Потрескавшиеся дерматиновые сидения, облупившаяся краска на поручнях, тусклый унылый свет, морось за окном. По проходу продвигается таджик, весь в сером, за ним идёт ещё один такой же, и ещё. Следом мужик с серо-седой бородой и такими же усами, в одежде ку-клукс-клана, прошёл и сел перед ним на сиденье. Семёну показалось, что он стал дальтоником. Но нет, показалось. В автобус вошла ярко-рыжая девица в красном.
Семён не ездил в общественном транспорте лет двадцать. Стечение идиотских обстоятельств привело его в пригородный автобус, и как- будто какая-то машина времени унесла в иную реальность.
Автобус, побуксовав, тронулся с места. Липкая подколёсная грязь застучала по стеклу и медленно поползла вниз, растворяясь в струях дождя, оставляя на окне серые бороздки иероглифов.
Мужик, что впереди, откинул капюшон, слегка расстегнул замок, достал из-за пазухи котомку. Расслабил шнур, сунул в мешок руку, вытащил булку хлеба. Прикрыл глаза, потёрся о булку лицом, втянул в себя хлебный запах и, откусив от горбушки, стал медленно жевать.
- Чудик какой-то, - подумал Семён, глядя на блаженное выражение его лица.
Мужик, между тем, закончил жевать, и, положив хлеб в котомку, продолжил в ней рыться. Потом нащупал, наконец, что- то и вытащил наружу. Это был смартфон.
- Ого! - удивился Семён. - Смартфон, как у меня, последняя марка, дорогущий!
Чудик скользнул пальцем по экрану, зашел в галерею с фотографиями и стал их рассматривать. Сначала это были пейзажи, потом пошли портреты.
- Красиво снято, - мысленно одобрил Семён, зевая, и было уже прикрыл глаза, но вдруг вздрогнул от неожиданности. На очередном портрете Семён узнал самого себя, только молодым.
Когда очнулся от удивления, чудик рассматривал уже другой портрет. Семён потряс его за плечо:
- Откуда это у тебя?
Мужик посмотрел на Семёна, на экран, потом опять уставился на Семёна.
- Сенька, это ты, что ли?
- Борис?
- Я-то Борис. А ты как сюда попал? Я с твоим старшим братом Лёхой часто общаюсь. Так он мне рассказывал про твои подвиги, что ты бизнес свой в Германиях развиваешь.
- И я о тебе наслышан. Ты тоже в Амстердамах гейш снимаешь.
- Ты не путай понятия. Во-первых, в Амстердамах гейши не водятся. А тех, о ком ты говоришь, по последним сведениям, снимаешь ты. Я их фотографирую.
- Здесь? Теперь они к тебе сами в деревню Гадюкино на фотосессию приезжают?
- Я бываю в Амстердаме каждый год. Мой приятель там фотостудию открыл, приглашает работать, хоть круглый год. Но это суетно, да и скучно уже. Здесь у меня обсерватория.
- Обсерватория? И как она тебя кормит?
- Нормально кормит. С академией наук сотрудничаю, фото космические в журналы продаю, выставки персональные в Европе провожу. Последний раз ретро-снимки в современной обработке выставлял.
Я, когда оборудование в обсерваторию покупал, туда такие средства вложил - сумму озвучить неприлично. А сейчас мне ничего не нужно. То, что у меня есть – мне не истратить.
- А где твоя обсерватория?
- После последней по трассе деревни, еще четыре брода, потом верх по сопке.
- Брода!? Так там на первом броде моя машина и утонула!
- На машине вброд может только полный дурак сунуться. Ты куда вообще ехал?
- Вроде как на пасеку. Я не за рулем был, на заднем сидении пьяный спал, проснулся, когда вода в салон полилась.
- Ты чемодан, что ли, что тебя везут, не объясняя куда? Там одна только пасека - Галинина. Она у основания моей сопки находится.
- К ней и ехал.
- Ну, там место занято… У неё в это время каждый год немец гостит.
- Этот немец мою машину и утопил. Приспичило ему, сам дорогу перепутал, не заметил, как в брод въехал. А у меня завтра встреча с иностранными партнёрами, год готовились. Меня тесть убьёт…
- А немец где?
- Пешком через броды пошёл. Обещал машину вызволить. Говорит, что там есть вездеход у какого-то местного астролога, который…
Тут Семен замолк на полуслове и уставился на Бориса.
- У тебя есть вездеход?
Борис засмеялся:
- Да, пути Господни… Это лесозаготовителей вездеход, они у меня летом во флигеле живут. Не дрейфь, выручат они его. В нашей глуши людей без помощи не оставляют. Сам-то я с автомобильной техникой совсем не дружу - нелюбовь у нас взаимная. Откуда ты немца и Галину знаешь?
- Так мы все учились в институте в одной группе.
- И немец тоже?
- Ну да. Так он же наш немец. Его семья после института уже в Германию иммигрировали. Да это длинная история.
- У нас и дорога длинная, спешить некуда. Расскажи.
- Рауль от однокурсников внешне отличался всегда – холёный, высокий, шмутки импортные. У него родня тогда уже в ФРГ жила, а они в немецкую советскую диаспору входили. Советские немцы еще при социализме устроили здесь островок западной жизни. У них даже публичный дом был, где можно было безопасно справить нужду.
Мать давала Раулю деньги на проституток уже в старших классах. Она у него была главным гинекологом в городе и понимала, что воздержание вредно для растущего организма. Такой вот рационализм даже в таких вопросах.
Рауль все эти чопорные нордические сборища терпеть не мог. Он из нашей общаги не вылезал, его селёдка на газетке больше устраивала. Все его Рулём звали, или Рулькой без мяса – худой был, жилистый. Нутро у него открытое, простецкое. Даже лицо в конопушках, как у меня, хотя и не рыжий.
Мы сразу подружились. Подтрунивали с пацанами над ним, никогда не обижался. Когда он к нам в комнату входил, мы все соскакивали с места, вытягивали руку вперед и кричали: «Рауль Гитлер!». Он только смеялся. По телеку смотрим фильм про войну, он говорит: «Сейчас наши вернутся…», а кто-нибудь в ответ: «Ваши никогда не вернутся!». И пошли бороться, по полу кататься на удовольствие остальных, пока кто-нибудь на лопатках не окажется… Молодость…
Девчонок в группе у нас было мало. Одна из них, Галка Федосова - головастая деваха и миловидная, с гладкой кожей, но крепкая, ширококостная, небольшого роста. Хозяйственная была, с деревенской хваткой. Одевалась всегда просто, никогда не красилась. Был у неё постоянно действующий кавалер - прапорщик. В институт её провожал, из института забирал.
Рулька , как её первый раз увидел, и был готов. Что он вытворял, чтобы добиться её расположения! Она поначалу злилась жутко. Потом стала изредка улыбаться, а потом прапорщик «ушёл в отставку». Вскоре Рульку с Галкой стали воспринимать, как одно целое.
От родителей Руль Галку скрывал. Семья готовилась к эмиграции, и такая ассимиляция им была ни к чему. А я бывал у них в доме. Мне нравился их устроенный быт, какая-то породистость интеллигентного рода. И ко мне там относились хорошо.
На летние каникулы Рауля планировали отправить к родственникам в ФРГ. Рулька упирался. Тогда его отец попросил меня поехать с ним. Хорошо, что я в школе учил немецкий. Мы там работали всё лето, и параллельно познавали все прелести закордонной жизни. Ну и с родственниками его общались иногда.
Вот тогда крышу снесло мне. Представляешь социалистического деревенского парня в лапах недогнившего капитализма? Рулька по Галке скучал сильно, всё бегал ей открытки отправлял, подарки покупал. А я свои накопления больше в кубышку складывал. По нашим меркам это были большие деньги. У меня начал зреть план, как мне не вернуться, а остаться здесь на учёбу.
Девушку свою за всё лето я не вспомнил ни разу. Потом, позже, хотел позвонить, хотя бы объяснить что-то, но смалодушничал.
Перевестись в высшее учебное заведение не получилось. Я бросил институт и с помощью Рулькиных родственников поступил в Германии на более низший уровень, потом закончил и высший. Работал и учился, сам платил за обучение. Там все так живут.
Рауль институт заканчивал в Союзе. На четвёртом курсе он женился, и не на Галке. Как он мне объяснял позже, это был фиктивный брак, необходимый семье для эмиграции в ФРГ. Он хотел его скрыть, чтобы потом втихаря развестись.
Но информация просочилась, дошла и до Галки. Та страшно оскорбилась и вслед за Рулькой быстро вышла замуж за своего прапорщика. Родила одного за другим троих детей. Прапорщика перевели в другой регион. Институт окончила заочно. Поговаривали, что с первым ребенком Рулька прапорщику помог. Как на самом деле - не знаю. Руль наложил табу на эту тему.
Он очень тяжело пережил этот разрыв. Долго не мог выйти из депрессии. Когда они приехали в Германию, он тут же развёлся и больше никогда не женился. Редким однолюбом оказался.
У меня закончилась учебная виза, Союза уже не было, я вернулся в Россию. Здесь творилось чёрт знает что. Но я владел к тому времени бизнесом, у меня была куча иностранных партнёров, и дела пошли в гору.
Вскоре я женился, если так можно сказать, на своем тесте. Он меня приглядел, как пригодного для бизнеса партнёра, и женил на своей дочери. Я не возражал, жениться было пора, сердечной привязанности у меня не было, а семью, детей хотелось. Ну, это уже другая история…
В этот же год Рулька приехал ко мне в гости. Всю неделю он только и делал, что напивался и рыдал по Галке. Мне это надоело и я, как старая сводня, стал обзванивать бывших однокурсников и узнавать, как бы между прочим, информацию о Галине. Вскоре выяснил, что живёт она там же, в пригороде - рядом с родителями построили они с прапорщиком большой дом, а работает в городе.
Когда Руль, овладевший информацией, после недельного отсутствия вернулся ко мне домой, одного его взгляда хватило, чтобы понять, что примирение состоялось. С тех пор пьяным Рульку я ни разу не видел. Сколько лет он живёт ради этих недельных встреч! Впрочем, когда Галка купила пасеку, он стал приезжать к ней на месяц.
- Пасека у неё уже больше десяти лет, - встрял Борис.- Я, бывает, разговариваю с ней по–соседски. Вот она со всеми дружит - и с пчёлами, и с малой механизацией. Машину водит. Оставляет её у родственников в деревне - и девять километров через четыре брода пешком.
Она не очень разговорчивая, но как-то мне рассказала, что десять месяцев пашет со сковородкой и тряпкой на многочисленную семью, а на два месяца убегает от них на природу, и даже звонить ей запрещает. А характерец у неё, похоже, мама дорогая, попробуй, ослушайся!
С Раулем знаком, он мне говорил, что в Германии живет. Но я даже не предполагал, что у Галины ещё и муж в наличии имеется.
- Имеется… Когда у одногруппников про неё спрашивал, говорили: «Они со своим прапорщиком хорошо живут. Он хотя и старше её на пятнадцать лет, ещё работает. Руки из того места растут, дом сам построил. Попивает немного, но всё в дом. Для детей и внуков непререкаемый авторитет. Галку боготворит…». Ты, Борь , нигде не сболтни ничего лишнего, ладно?
- Сеня! Лишним было это предупреждение.
Ты знаешь,- продолжил Семен,- когда я в Германию приехал, адресочки безопасные у Рульки взял. Там всех национальностей девочки ухоженные, обученные. Заплатил - и никаких обязательств. Я думал: «Какой же Руль дурак. Что он в эту Галку вцепился? А сейчас смотрю, как он изнутри светится, и завидую.
Я со своей женой ни минуты не был счастлив. Она за меня замуж пошла, потому что пора было, а у нас в стране, сам знаешь, с мужиками напряжёнка. Она всегда меня деревней считала, и я это презрение скоро почувствовал и к привычкам своим холостяцким быстро вернулся.
Когда дочка была маленькой, тогда ещё тепло жило в моем сердце. Подросла - копия мамаша. Одни понты и высокомерие. Так же меня презирает. Думал, может сына еще родит. Да где там. Говорит: «Тебе нужно, сам и рожай».
Семён задумался, помолчал, потом спросил:
- Борь, ты Софку Ковалёву из нашего класса помнишь?
- Конечно, помню.
- Ты же на пять лет старше, мог и не запомнить.
- Такие барышни заметны всем - и старшим, и младшим.
- А про Марьянычей что-нибудь знаешь?
- У Толика по району несколько киосков по ремонту обуви.
- У Кости, ты хочешь сказать. А почему вдруг по ремонту обуви?
- Нет, у Толика.
- Так он же дурачок, в специнтернате учился.
- Я знаю, он мой ровесник. Мать рассказывала, что у них долго не было детей. Потом родился долгожданный Толя. Но скоро стало заметно, что он отстаёт в развитии от других детей. Родители всё сделали, что возможно, чтобы исправить ситуацию.
Мать его любила до безумия, не хотела, чтоб он чувствовал себя неполноценным. Он даже в первый класс с нами вместе пошёл, но программу не потянул, и его перевели в спецшколу. Читать, писать его там научили годам к четырнадцати. Больше не учился. Он подростком уже курьером на почте работал.
- А я помню, как он на телеге, на лошадке фляги с молоком в садик и в школьную столовую привозил из совхоза. Костя не любил, когда говорили: «Смотри, твой брат приехал». Стеснялся его.
- Толя в нескольких местах работал, он был очень ответственным, да и родителей в посёлке все знали и старались помочь в их беде. Потом он у дяди Васи, сапожника поселкового, научился чинить обувь. Мать одевала его всегда с иголочки. И в подростковом возрасте идиотия, что заметна была в детстве, с лица сошла. Кто его не знал, и не заметил бы, что в нём что-то не так.
А потом с ним история приключилась, которая, как анекдот, несколько лет ходила по всей области. Его же каким-то образом в армию взяли, да ещё в погранвойска. Мать, наверное, всё-таки до последнего хотела, чтоб он ощутил себя полноценным. Не учла, что армия - это не родной посёлок дружественно настроенных людей.
Вот, думаю, где он со своей искренне-детской непосредственностью хлебнул лиха. Хорошо, что это всё быстро закончилось. Из военной прокуратуры руководству совхоза пришло письмо, что их работник пытался пересечь китайскую границу.
А дело было так: стоял в карауле, попросил у сослуживца закурить, а тот пошутил, что сигареты бесплатно на том берегу выдают. Он и пошёл через Амур в Китай. Хорошо, что не замёрз. Задним умом все ужасались, как с таким диагнозом его вообще могли взять в армию. Чтобы не позориться, дело тихонько изъяли из следствия, а его отпустили домой.
Вскоре сапожник поселковый умер, Толика взяли в Дом быта на его место. А потом перестройка, дома быта повсеместно развалились. Сапожничал на дому. Он же аккуратный, дотошный. Недостатка в заказах не было - из соседних деревень возили обувь. Везде же всё развалилось. Потом купил киоск, взял подмастерьем кого-то из общества инвалидов. Потом еще три киоска по деревням открыл. Там тоже инвалиды работают. Он у них и мастер и начальник.
В год, когда Костя в институт поступил, у них умер отец. Матери, которая раньше только домом занималась, пришлось хвататься на любую работу. Но основной заработок был уже Толин. Так они сообща Костю выучили. Хорошо, в то время еще за учёбу не платили, но надо было кормить, одевать… Мама у них еще жива. Толик её каждый год по курортам возит.
- Борь, а помнишь, я тогда последний год в школе учился, а ты институт заканчивал, ты пришёл в гости к моему брату, и мы с тобой подрались. Я не хотел драться, но ты ко мне цеплялся и цеплялся. Ты почему ко мне цеплялся? Делить нам с тобой было нечего.
Борис усмехнулся, потом помолчал, опустив голову, затем взглянул на Семёна:
- Завидовал, что некоторым зелёным рыжим фартит, а зрелым блондинам нет.
- Это мне фартит??! Да мне в жизни ничего никогда просто так не прилетело. Всё заработано животом и задницей.
Вот я тебя про Марьяновичей спрашивал. С младшим братом Толи Костиком мы в одном классе учились и во всём соперничали. Он на полшага, но всегда был впереди меня.
Кому фартило, так ему. Он уроки-то никогда не учил, память была блестящая. А я всё проштудирую, до последнего предложения. А если хоть что-то не успею, меня обязательно-то и спросят. Мы с ним вместе лёгкой атлетикой занимались. Я с беговой дорожки не слазил, а он полтренировки всегда газировку на трибуне пил. На соревнованиях моё место было второе.
Знаешь, мы с ним за Софку Ковалёву как бодались! Здесь ему не обломилось. До сих пор удивляюсь, почему она выбрала меня.
- Потому что в нём жил дух соперничества. А в тебе тогда жила любовь. Когда ликует сердце, расцветает лицо. У тебя тогда было такое лицо… В то время на тебя многие девчонки заглядывались, о которых ты даже не догадывался. А Костик твой спился. Каждый день у Толи на бутылку канючит.
Семён удивленно вскинул брови:
- Почему так случилось?
- Потому что всё в жизни слишком легко давалось. Сдулся после первой трудности.
Семен снова задумался, потом повернулся к Борису:
- Ты знаешь, а я ещё долго, когда к очередной цели рвался, всё ему, Косте, что-то доказывал. Жаль, что с ним всё так… Правда, жаль.
Борь, как ты живёшь один в этой глуши? Умом можно тронуться.
- Хорошо живу. Смотрю на звёзды, занимаюсь любимым делом, читаю -докапываюсь до сути, собираю лечебные травы. Женщина у меня есть, которую люблю.
- А она тебя?
- Она меня просто обожает...
- Почему тогда не женат?
- Ну…, - сказал Борис уклончиво, - Женат я на своих телескопах…
- Значит, ты со своей женой , Телескопой, в полной гармонии проживаешь, без потрясении и потерь?
- Ну, гармонии в нашем мире не существует. Но, когда понимаешь и принимаешь суть происходящего, жить легче. Мы же все в чистилище живем. В раю и аду одновременно. Человек - это прежде всего энергия, которая движет плоть. А энергия без полюсов не воспроизводится.
Вот и существуют плюсы, как любовь, свобода, достоинство, и минусы в виде ненависти, боли, унижения. На левой ладони минус, на правой плюс. Какой заряд предпочесть, или качаться влево-вправо, но это разрушительные вибрации.
В итоге каждый выбирает свой полюс. Право выбора - это крест человека. Равновесие планеты зависит от миллиардов индивидуальных потенциалов. И до тех пор, пока мы будем испытывать страдания и наслаждения, мы будем заточены в материальном теле. Есть такая теория, и я с ней согласен.
- Скажи мне, Борь, а я плюс или минус? Если я не крал, не убивал, не обманывал, зарабатывал своим трудом, о близких заботился, достиг определённого уровня в жизни. Но сейчас я не испытываю ни радости, ни любви, ни удовлетворения, только злость и раздражение. Близкие бесят. Все обрыдло!
- Это нормально. Во-первых, нас всегда окружают те люди, с которыми нам необходимо исцелиться от своих недостатков. Во-вторых, у каждого приходит время, когда жизнь в тягость.
Так должно быть! Это трение между истинными и иллюзорными ценностями, которых ты достиг. Это тяжелый период в жизни, но его надо выдержать. Тогда просыпается что-то в глубине, и следует неизбежный духовный рост. В это время разум перестаёт понимать, и искать суть вещей следует в сердце.
Всякий раз, когда стоишь перед выбором, не выбирай разумом то, что удобно, комфортно, признано обществом, Выбирай то, что находит отклик в твоём сердце, то, что ты хотел бы сделать, невзирая ни на какие последствия. Если сумеешь это сделать, ты сразу почувствуешь, как уйдут сомнения и суета. Всё станет понятным и очевидным.
- Ты, Борь, по-книжному как-то говоришь, чужими фразами.
- А нового в этом мире уже никто ничего не придумает. Я много перечитал литературы и философской, и религиозной. Все эти учения и течения в сути приходят к одному и тому же, только терминология разная.
- А ты, значит, выбрал сердцем, и теперь живёшь, ни в чём не сомневаясь, творишь добро и подаёшь бедным?
- Я не подаю бедным. Бедность - это болезнь, которую надо лечить, подачки только развращают. А деньги необходимы человеку для свободы выбора.
- Ну, да, забыл, до низменного потребления ты не опускаешься. Ты подаёшь только духовную пищу блаженным. Как там у вас? Блаженны бедные духом…
- Не бедные, а нищие.
- Что нищие?
- Блаженны нищие духом.
- Есть разница?
- Принципиальная. Бедные, как и богатые, могут заработать сами, различие только в количестве заработанного, ну ещё в величине их гордыни. А в нищем живет смирение, он априори на себя не надеется, может только просить.
Когда ты обращаешься вверх и полностью вверяешь свою судьбу небу, оттуда может придти то, что не способен добыть ни один богатей мира. Надеюсь, ты понимаешь, что я не о деньгах говорю. Я о познании сути.
- Ты познал истину?
- Как говорят мудрецы: «Во что ты веришь, то и истина. Как вода изменяет свою форму в соответствии с сосудом, так молекулы наших клеток меняют своё положение сразу и полностью согласно вашей вере».
Я верю, что истина есть во всём, что нас окружает. Во всём есть предназначение и смысл, в каждом предмете, звуке, цвете, запахе.
- Кстати, о запахах, - прервал Семен, принюхиваясь к Борисовой котомке, -Что-то пожрать хочется…
Борис извлёк из котомки булку и протянул Семёну:
- Сам пеку.
Семён взглянул на погрызенную горбушку, перевернул булку и откусил с другой стороны. Потом сам не заметил, как взял хлеб в обе руки, прислонил к лицу, закрыл глаза и втянул в себя запах детства.
Бескрайний цветущий луг расстелился перед его взором. На льняном полотенце лежат хлеб, зелёный лук, огурцы и соль в спичечном коробке. Отец и он с братьями наискось выстроился в шеренгу.
Вжик! Сочная трава укладывается под косой. Вжик! Каждый мускул налит молодой силой. Вжик! Солнце ласково прикасается к лицу и шее, льняная рубаха приятно холодит тело.
Теперь Борис наблюдал за блаженной улыбкой, блуждающей по лицу Семёна.
Стал я часто детство вспоминать,- заговорил Семен.- Помню сентябрь, бабье лето, картошку копаем. Отец и нас четверо братьев. Мы все на отца похожие – крепкие, коренастые, жилистые. Только трое старших, как он, каштаново- рыжие, а маленький Федька чернявый.
Запах дыма - костер горит, тут же картошку печём, едим, глядим, как убранное поле дышит. Потом начинаем клубни собирать в мешки, таскать их в погреб. Заканчиваем работу, отец командует: «А теперь, бойцы, в баню». Хлопает каждого проходящего по плечу. Потом ловит младшего Федьку, и начинается спектакль.
- Все наши на месте, - говорит отец Федьке, - А ты иди к Золотарёвым! (на соседнем поле многочисленная семья полуцыгана, черноволосого красавца Богдана Золотарева).
Федька хнычет, упирается, отец подталкивает его в спину, тот, понурив голову, бредёт к меже.
Мама, выглянув в окно и почуяв неладное, выходит в огород, начинает ругать отца.
- Иди, иди ко мне, сынок, - смеётся Богдан и протягивает к Федьке руки, - У меня всегда в кармане конфетка припасена для каждого проходящего мимо дитя – а вдруг мой.
Пытается обнять. Федька упирается в его грудь руками, поворачивает голову к отцу.
Мама ругается на чём свет стоит. Никто не поддерживает её праведного гнева. Гогот стоит с двух сторон межи.
Наконец отец делает знак головой, Федька в три прыжка оказывается рядом с ним. Ещё мгновение, и он, довольный и счастливый, сидит у отца на шее. Так и идём к баньке: три брата выстроились по росту, отец, с Федькой на шее, причитающая мама замыкает шеренгу.
Нахлеставшись вдоволь веником, выходишь в сад. Вдыхаешь всей грудью прохладный воздух. В теле такая лёгкость – кажется, вот-вот взлетишь. На веранде накрыт стол. Простая деревенская еда, но до чего вкусная!
Отец нам домашнее вино лет с тринадцати наливал, но не было в нашем роду пьяниц. Я только в последнее время разболтался немного - жизнь достала!
- Сеня, а мне недавно фото попалось. Это когда вашей маме, тёте Ане, полтинник праздновали. Я тогда вечером к вам забегал, Леха попросил меня пофотографировать.
Там вы, все рыжие, стоите во дворе в ряд, нарядные такие, весёлые, с лопатами в руках. Тётя Аня из-под Лёхиной подмышки выглядывает, хохочет. Почему вы там с лопатами?
Семён задумался, поглядел в даль, заулыбался, словно вспомнил что-то.
- Отец тогда маме сказал, что мы приедем в день юбилея. Нам же скомандовал явиться на два дня раньше. Мы с братьями втроём (Федька, младший, тогда еще с родителями жил) встретились сначала в городе, потом сели на электричку и приехали.
Отец встречал нас за околицей. Сначала, как в детстве, провёл шеренгой через деревню - похвастался сынами. Потом зашли во двор. Отец открыл двери в дом и крикнул небрежно:
- Ань, выйди, там к тебе пришли!
Ничего не подозревающая мама, вытирая руки об фартук, появилась на крыльце. Подняла голову, ахнула и присела - ноги подкосились. Она же, ты помнишь, у нас была маленькая, миниатюрная. Обувь ей в детском мире покупали. Мы, три слона, по очереди поднимали её на руки, обнимали. Отец стоял довольный, улыбался, наблюдая, как маленькие башмачки зависают в воздухе…
А в день рождения, когда уселись за стол, по телевизору стали мультик показывать, а там: «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой… Если каждый конопат, где на всех набрать лопат?» Все захохотали.
Конечно, гости не могли не заметить сходства с нашим конопатым рядом. Когда пошли курить, продолжили развивать эту тему. Решили сделать ремикс на мультик. Отец уверял, что у него лопат хватит на всех. А дедушку будем выбирать жребием из присутствующих. В тот момент ты зашёл и нас запечатлел.
- Почему, Борь, в детстве так остро чувствуется? Куда потом всё девается?
- Это так, - согласился Борис. - Я в юности на свой первый калым первый простенький фотоаппарат купил - задыхался от счастья. А от последнего дорогущего телескопа - чувство лёгкого удовлетворения.
Есть мнение, что пика духовного роста человек достигает в детстве-юности. Если к зрелому возрасту он сумел не утратить этой «детскости», то жизнь прожита с плюсом.
- А я свой первый студенческий калым отдал Софе… на аборт.
- А она?
- Не перечила. Она разумная, мягкая, уступчивая, очень женственная. Меня душой всегда к таким тянуло. Это другие части тела всё на стерв реагировали. Впрочем, Софу я никогда ни с кем не сравнивал. Особый случай. С ней всё впервые… до обморока.
Но нам было по семнадцать лет. Она в меде, ей семь лет учиться. А я с немцем уже за границу намылился - вся Европа у моих ног…
Сильно я перед ней виноват. Какой парень мог бы вырасти... Казалось, всё ещё будет, а оказалось - всё было и всё потеряно безвозвратно.
- Ты не пытался её искать?
- Пытался. Но ты же знаешь, когда совхоз развалился, наш поселок опустел. Софьины родители уехали одни из первых. Когда наших родителей не стало, Фёдор продал родительский дом и тоже переехал с семьёй в город. Кстати, Федька с возрастом стал полной копией отца, даже волосы одинаково седые. Но дело даже не в этом. Захотел бы - нашёл. Наверняка у неё семья… Нужно ли ей это?
За окном замелькали огни. Автобус въехал на автостанцию. Когда вышли из автобуса, Борис сказал:
- Я приехал. Тебе до города полтора часа езды. Возьмёшь такси, если захочешь. А сейчас пойдём.
- Куда?
- Выпьем.
- Выпьем? Меня тесть убьёт…
- Ну, как знаешь…
Борис быстро-быстро зашагал по тротуару. Семён какое-то время смотрел вслед, потом догнал, пошёл рядом. Молча дошли до двери подъезда, стали подниматься по лестнице.
- Куда мы идем?
- К женщине.
- Которая тебя обожает?
- Которая меня просто обожает.
Семён не успел спросить: «Разница принципиальная?», а Борис уже звонил в дверь.
- Разница космическая, - без слов ответил на незаданный вопрос Борис, -Меня она просто обожает, а любит всю жизнь другого.
- Кто там? - через какое-то время произнёс мягкий женский голос.
- Я.
- Заходи, я в ванной, сейчас выйду.
Ключ с щелчком повернулся в замке. Они зашли.
- Ты чего сегодня зарулил негаданно? – спросила через дверь виновница мокрых следов на полу коридора.
- Я добыл для Глебушки, что обещал, передашь ему. И для вас обоих у меня кое-что имеется…
- Боренька, я тебя просто обожаю! А передашь ему сам. Он сегодня приехал погостить. Заснул там к комнате, на диване.
- Никто не спит, - послышался сонный голос из комнаты. В проёме двери появился парень.
Семён вздрогнул второй раз за эти невероятные сутки. Их взгляды встретились.
Из ванной, с завернутым полотенцем на голове, выходила Софья.