феофану. Батюшка выслушал, перекрестил Афоню и, глядя на икону, изрёк:
- Боже Всеблагий и Всемилостивейший, все охраняющий Своею милостию и человеколюбием, смиренно молю Тя, представительством Богородицы и всех святых сохрани раба твояго, Афоню от всякой напасти…
И добавил: - Ступай с Богом, сын мой! Ступай!
Только совесть за своё участие в этом странном захоронении, мучила Афоню... Он сделался неулыбчивым, хмурым и замкнулся в себе.
Рыбалка была окончательно заброшена, а на своё любимое место под берёзой с крестом, приходил с единственной целью – помолиться за упокой Марфы.
P.S.
В начале 60-х годов прошлого века Москву-реку чуть выше Можайска перекрыли плотиной. В результате образовалось водохранилище площадью 30,7 кв.км. На 47 километров вдоль русла реки протянулось живописное водное пространство Можайского моря.
Фото: "Подводные скульптуры" авт. Джейсон Тэйлор